звукоизоляционными плитками. До того момента, пока не произнес этого, он боялся себе признаться, что в последние дни с отцом действительно происходит что-то странное, такое, что никак нельзя отнести на счет последствий инсульта.
На столе зазвонил телефон. Майлс снял трубку.
– Алло.
– Мистер Хьюрдин?
Он узнал голос Марины Льюис.
– Я же говорил вам – Майлс.
– Мне нужно, чтобы вы приехали в дом к моему отцу, – продолжала та. – Срочно.
В голосе звучало такое напряжение, которого он раньше не слышал, напряжение, весьма напоминающее плохо сдерживаемую панику.
– Что случилось? – спросил он, уже понимая, что ответа не получит.
– Я не хочу говорить по телефону.
– Сейчас приеду.
– Адрес нужен?
– У меня есть. Ждите через двадцать минут.
Открыв нижний ящик стола, он захватил миниатюрный диктофон и кинул его в портфель вместе с дополнительным блокнотом. Потом взглянул на часы. Десять тридцать. По расписанию отца выпишут не раньше двух. У него туча времени.
– Я не вернусь, – сообщил он Наоми. – Если что-то важное, оставь записку.
– Удачи, Майлс, – улыбнулась женщина. – Надеюсь, с отцом будет все хорошо.
По дороге в Санта-Монику он размышлял, о чем таком Марина не могла сказать по телефону. Голос звучал испуганно, словно она обнаружила нечто такое, к чему оказалась не готова и с чем не хотела иметь дело.
Лиэм Коннор жил в старом районе односемейных домов, выстроенных в испанском стиле – с белыми оштукатуренными стенами и красными черепичными крышами. Газоны у всех были ухожены и аккуратно подстрижены, а сочетание похожих на корабли «бьюиков» и «понтиаков» старых обитателей с полированными «мерседесами» и «БМВ» их более молодых соседей говорило за то, что район процветает.
Марина с моложавым мужчиной, в котором Майлс предположил ее мужа, вышли на крыльцо, как только он свернул на дорожку, ведущую к дому. Они явно его ждали и оказались у машины раньше, чем он успел открыть дверцу.
– Спасибо, что приехали, мистер... э-э... Майлс, – улыбнулась Марина.
Он кивнул и вежливо улыбнулся мужчине.
– Гордон, – представился тот. – Муж Марины.
– Отец здесь? – спросил Майлс, глядя на дом.
Марина с мужем обменялись быстрыми взглядами.
Он это заметил и моментально насторожился.
– С ним что-то случилось?
– Нет-нет, – покачала головой женщина.
– А что тогда? Что вы не могли сказать мне по телефону?
– Он... он кое-что сделал. Сделал список. Мы должны вам показать. – И оба направились к дому.
– А отец дома? – снова спросил Майлс, шагая за ними следом.
– У себя в комнате, – ответил Гордон. – Он... он не хочет вас видеть.
Они вошли внутрь. Интерьер дома оказался более модным, чем представлял себе Майлс. Вместо старинных семейных фотографий в рамочках и репродукций расхожих пейзажей в гостиной на одной стене висели оригинальные картины художников-абстракционистов, на другой – не менее оригинальные памятные вещи эпохи Дикого Запада. Мебель была низкой, стильной. У стены – телевизор с огромным экраном. Сверкающий паркетный пол – в идеальном состоянии.
– Я до сих пор не понимаю, почему ваш отец не хочет содействовать расследованию. Вы сказали, что он боится. Он даже ходил в полицию. Как могло получиться, что теперь он совершенно не заинтересован узнать, кто ему досаждает?
– Я тоже не понимаю, – призналась Марина. – Но...
– Что «но»? – подтолкнул Майлс.
– Но вы должны увидеть, что он написал.
Они с Гордоном провели Майлса в комнату, похожую на кабинет, – небольшое тесное помещение, с полками, битком набитыми книгами, с коробками, громоздящимися на письменном столе. Над всем этим хаосом доминировало массивное старинное шведское бюро.
– Здесь, – сказал Гордон.
Майлс подошел к бюро. На портативной печатной машинке лежал желтоватый листок из блокнота, на котором от руки было что-то написано.
– Что вы скажете?
Это был перечень фамилий, очевидно, составленный Лиэмом. Майлс быстро просмотрел список.
Дойдя до середины, Майлс почувствовал, как в голову бросилась кровь.
– Что это? – обернулся он к супругам.
– Именно это мы и хотели бы узнать, – ответила побледневшая Марина.
– А у отца спрашивали?
– Он отказывается говорить. – Глубоко вздохнув, Марина продолжила. – Я узнала фамилию того человека, которого убили, поэтому и решила позвонить вам. Мы с Гордоном подумали – может, существует какая-то связь между женщиной или кто бы там ни был, кто преследует отца, и тем, кто убил того человека.
– Думаете, нам следует обратиться в полицию? – спросил Гордон.
– Безусловно, – ответил Майлс. – Но особых надежд не питайте. Поставить их в известность не повредит, немного озадачить, но делать они ничего не будут. В данный момент я постараюсь найти всех, кто перечислен в этом списке. Разумеется, вашему отцу известно, что их объединяет. Допускаю, он может догадываться или знать, почему был убит тот человек и почему его самого преследуют...
– Он не скажет.
– Значит, вам нужно постараться заставить его сказать. Возможно, опасность грозит не ему одному. Все остальные тоже рискуют. Убедите его, что, продолжая молчать, он подвергает риску жизни других людей.
– Мы постараемся, – кивнул Гордон.
– Но он очень упрям.
Майлс еще раз посмотрел список и нахмурился. Он вспомнил, что Грэм не собирался делать факт смерти Монтгомери Джона достоянием прессы.
– Вы сказали, что встретили эту фамилию в газете?
– Нет, – ответила Марина. – По телевизору. На канале «Экстра».
«Экстра»? Грэму удалось скрыть факт убийства от официальных каналов, но он каким-то образом просочился на бульварный канал?
– Мне запомнилось имя, потому что не смогла забыть то, каким образом он был убит. – Марина передернула плечами. – Нашпиговать льдом так, что он захлебнулся... Какая страшная смерть...
– Что значит «нашпиговать льдом»? О чем вы говорите? – Тут в мозгу у Майлса что-то щелкнуло. – О
– О Дереке Бауре.
Дерек Баур.
Значит, их уже двое.
Майлс почувствовал, как в висках снова запульсировала кровь.
– Недавно был убит еще один человек из этого списка. Монтгомери Джонс. Его разорвали пополам. Неподалеку от плотины в Уиттеровской теснине.
