Глава 31
Дион проснулся и, потягиваясь, протер глаза. Одеяло, которым он накрывался, казалось тяжелым. Он спихнул его и сел. За окном было светло, хотя прямые солнечные лучи в комнату уже не попадали. На полу обозначились резко очерченные контуры теней, отбрасываемых оконными рамами. По всему было видно, что там, за окном, хорошая погода, однако атмосфера в комнате была какой-то темной, давящей. Он никогда не страдал клаустрофобией, но сейчас чувствовал себя так, будто его настиг приступ этой болезни. Все здесь казалось тесным и ограниченным, словно и его комната, и весь мир за окном давили на него. Даже трусы и футболка были какими-то неестественно узкими, хлопковая ткань слишком туго обтягивала его кожу, ограничивала движения. Он сбросил футболку, сбросил трусы, но неприятное ощущение не проходило.
Он встал. Его тело было очень маленьким. Странно, очень странно, но именно так он мог передать свое теперешнее ощущение. Естественно, за ночь он не сморщился, но его тело каким-то образом уплотнилось, стало компактным, получалось, будто его сущность оказалась слишком велика для его физических размеров.
Нет, это не тело сократилось, а он сам внутри себя вырос.
Полнейшая бессмыслица. Почему ему приходят в голову такие идиотские мысли?
Ему все время что-то снилось. Всю ночь. И хотя Дион мог вспомнить только отдельные фрагменты, он был уверен, что эти сны объединены общим сюжетом, что все эпизоды взаимосвязаны и внутренне друг с другом переплетены, как отдельные серии телевизионных сериалов.
И по какой-то причине это его пугало.
В него вселяло страх все, что он вспоминал: усмехающаяся голова матери Маргарет, насаженная ртом на его огромный твердый член; он выступает перед огромной толпой в каком-то амфитеатре, и все эти люди одновременно достигают оргазма; какая-то грязная не то лужа, не то трясина, в ней копошатся муравьи, начинающие внезапно расти, меняться, превращаясь в мужчин, которые, преклонив перед ним колени, приносят клятву в вечной верности; тела мертвых женщин, плавающие в черном озере, их лица недвижны и безжизненны, но ноги брыкаются, а руки гребут, и они плывут; мистер Холбрук, без рубашки, толкающий валун вверх по наклонной плоскости в темной пещере; три красивые обнаженные женщины, стоящие на вершине высокой скалы, они поют, в то время как мужчины там, в долине, внизу под скалой, в бешенстве бросаются вперед, разбивая себе головы о камни.
Дион не понимал причины возникновения подобных снов, единственное, что он сознавал, так это ужас. И самым печальным в них было то, что они казались более реальными, чем сама жизнь. Его страх был полон предчувствия еще большего кошмара. Он уже проснулся, сны все кончились, но неприятное ощущение оставалось. Раньше после пережитого во сне приходило успокоение. Теперь, наоборот, его не покидало чувство ожидания чего-то непредвиденного и непоправимого.
Дион прошел в ванную и посмотрел на себя в зеркало.
Может быть, он сошел с ума?
Подумал и испугался этой мысли еще больше, чем снов.
Он быстро принял душ и снова ощутил несоразмерность своего тела.
Усилием воли он выбросил этот бред прочь из головы.
О том, что он собирается пойти гулять с Пенелопой, Дион маме не сказал, и вот сейчас, одевшись, он прошел на кухню, чтобы что-нибудь съесть. Мать поинтересовалась, не хочет ли он после завтрака заняться уборкой и стрижкой газона. Он сказал, что планирует уйти, и, к его удивлению, прежде чем что-то ответить, она выдержала долгую паузу. Он ожидал от нее понимания, покладистости – в общем, полной поддержки. Ему казалось, что до сих пор она была в восторге от того, что он наконец-то начал встречаться с девушкой, и поэтому сейчас даже это легкое ее колебание заставило Диона напрячься и перейти в защиту. Ничего дурного о Пенелопе мама никогда не говорила, но ему не нравилось, если он не встречал полного и безоговорочного одобрения. Поэтому он немедленно обиделся. Черт побери, ведь мама Пенелопу даже не видела. Какое же право она имеет ее осуждать?
Может быть, следует познакомить ее с Пенелопой?
Может быть.
«Я обдумаю этот вопрос позднее».
Он быстро съел завтрак, состоящий из тостов и какао, и взял у мамы взаймы десять долларов, обещая вернуть.
– Ты хочешь мне их вернуть? – спросила она. – Но как?
– Когда найду работу.
– Ты собираешься начать работать?
Он широко улыбнулся.
– Пока нет. Но, когда начну, ты будешь первой, кому я верну долг.
Он бросила в него ключи от машины.
– Убирайся отсюда.
Он был счастлив. Бак в автомобиле был полный, значит, не нужно будет тратить деньги на заправку. Как это он раньше об этом не подумал? Ведь если бы потребовалось заправляться, то одалживать пришлось бы двадцать долларов.
Он включил заднюю передачу, выехал на улицу и посмотрел на запад, в сторону гор. Прежде этот вид его раздражал, сейчас же он показался ему знакомым и умиротворяющим, и Дион не мог вспомнить, что же это его прежде беспокоило в этих горах.
Хотя на часах было только четверть десятого, но, когда он подъехал к воротам винного завода, Пенелопа уже ожидала его, сидя на скамейке рядом с калиткой. Он обрадовался, что она одна, что ему не надо входить в дом и встречаться с ее матерями. Сегодня ему очень не хотелось это делать.
Увидев его, она встала и, когда он открыл дверцу, заняла место рядом.
