Ему и в самом деле нужно было спешить — до решающего разговора с Белым предстояло еще встретиться с Вахой и Асланом, чтобы обсудить все нюансы нового проекта. К тому же Пчела оказался без машины, поскольку Фила, доставившего его к родителям, срочно вызвали на съемки. К Аслану ему предстояло добираться самостоятельно.
Да, разговор с Сашей обещал быть трудным, при этом Пчела мог рассчитывать только на себя. Филу большинство коммерческих предприятий Бригады были, в общем-то, по барабану, ну а Кос — как это случалось в последнее время постоянно — наверняка встретит любое предложение Пчелы в штыки.
Так что убеждать Белого в перспективности нового дела, предложенного чеченцами, предстояло ему одному.
XXXX
После нескольких дней почти непрекращающегося снегопада наконец-то выглянуло солнце. Оно отражалось тысячами искорок в свежевыпавшем снеге, в широких окнах и на блестящих оцинкованных крышах окрестных домов.
Оля вышла на крыльцо их загородного дома на Рублевке и зажмурилась — после затянутого в шторы и занавески помещения неудержимый водопад солнца ее буквально ослепил.
С тех пор, как она вернулась из Америки, Оля почти постоянно находилась в подавленном состоянии. Виной тому был ее муж — Белов совсем перестал таиться и практически в открытую крутил роман с наглой и развратной актриской. То, что до отъезда во Флориду было для Оли лишь смутным подозрением, по возвращении в Москву оказалось отвратительным, гнусным и очевидным для всех без исключения фактом.
Ее душила обида и злость, поэтому первым ее порывом было — немедленно уйти. Но по зрелому размышлению Оля пришла к выводу, что открытый разрыв с Беловым — не в ее интересах. Во-первых, Саша был ей по-прежнему дорог, и терять его навсегда она не хотела. Зная крутой характер мужа, Оля вполне резонно опасалась, что стоит ей громко хлопнуть дверью — и Белов запросто может закрыть для нее эту дверь навсегда. А во-вторых, к своему удивлению и даже некоторому стыду, Оля поняла, что ей совсем не хочется жить прежней жизнью — в крохотной бабушкиной квартирке или на старой даче, без охраны, без прислуги, но зато с постоянной заботой о хлебе насущном. Оказалось, что она настолько от этого отвыкла, что сама мысль о ежедневной работе (где? кем?) оказалась пугающе недопустимой.
После мучительных колебаний Оля поделилась своей бедой с бабушкой. Совершенно неожиданно для Оли бабушка не возмутилась, не стала призывать на голову изменника все кары небесные. Ее реакция на слова внучки оказалась куда более спокойной и взвешенной. Тихим, бесцветным голосом бабушка выложила серию избитых советов, смысл которых сводился к одному: «Терпи, Оленька, перебесится — снова твой будет».
И Оля решила терпеть. Она старалась гнать прочь мрачные мысли, но проходили день за днем, а настроение у нее оставалось неизменно плохим. Вот и сегодня с утра она ходила как в воду опущенная — до той минуты, когда окатило ее с ног до головы светом не по-зимнему яркое, щедрое и праздничное солнце.
Мгновенно вспомнилось пушкинское «мороз и солнце — день чудесный!», невесть откуда на ее губах появилась чистая, радостная улыбка, и Оле с кристальной ясностью стало понятно, что все ее беды преходящи, и в конце концов все непременно будет хорошо.
— Ванечка! — обернувшись назад, позвала она сына. — Иди скорей, посмотри, какая прелесть!
Мальчик колобком выкатился на крыльцо и, тоже зажмурившись, спросил:
— Где плелесть?
Оля рассмеялась:
— Да вот же, везде…
Ваня разлепил глаза, сбежал по ступенькам и начал прыгать по квадратам плитки, которой был вымощен внутренний двор их усадьбы.
— Тили-тили, тлали-вали… — восторженно горланил он.
Оле тоже было и радостно и легко, и она тихонько подтянула сыну:
— Это мы не проходили, это нам не задавали! Парам-пам-пам!
