кухню. Заслышав шаги сестры, даже не оборачиваясь, Гретхен распорядилась:
— Фрида пошла наверх умыться и причесаться, отнеси, пожалуйста, булочки. Я приготовила кучу еды — может, завтрак отвлечет маму от всех этих мыслей.
Анна подхватила корзинку с теплыми булочками и задержалась на минутку предупредить сестру:
— Мама беспокоится о тете Тане.
На секунду быстрая рука Гретхен замерла. Затем она снова принялась мешать какао, не давая молоку пригореть.
— Что тут скажешь, оттуда уже несколько месяцев нет писем. Сейчас ни ты, ни я тете Тане не поможем, давай лучше подумаем о маме, ей ведь так тяжело!
— И о папе, — добавила Анна, направляясь в столовую.
Гретхен понизила голос, не услышали бы родители в спальне:
— Конечно, только мужчинам все легче дается. Проверь ложки и вилки на столе.
Анна посмотрела на обеденный стол. Посреди стояла большая ваза с настурциями, золотистые и огненно-красные цветы сияли той же красотой, что и вчера, до объявления войны. Свет отражался в блестящих ножах, вилках и ложках, синие фарфоровые подставки для яиц, подаренные маме на свадьбу, сверкали в солнечных лучах. Польша, Чемберлен, даже тетя Таня казались такими нереальными, тусклыми и далекими, ничего общего не имеющими с жизнью в Торонто.
Гретхен не права, папе это совсем нелегко дается. Она-то, Анна, знает, видела, как отец плакал. Воспоминание заставило девочку похолодеть, ей стало ужасно одиноко, несмотря на солнечное сияние и настурции.
Глава 3
На следующее утро Анна и Гретхен убирали дом. Война все еще будоражила мысли девочки, но завтрашний день беспокоил уже меньше. Завтра Изабелла обещала зайти утром перед школой — они пойдут туда вместе, а сегодня она заглянет в гости и даст Анне последние наставления. Изабелла и Анна подружились еще в классе для слабовидящих детей, но в прошлом году Изабелла перешла в другую школу — в старшие классы. Без сомненья, старшая подружка точно знает, что предстоит младшей.
Вытирая пыль, Анна посматривала в окно. Гретхен подошла и встала рядом, тоже глядя на пустынную улицу.
— Изабелла, наверно, придет после обеда, — сказала сестра, даже не спрашивая, кого дожидается Анна.
— Она обещала прибежать, как освободится, вдруг… — начала младшая, но тут услышала шум подъезжающей машины. Нет, это не Изабелла, машина проехала мимо, даже не замедлив хода.
Анна вздохнула и вяло принялась протирать этажерку у окна.
Папино радио! Проводя тряпкой по блестящей поверхности приемника, девочка пыталась убедить себя, что живет в стране, вступившей в войну, только у нее не получалось. Их жизнь никак не изменилась, и оттого слово «война» казалось каким-то совершенно немыслимым.
— А ты чувствуешь военное время? — спросила она сестру.
Гретхен покачала головой:
— Ты опять всю пыль оставила, вот здесь, с краю.
По словам мамы, Анна замечала пыль только когда та была в сантиметр толщиной.
— Изабелла все равно не захочет с нами обедать. У нас сегодня тушеная капуста, — и Гретхен с веником в руках остановилась возле сестры.
— Она мне объяснила, дело не во вкусе, а в запахе, — Анна замерла на минутку, не выпуская тряпки из рук. — Как с мозгами и языком. Ее родителям нравится, а она терпеть не может просто из-за названий.
— Представь себе мамино выражение лица, если когда-нибудь Изабелла сядет с нами за стол и станет воротить нос от еды, — усмехнулась Гретхен.
Анна расхохоталась. Тут девочки услышали шаги на лестнице, ведущей в подвал, и, не сговариваясь, принялись с удвоенной энергией вытирать пыль и подметать.
Работы было полно, и утро прошло незаметно. Скоро Анна вместе со всеми сидела за столом, принюхиваясь к аромату тушеной капусты и жареной свинины. Что бы ни говорила Изабелла, а ей, Анне, такая еда по вкусу. Но все же девочке хотелось поскорее закончить обед.
— Как хорошо собраться всем вместе в понедельник, — мама с улыбкой оглядела сидящих за столом.
Анна испугалась, вдруг мама заметит ее нетерпение, и постаралась сменить тему разговора.
— А где Руди? — старший брат почему-то отсутствовал.
— Взял бутерброды и отправился на прогулку в Хай-Парк с бывшими одноклассниками и мистером Мак-Нейром, — объяснила погрустневшая мама. — Я его просила остаться и пообедать с нами, но они, оказывается, сговорились раньше.
— Я бы точно не пошел на прогулку ни с одним учителем! — пожал плечами Фриц.
— Ты хочешь сказать, ни один учитель ни за что не пошел бы на прогулку с тобой, — поправила брата Фрида.
— Руди уже совсем взрослый, Клара, — откликнулся папа. — Теперь его часто не будет дома. А нам надо поскорее свыкнуться с этим.
Мама кивнула, соглашаясь, но Фриц рассмеялся:
— Не такой уж он и взрослый. Вы бы слышали, как он разговаривал во сне прошлой ночью. Все время бормотал по-немецки, я мало что смог разобрать. Похоже, играл во сне в салочки. Досчитал до десяти и вдруг как закричит: 'Я тебя поймал, Вольф, тебе водить'. А потом ужасно сердито: 'Нечестно, Гельмут, нечестно. Сейчас моя очередь!'.
— Смешно, — фыркнула Гретхен, — Руди давным-давно не вспоминал Вольфа и Гельмута. Я, конечно, их имена не забыла. Но прошло уже столько времени… Я даже не соображу, когда мне в последний раз снился Франкфурт.
Папа поднял голову, будто тоже хотел сказать, что ему снится Франкфурт, но потом, видно, передумал.
— А мне вообще никогда ничего не снится, — заявил Фриц.
— Если я просыпаюсь и помню, что мне снился интересный сон, то стараюсь снова заснуть и досмотреть его до конца, — объявила всем Фрида. — Иногда они не хуже фильмов.
Анна уже была готова по маминому знаку убирать со стола, как мама, вдруг покраснев, призналась — ей тоже иногда снится Франкфурт.
— Мы сидим, ужинаем у Якобсонов, только я начала есть, как вижу — на мне большущая фланелевая ночная рубашка, я в ней спала во время беременности. Я тебе говорю обычным голосом, будто ничего такого не происходит: 'Эрнст, поехали домой, у меня голова разболелась'. А ты оборачиваешься ко мне и спрашиваешь: 'Разве мы с вами знакомы?' Словно век меня в глаза не видел.
— Дальше, дальше, — потребовала Анна, пока все остальные покатывались с хохота.
— Ну, я проснулась, и так мне легко стало, оказалось, преспокойно лежу в своей кровати.
— С человеком, который с тобой не знаком, — рассмеялась Гретхен.
— Гретхен, Анна, убирайте со стола, — напустила на себя серьезный вид Клара Зольтен.
Анна уже возвращалась из кухни, когда раздался звонок в дверь. Она еле удержала в руках вазу с фруктами.
— Изабелла пришла! — едва не швырнув вазу на стол, девочка помчалась к входной двери.
Но это была не Изабелла, а миссис Шумахер — учительница Анны из класса для слабовидящих детей.
Младшая Зольтен в изумлении застыла с открытым ртом, но, придя в себя, просияла от восторга.
