войны род Чарлвудов угас, по завещанию последнего лорда переехало в его замок. В наши дни школа стала одной из самых престижных в Англии.
Нынешние ее хозяева постарались сохранить в ней дух и обстановку того времени, когда лорд Чарлвуд, собрав под свое крыло детей простых англичан, — стал обучать их наукам и искусству по новой, прогрессивной для своего времени, методике. „Несомненно, сама эта методика давно уже устарела, педагогика как наука продвинулась далеко вперед, но дух здорового консерватизма и изысканности, царившие в те далекие времена, наследникам и последователям Чарлвуда сохранить удалось. Хотя критерий для приема в школу был один — талант учащегося.
И во внутренней отделке и в обстановке замка нынешние его владельцы в лице миссис Уинстон и ее сына мистера Герберта, насколько это возможно, сохранили антураж эпохи лорда Чарлвуда. Были, конечно, комфорт и уют, без которых не может обойтись ни один современный цивилизованный человек, но достижения цивилизации и прогресса не бросались в глаза. Отопительная система была замаскирована, оборудование, компьютеры и бытовая техника стилизованы под старину.
Жили учащиеся по двое в комнате, обучались по общей программе в небольших группах, а по специальным предметам — индивидуально. Не стоит, наверное, говорить о том, что учителя привлекались самые одаренные и высокооплачиваемые в Англии.
Не сразу русский мальчик смог прижиться в чужой ему английской среде. Однако чутьем Иван понимал: как бы не было ему чуждо все западное, а в данном конкретном случае английское, именно здесь, в стенах элитарного учебного заведения Англии, он сможет получить необходимые ему для дальнейшей карьеры скрипача знания и навыки.
Нелегким был путь самоутверждения Ивана Белова в новых условиях. Уже на второй день пребывания в школе щуплого парня подкараулили в туалете трое подростков. Были они на год старше Ивана и учились соответственно на класс выше.
— Ты русский? — спросил плотный большеголовый мальчишка по имени Джон, останавливая Ивана.
— Русский! — с вызовом ответил тот.
Большеголовый презрительно скривил губы.
— Не люблю русских. Вы все сталинисты.
— Это твое личное дело, любить или не любить. Чем ваш Кромвель лучше Сталина, можешь объяснить? — бросил Белов и попытался пройти мимо, однако Джон и двое его приятелей преградили подростку дорогу.
— Эй, русский, ты много на себя берешь! — заявил Джон и фамильярно похлопал Ивана по щеке.
В ответ тот, не долго думая, врезал тому прямым в челюсть, и даже не интересуясь последствиями удара, повернулся и направился к выходу.
— Ничего себе! — возмутился Джон, не ожидавший такого оборота событий, и кивнул
друзьям: — А ну-ка подержите его, джентльмены!
Двое мальчишек схватили Белова. Они были намного сильнее его, и как Иван ни выворачивался, ребята скрутили ему руки. В ходе схватки из карманов Ивана посыпались мелкие предметы: кусочек канифоли для натирания смычка, кое-какая мелочь и уменьшенная фотография, на которой он был изображен вместе с родителями на фоне пирамид.
— А это еще что за трое уродов? — спросил Джон, хотя прекрасно понял, кем доводились Ивану люди с фотоснимка.
От обиды и бессилия что-либо предпринять, Иван готов был заплакать. Сдерживая слезы, он ответил:
— Урод это ты, а они мои родители!
Джон запрокинул голову и рассмеялся зло, оскорбительно.
— То-то я смотрю, они на свет идиота произвели.
Дальше терпеть издевательств Иван не мог. Изловчившись, он с силой пнул обидчика по ноге. Удар был чувствительным. Джон взвыл и наотмашь ребром ладони рубанул Белова в основание шеи. Иван ринулся вперед, но парни держали его крепко. Джон снова ударил, на сей раз по щеке. Избиение прекратил вошедший в туалет воспитатель.
