Из кухни появилась Кэрол с серебряным подносом, на котором располагались восхитительно ароматные отбивные.
– Что это? – спросил он, когда она поставила поднос.
– Что 'это'?
– Это. – Он обвел жестом стол. – Что случилось?
– Ничего, – ответила жена. – Просто у меня хорошее настроение и мне захотелось приготовить симпатичный ужин. Это преступление?
– Нет, не преступление. Но ты обычно не утруждаешь себя таким образом, если тебе ничего не нужно. Или... – Он поднял голову. – Ты попала в аварию? Разбила машину?
– Это оскорбительно, – сверкнула она взором. – Я же сказала, просто у меня было хорошее настроение. Было.
Взгляды их на мгновение перекрестились, затем Кэрол отвернулась и ушла обратно на кухню. Нортон сел к столу. Еда смотрелась весьма аппетитно, и он щедро обслужил сам себя всеми вкусностями. Вернулась Кэрол и поставила перед ним стакан молока.
Некоторое время они ели молча. Он вполне наслаждался устраивающим его изменившимся положением дел, но Кэрол без общения явно чувствовала себя некомфортно и в результате сдалась.
– Ты даже не хочешь узнать, почему у меня хорошее настроение? Чему я радуюсь?
– И чему же ты радуешься? – со вздохом повторил он.
– Потому что у нас прошло первое собрание труппы в сезоне.
– И что вы решили ставить в этом году? Снова 'Энни''! Мир испытывает огромную потребность еще в одной любительской постановке 'Энни'.
Она швырнула вилку на стол.
– Ты просто надутый осел.
– О чем ты говоришь?
– Почему тебе надо всегда обязательно принижать то. чем я занимаюсь?
– Ничего я не принижаю.
– А как это в таком случае называется?
– Я не...
– Что 'не'? Критиканство – вот что это такое! К твоему сведению, в этом году мы ставим 'Компанию' Сондхейма. – Глаза ее снова сверкнули. – И только попробуй сказать, что у нас не хватит таланта!
– И не собирался, – ответил он.
Но солгал. Потому что именно это он и хотел сказать. Теперь ему оставалось только блюсти нормы приличия, потому что она была гораздо острей на язык и не преминула бы посадить его в лужу при первом удобном случае.
Зачем он так делает? Он неоднократно уже задавал себе этот вопрос. Что его вынуждает постоянно нападать на нее, сомневаться в ее способностях, насмехаться над ее целеустремленностью, чернить все, что бы она ни делала? Нет, дело не в том, что он ставил себя выше, как она нередко предполагала. И не в том, что недооценка или унижение других были для него способом как-то возвыситься над окружающими. Нет, все было гораздо проще. Проще и в то же время гораздо сложнее.
Ему нравилось доставлять людям боль.
Муравьи.
Он глубоко вдохнул, уставившись в тарелку с картофельным пюре. Нелегко признаваться в этом. Проницательное, хотя и губительное самообвинение, признание за собой таких черт, которых он предпочел бы не иметь. Не многие способны почувствовать или признать за собой такие низкие и предосудительные качества...
'Господи!' – мысленно воскликнул он. Кажется, он уже готов поздравлять себя, благодарить себя за то, что признал себя подонком!
Да что за дьявол в него вселился?
Все это началось с тех муравьев.
Нортон поднял голову и посмотрел на Кэрол, сидящую напротив.
– Извини, – буркнул он. – Просто у меня выдался тяжелый день.
– Не в первый раз, – откликнулась она.
– Я понимаю. Понимаю...
– Нет, не понимаешь!
– Кэрол, что ты от меня хочешь? Я же извинился.
– Порой ты ведешь себя как высокомерный самовлюбленный мерзавец.
– Я...
– Мне не хочется с тобой сейчас разговаривать, Норт. Поэтому заткнись и доедай свой ужин.
Окончание трапезы прошло в гробовом молчании. Насытившись, он встал и ушел в гостиную смотреть
