знакомый голос, расплылся в улыбке. – Игорь Леонидович? Это вас Николаев из Покровской межрайонной прокуратуры беспокоит. Был у меня ваш подопечный… Да, поговорили, именно в том ключе, как вы хотели. Думаю, Шмидт все понял. – Он выслушал слова благодарности и попрощался.
Положив трубку, Николаев задумался. История-то с душком! ФСБ явно затеяло большую провокацию. И какое место в ней отводилось Шмидту? Объекта разработки или промежуточного звена? Нет, за ним явно стояла более крупная фигура. Возможно, это был его бывший шеф – депутат Белов? Но ведь он, кажется, погиб? Если погиб!
А возможно, это Зорин. По данным прокуратуры, он был связан с обоими, и с Кавериным, и с Беловым. Этот политический долгожитель пребывал в добром здравии, но ведь никто не вечен! Кто-то из древних сравнивал бывших политиков с выброшенными на берег остовами разбитых судов. Может, пришло время, и кто-то из власть имущих дал команду его торпедировать? У нас ведь солнце встает, светит и греет, пока 'дает добро' Гарант Конституции!
Утром после стычки с Бакеном в бытовке Лены появился Доктор Ватсон. В очередной раз осмотрев Сашу, он отметил разительную перемену к лучшему. Если только не считать разбитых в кровь костяшек пальцев! Бледные губы его порозовели, кожа стала упругой, а дыхание чистым и глубоким. До сегодняшнего дня Белов не мог вздохнуть полной грудью…
Это исцеление буквально привело Доктора в состояние эйфории. Присев на койку рядом с пациентом и с радостной улыбкой потирая руки, он воскликнул:
– Что, брат, сам на себя разозлился? Бодался теленок с Бакеном? То-то, давно бы так! Знаешь, что Маркс сказал? Счастье – в борьбе! В драке, то есть. С собой и миром! Да-с, молодой человек! Жизнь прекрасна и удивительна. И главное вовсе не в том, чтобы прожить ее так, чтобы не было стыдно за бесцельно прожитые годы, а в том, чтобы прожить как можно дольше, и болеть при этом как можно меньше! Сие обязанность каждого порядочного человека перед обществом! Прошу запомнить, это я как доктор говорю!
Его просто распирала энергия. Он, не прощаясь, выскочил из бытовки и бодрым шагом направился в сторону свалки, напевая что-то легкомысленное. Его радужное настроение удивило Белова.
– Слушай, а Док случайно не ширяется? – спросил он Лену.
– А ты только сейчас заметил? – усмехнулась она. – У нашего доктора не руки – чистое золото. Если бы не наркота, он бы сейчас академиком был. Рассказать, как он тут очутился?
Белов кивнул:
– Конечно…
Когда-то Доктор – Станислав Маркович Вонсовский – работал хирургом в одной из московских больниц. Грошового жалования не хватало даже на сигареты. Супруга его относилась к тому разряду женщин, которые вместо того, чтобы поддержать непутевого мужа, пилят его, не переставая. Сравнивала его непрестанно с денежными мужиками из числа общих знакомых, которые якобы тащили в дом все, что к полу не прибито, строили дачи, квартиры, покупали женам шубы и хрустальную посуду. Деньги были любимой темой ее разговоров…
Вот только таланта к накопительству Стае был лишен начисто. Когда стало невмоготу терпеть издевательства жены, он плюнул на все и пошел в военкомат с просьбой направить его в Афганистан полевым хирургом. Его бросили в самое пекло. Операции пришлось делать и в палатках, и в поле, и в горах под шквальным огнем…
В этих примитивных условиях он был вынужден не столько кроить и латать распоротые осколками и пробитые пулями тела, сколько ампутировать конечности. Не одну сотню солдат он сделал инвалидами! То есть, конечно не он, а духи, но все эти искалеченные ребята, по сути – подростки – прошли через его руки и остались в его памяти!