Они весело пропели припев раза три (других слов песни не знали ни мать, ни сын), не обращая внимания на искоса поглядывавшего на них громилу-охранника. Вдруг створки ворот, погромыхивая, поползли в стороны, и во двор с неторопливой грацией гиппопотама въехал черный «Мерседес» Фила.
Он выскочил из машины и, раскинув руки в стороны, вразвалочку направился к ним навстречу.
— Здравствуй, Валерочка! — Оля с улыбкой чмокнула Фила в щеку. — А Макса где потерял?
— Привет, Оль. У него дела там какие-то. Я вас до больницы подкину, а он уже заберет, хорошо? — Фил присел на корточки перед мальчиком и сделал ему козу. — Привет, Вано, как делищи?
— Во! — Ваня с лукавой улыбкой показал большой палец.
— Молоток, пацан! — Фил с хохотом подхватил парнишку на руки, подбросил высоко вверх и, подхватив подмышку, потащил к машине.
Они быстро расселись по местам, «Мерседес» так же неторопливо вырулил на улицу. До шоссе дорога шла сосновым лесом, и Ольга невольно залюбовалась величественной красотой наряженных в снежные шапки деревьев. Ваня, встав на коленки, рассматривал, как вьется, закручиваясь в бурунчики, снежок вслед за автомобилем.
Тишину нарушил Фил:
— Как, Оль, после Америки проклятой, трудно здесь?
— Да ты знаешь, я как будто и не уезжала, — улыбнулась Ольга. — Первую неделю, правда, чудила — проснусь и никак не въеду: где я, что я…
А потом ничего, привыкла…
— А мы после выборов вроде спокойно зажили, так пацаны меж собой перегрызлись, — пожаловался Фил. — Ты, наверное, в курсе?
— Ну я так, больше догадываюсь, Сашка же не говорит ничего… — пожала плечами Оля. — Это Витя с Космосом, да?
— Не только. Они ж упрямые все, как ослы египетские! — Фил расстроенно махнул рукой. — Все основными быть хотят…
«Мерседес» вылетел на Рублевское шоссе и, резво набирая скорость, полетел к столице.
Снежные круговерти за машиной исчезли, и Ваня стал искать себе новое занятие. Передергав все ручки на двери машины, он полез в лежащую рядом с ним сумку Фила. Ольга привычным жестом одернула сына:
— Ваня, нельзя! Это чужая сумка, ясно? Ваня! Я что сказала?! Ну-у, папочка родимый!
— Папоська лодимый… — заулыбался мальчик. — Папоська Сяся…
Фил с улыбкой следил в зеркало заднего вида за маленьким непоседой.
— И на фига ему, Оль, в больницу? Он же здоровее всех нас вместе взятых. Правильно, Вано?
— Сплюнь, — махнула на него рукой Оля. — А прививки?
Фил послушно поплевал через левое плечо и легонько постучал по иконке у лобового стекла.
А маленький Ваня, воспользовавшись, что о нем на минутку забыли, снова полез в сумку Фила. Он откинул незастегнутый клапан баула и запустил руку вовнутрь.
— Ваня! — снова одернула его мать. — Нельзя, ты же слышал! Это что за безобразие, а?!
Она потянула сумку из рук сына, клапан откинулся, и глазам Оли открылось содержимое Фи-ловой сумы. Она вскрикнула и рывком пересадила Ваню к себе на колени.
— Валера! — в ужасе прошептала Ольга. — Там голова!
Фил глянул на перепуганную Олю в зеркало и прыснул:
— Да это муляж, для кино. Я ж со съемок еду.
Глянув на дорогу, он быстро дотянулся до сумки и за волосы выдернул из сумки резиновую голову, один в один повторяющую его черты.
— Похож красавчик? — не без гордости спросил он. — А ты чего подумала?
Ваня потянул ручки к муляжу, но его одернула еще не отделавшаяся от шока Оля.
— Ой, Валер, убери эту гадость! — ее передернуло от отвращения.
Еще раз хохотнув, Фил сунул голову обратно в баул и переставил его вперед. Оля, наконец, пришла в