— В чем дело, джентльмены? — спросил он, с удивлением оглядывая отпрянувших от новичка подростков. Мальчишки были взъерошены, как воробьи после драки. — Они что, били тебя? — обратился он к Ивану.
— Извините, мистер Джонатан, — произнес тот, отряхивая порванную одежду. — Мы просто играли!
Джон вместе с приятелями бочком выскользнул из туалета. Воспитателю Иван о конфликте не рассказал, хотя тот и пытался у него выведать подробности состоявшегося знакомства с компанией Джона. Может быть, в Америке и Англии доносительство друг на друга обычное явление, это их проблема, но в России стукач — презренный человек. Так говорил папа. Потому Иван и не заложил новых знакомых.
Однако Джон и его компания восприняли молчание Белова по-своему. Они решили, что это «молчание ягнят», будто им так удалось запугать новичка, что он просто не смеет на них пожаловаться, и продолжали задираться. То в коридоре ножку подставят, то толкнут, то обидное вслед Ивану скажут. В конце концов, после очередного выпада Джона Иван не выдержал.
— Ну, ты, сэр! — сказал он ему, вкладывая в слово «сэр» всю имеющуюся у него в запасе иронию и по-русски добавил: — Хренов. Если ты такой крутой, то давай встретимся один на один и поговорим. Или боишься?
Разговор происходил в присутствии нескольких девчонок, пришедших навестить своих родственников, перед ними, собственно говоря, и рисовался Джон, задирая Белова. Подростку ничего не оставалось делать, как принять вызов Ивана.
— Это я-то боюсь? — со змеиной улыбочкой прошипел большеголовый. — Я с большим удовольствием встречусь с тобой и отверну тебе голову..
— Если я тебе позволю. Это я тебе тыкву откручу! — не остался в долгу Белов. — Чтобы не мешала тебе в двери проходить.
Это намек, вернее, прямое указание на непропорционально большую голову, окончательно вывел из себя Джона. Он дернулся было в сторону Ивана, но дружки его остановили.
— Остынь, Джонни! Не будешь же ты с ним драться перед окнами директорского кабинета.
Драться договорились на следующий день после занятий за территорией школы в парке.
Вечером одноклассник и сосед Вани по комнате, трусоватый очкарик Вильям, завел с Беловым разговор по поводу назначенного на завтра поединка. Слух о том, что русский будет драться с задирой Джоном уже дошел до его ушей. Поскольку они приятельствовали, Билли искренне переживал за своего непутевого однокашника.
— Вот что, Айвен, — сказал он блеющим голосом, — лучше откажись от дуэли.
— Это еще почему? — лежавший на кровати лицом к стене Иван повернулся к соседу.
— Джонни тебя изобьет, — удивляясь непонятливости соседа, сказал Вильям. — Ты же оскорбил его при девчонках. Над ним смеются теперь. А он обид не прощает.
Иван в свою очередь сам искренне удивился тупости Вильяма: ведь кроме боли, надо бояться стыда. Причем стыда в первую очередь, а боли в последнюю.
— Так ты предлагаешь мне встать перед Джоном на колени и попросить у него прощения?
— На коленях, конечно, не обязательно, — рассудительно произнес приятель Ивана. — Но извиниться можно. Может, Джонни простит тебя, и вы подружитесь.
Иван снисходительно посмотрел на соседа по комнате. Нет, не понимает парень простых вещей.
— Но это же трусостью называется, — произнес Иван.
— Пусть так, — охотно признал Вильям. — Зато проблем не будет. Тебе не драться нужно, а учиться. Вот что главное. Мы же с тобой музыканты, — Вильям тоже учился музыке, но по классу фортепьяно.
Белов отрицательно покачал головой.
— Нет, Вильям, прощения просить я не буду. Я же себя потом уважать перестану.
Он повернулся к стенке и накрылся с головой одеялом…
На следующий день в назначенное для дуэли время Иван пришел в лес, начинавшийся сразу за