В условиях нечеловеческого напряжения Стае подсел сначала на алкоголь, а потом и на морфин, чем дальше, тем больше. Оказалось, что доктор не одинок в своей привязанности к наркотику, еще несколько офицеров повадились к нему, и по доброте душевной он стал помогать 'товарищам по несчастью'.
Кстати, один из них и назвал его впервые Доктором Ватсоном. Книга Артура Конана Дойла, кажется, это был 'Этюд в багровых тонах', ходила по рукам. Как раз в ней-то раненный военный врач Ватсон возвращается из Афганистана в Англию и знакомится с Шерлоком Холмсом. Кличка пристала, а через некоторое время весь медсанбат иначе его и не называл.
Вскоре начальник медицинской части заметил пропажу крупной партии морфина. Он поднял шум, вычислил доктора и подал рапорт по инстанциям.
Скандал удалось замять, однако из армии доктора выгнали. Какое-то время он работал на 'скорой'. Здесь он продолжал употреблять наркотики, но категорически отказывался участвовать в их распространении.
Напарник, который толкал его на это, побоялся, что слишком принципиальный коллега сообщит о его бизнесе куда следует. При первом удобном случае он подложил ему наркоту и сдал своим прикормленным ментам.
Срок доктору дали небольшой – только за хранение и употребление. Но отбыв его, он оказался никому не нужен. Московскую прописку он потерял, жена давно вышла замуж, дочка смотрела на родного отца с брезгливым презрением…
Оставшись без работы, Стае опустился, пошел бомжевать и вскоре почувствовал вкус к вольной, не обремененной обязанностями жизни.
Так он очутился на свалке. Куда ему было деваться? Зато здесь ему выделили отдельную бытовку, в которой он жил, принимал пациентов и варил свою ширку. И был, похоже, доволен таким положением дел…
'Что Господь ни делает, все к лучшему…' – подумал Белов, когда Лена закончила свой рассказ. Не окажись здесь такого квалифицированного врача-профессионала, быть бы ему покойником.
XVI
День окончательного выздоровления выдался солнечным и теплым. Белов сидел за столом рядом с Леной: они только что позавтракали. Молчание затягивалось, а Белов все никак не мог подыскать тему для разговора. Ему показалось, что она стесняется того, что было между ними этой ночью. Он и сам чувствовал себя несколько неловко. Днем все выглядело как-то по-другому.
Выручил Федя. Его появление несколько разрядило ситуацию.
– Привет, ребята, доктора не видали? – спросил он. – А то ко мне под утро Бакен заявился. Я его таким никогда не видел. Вошел в мою каморку, сел прямо на пол и, как птица буревестник, – матерится и рыдает. Вид – будто по нему асфальтовый каток проехал. По-моему, у него половина костей переломана. Я пока глаза продрал, он уже исчез. Но пообещал вернуться. Я подумал, может, он к доктору пошел?
Белов с Леной переглянулись. Судя по всему, отделаться от Бакена было не так просто.
– Был доктор, но про Бакена ничего не говорил, – отозвалась Лена. – Его вот только осмотрел и сказал, что все в порядке.
– Выздоровел?! – обрадовался Федя. – Ну, наконец-то! Поднимайся, хватит в четырех стенах сидеть, как таинственная Тамара. Пошли, воздухом подышим. Я тебе наши Палестины покажу.
Белов посмотрел на Лену. Ему не хотелось обидеть ее каким-нибудь неловким движением или поступком. Он понимал, что новый разрыв с ней будет уже необратимым и старался ни в коем случае не допустить даже малейшего непонимания.
– Ты как, не возражаешь? – спросил он ее.
– Сходи, прогуляйся, – ответила Лена. – Только не долго.
Они вышли из бытовки. День был солнечный, а воздух показался Белову альпийским. Видимо, ветер дувший в сторону свалки, унес ее испарения. У него слегка закружилась голова.
Федя повел Белова к вершине невысокого холма. Местность выглядела знакомой, но ему не хотелось напрягаться и вспоминать, когда и при каких обстоятельствах он мог здесь бывать. Он вообще старался сейчас ни о чем не думать и просто шагал за Федей по высокой траве, лавируя между кустами. Поначалу он
