– Ну, вы-то держитесь весьма неплохо, – улыбнулся Нестор.
Персефона удивилась такому комплименту.
– Я – дело другое. Я привыкла преодолевать трудности и сохранять спокойствие в критических ситуациях.
– Вы научились этому, живя на Дейматосе?
Она кивнула. Нестор пошел вдоль полок, выбирая свитки и протягивая их Персефоне. Когда у нее в руках образовалась приличная стопка, он заметил:
– Вы никогда не рассказывали о себе.
– Я боялась, что, если вы узнаете обо мне все, то не разрешите мне брать книги.
Он изумленно взглянул на нее:
– Вы в самом деле так думали? Я никогда не запретил бы вам пользоваться библиотекой.
– Я поступала глупо, простите, – с улыбкой созналась Персефона.
– Признаюсь, я слегка тревожился за вас. Вы ни словом не обмолвились о своей семье и всегда приходили сюда одна.
– У меня нет семьи. Нестор покачал головой:
– Только не говорите, что вы вылупились из яйца. Она невольно рассмеялась:
– Конечно же, нет. Разумеется, я, как все, имела родителей.
– Ваша мама умерла, когда вы были ребенком?
По спине Персефоны пробежал холодок.
– Откуда вы знаете?
– Со мной случилось то же самое. Я долго страдал от тоски и одиночества и никак не мог найти свое место в жизни. Моя мама считалась удивительной женщиной. Я горячо любил ее и люблю до сих пор, несмотря на преклонный возраст. Я последний из живых, кто ее помнит. – Положив на вершину стопки еще один свиток, он добавил: – Вы помогли мне оживить давние воспоминания.
– Моя мама тоже была хорошей женщиной, – тихо произнесла Персефона. – Мне ее очень не хватает.
– Я вас прекрасно понимаю. Она умерла на Дейматосе?
– Нет… – Здесь, в тиши книгохранилища, наедине со старым библиотекарем, Персефона решилась сказать то, о чем никогда и никому не говорила. – Она заболела, но несколько недель скрывала от меня свое состояние. В конце концов я уговорила ее обратиться за помощью. Она уехала на Илиус, велев мне остаться.
Персефона долго упрашивала маму, чтобы она взяла ее с собой, но та оставалась непреклонной. Теперь, оглядываясь назад, Персефона догадывалась о причине ее упрямства: мама не знала, как ее примут на Илиусе, и не хотела подвергать опасности свою дочь. Во всяком случае, Персефона надеялась, что правильно истолковала ее поведение. Ей не хотелось даже думать о других вариантах.
– Вы послушались свою маму, – отозвался Нестор. – И тут нет ничего постыдного.
– Через три дня после ее отъезда волны прибили к берегу пустую лодку. Я не нашла в ней никаких следов моей мамы.
Увидев пустую лодку, Персефона несколько недель бродила по берегам Дейматоса и выкликала мамино имя, но все без толку.
– Вы говорите, она заболела?
– Да, серьезно заболела. Однако она уверяла меня, что справится с лодкой.
– Она переоценила свои силы, – тихо проговорил Нестор.
– Наверное.
А может, она решила покончить со своей одинокой безрадостной жизнью и сознательно бросила единственного ребенка. Персефона отказывалась верить в такие предположения, однако неизвестность судьбы ее матери до сих пор не давала ей покоя.
– Давайте отнесем книги наверх, – предложил Нестор.
Подойдя к лестнице, Персефона заметила знакомое лицо. Лайам Кемпбелл тоже увидел ее и усмехнулся:
– Что у вас там, милочка?
– Бесценные сокровища, – ответила она, протягивая ему стопку книг.
Он передал ее по цепочке.
Персефона одарила его улыбкой и поспешно вернулась к Нестору. Они продолжали сортировать печатные материалы, на ходу решая, что спасти, а что оставить. Зачастую их решения давались нелегко. Персефона отнесла на лестницу еще несколько стопок и обменялась быстрыми репликами с Лайамом.
Они провели в библиотеке около часа, работая молча, в усталой и мрачной сосредоточенности. Земля снова задрожала.
Волнообразные толчки возникали в глубоких недрах и сопровождались стремительно нарастающей звуковой волной. Казалось, весь мир сотрясается в конвульсиях.
