Почему-то призрак Кэрол в этом он не заподозрил. Нет, он был убежден, что это дело рук той злобной маленькой девочки. След из горелых тостов привел его к ней, он был выложен специально для него, и он даже предполагал, что качество этих тостов было преднамеренным, оно тоже означало какое-то сообщение.
Давление становилось невыносимым. То, что стояло за всей этой кампанией, страстно желало как можно быстрее отправить его в Окдэйл. Возвращайся.
Он взял один из тостов, понюхал, осторожно попробовал на язык. Хлеб был настоящим. Обычный подгоревший хлеб, никакая не чужеродная отвратительная субстанция, не демонстрация сверхъестественных сил.
Что бы это могло значить, размышлял он. Символом чего это может быть? В чем его смысл?
Он встал и отправился бродить по дому в поисках еще чего-то неординарного, необычного, но все стояло на своих местах, выглядело нормально – так, как и должно. Он вернулся в спальню, чтобы одеться, снова увидел все эти черные ломтики на полу вокруг кровати, невольно представил, как это злобное дитя раскладывает их здесь, а ее легкое платьице колышется от залетающих в комнату сквозь постоянно раскрытое окно порывов холодного ночного ветра, и снова почувствовал эротическое возбуждение.
Нортон прошел в ванную комнату, глянул в зеркало на свое небритое лицо, увидел мешки под глазами, дикие встрепанные седые космы... Эрекция еще не пропала, он подумал помастурбировать, но устоял перед искушением.
Нет, так дальше продолжаться не может. Давление только усиливается, и рано или поздно ему придется вернуться в Окдэйл. Он не понимал, зачем, не представлял, что там может произойти, но при всех страхах и кошмарах, которые, как он предполагал, могут его поджидать там, эта поездка представляла собой единственный выход из мрачной ситуации, в которой он оказался.
Он побрился, причесался, оделся, потом позвонил директору школы. Никто не ответил. Он надиктовал на автоответчик, что плохо себя чувствует, и попросил, чтобы его подменила именно Гэйл Дуиг. Гэйл была его бывшей ученицей. Как-то раз в прошлом году, когда он заболел, она уже заменяла его и справилась просто блестяще.
Все еще было раннее утро. Половина седьмого. Поэтому он сделал себе завтрак (никаких тостов!), съел его, пролистал утреннюю газету и только потом позвонил Халу.
Его друг тоже встал спозаранку. В прошлый раз Нортон не стал говорить Халу про свое общение с девочкой, но теперь рассказал и об этом, а также описал нынешнее просыпание в постели, заваленной горелыми кусками хлеба.
Потом глубоко вздохнул и перешел к главному.
– Я вынужден поехать. Вернуться в Окдэйл. Ты не хочешь поехать со мной?
– Я же сказал – поеду, – с легким раздражением откликнулся Хал.
– Но это далеко. Туда почти день езды, и не представляю, что произойдет, когда я там окажусь, и как долго мне придется...
– Ты что, оглох? Я же сказал – я еду с тобой!
– А что это пищит у тебя в трубке? На том конце линии наступила тишина.
– Хал!
Нортон услышал тяжкий вздох, а потом и голос друга.
– Я почувствовал в доме присутствие Мариэт.
– А ты ее не видел?
– Нет. Точно как раньше. Просто чувствую, что она рядом.
– Думаешь, это как-то связано с тем, что происходит со мной?
– Не знаю, – устало произнес Хал. – Может, это потому, что нам обоим с тобой помирать пора. Черт побери, не знаю. Только...
– Что 'только'?
– Только ее присутствие перестало быть приятным. Теперь оно... пугает.
– Это как-то связано со мной?
– Никак, старый осел! Я просто хочу побыстрее выбраться из дома и вообще куда-нибудь подальше отсюда. Тебя это устраивает?
– Господи, ну что ты сердишься?
– Ты хочешь, чтобы я с тобой поехал, или нет?
– Конечно, да. Поэтому и позвонил.
– Ну и когда мы двинемся?
Нортон взглянул на часы. Семь десять.
– Заеду за тобой через час. Собери что тебе нужно на пару дней, на всякий случай.
– Буду ждать.
Зазвучали короткие гудки отбоя. Нортон аккуратно положил трубку на рычаг. Хал разговаривал очень нервно, и это было несколько беспокойно. Не понравилось ему и то, что Хал заговорил про возвращение призрака его жены. Слишком явное совпадение, чтобы его можно было счесть случайным. Ему не понравилось, что сверхъестественные силы, прицепившиеся к нему, какого рода бы они ни были, одновременно обратили внимание и на Хала. Тот был явно испуган, а он всю жизнь считал, что Хала ничем не испугать.
