Он оживленный был какой-то, веселый. Подул в кулаки, согрелся, воскликнул:
– Это стройка, я вам скажу! Сколько кранов, сколько машин, сколько свету! От воды пар, будто дым – поле сражения, да и только.
– Еще бы! – обрадовался отец, торопливо вытащил карту из шкафчика, усадил деда рядом. – Гляди сюда! Вот наши масштабы! Сто пятьдесят тысяч гектаров зальет водохранилище, когда плотина реку перегородит. Тут много леса. Организованы специальные леспромхозы, чтобы тайгу вырубить!..
Мама рядом подсела, отца перебила:
– Деревни, Антон Петрович, переносятся на новые места. Надо построить тысячи новых домов! Вот тут протянутся линии высоковольтных передач. Здесь будет железная дорога. Тут шоссе.
– А народу сколько к нам едет! – воскликнул отец. – Пока на стройке десять тысяч человек. Будет еще больше.
Дед крякал от удовольствия, качал головой, удивлялся. Потом положил руку отцу на плечо, взглянул на маму, хитро прищурившись, и сказал:
– Это вы куда клоните, признавайтесь?
– Никуда, – растерянно ответила мама.
– Нет, куда! – сказал отец. – У меня к тебе предложение. Не от себя. От начальника стройки. Узнал он о тебе, хотел немедленно в гости мчаться, да дела задержали. Так вот предлагает он тебе пойти на работу. Начальником отдела кадров. Представляешь?
– Представля-яю! – протянул дедушка и замолчал.
– Текучка у нас, понимаешь, – говорил отец взволнованно. – Люди текут, как река. Одни приезжают, другие уезжают. Особенно молодежь. Придут из армии, поработают немного, а потом – по домам. С ними поговорить надо, убедить остаться, в общем, дело большое – обеспечивать стройку рабочими кадрами. Давай, батя! Нам как раз такого человека и не хватает!
Дедушка молчал, опустив голову, и поднял ее, когда мама напустилась на папу:
– Ты сам себе противоречишь. То говоришь, чтобы папа отдыхал, то находишь ему работу…
– Да нет, – сказал дедушка, – не в этом дело…
Он встал, прошелся по комнате. Вид у него какой-то усталый был, угнетенный.
– Это он, Оленька, мне работу подыскал утешительную, что ли… Чтобы я при деле себя чувствовал, чтобы лишним сам себе не казался.
Он остановился, посмотрел пристально на отца. Отец нервничал, карандашом по карте стучал, глаза прятал.
– Но я, сынок, свадебным генералом быть не умею, а работать как следует – сам понимаю – уже не смогу… Да и поздно…
Дедушка замолчал снова.
– Поздно, – медленно проговорил он, – начинать все сначала…
Папа карту сложил. Улыбнулся. Сказал дедушке: «Что ж, на нет и суда нет», а мама на папу набросилась, дедушку поддержала: «Правильно, Антон Петрович, надо отдыхать, какая еще работа, вы уже наработались», но дед переживал, маялся – я это хорошо видел.
…Мы лежим с ним в темноте, я на диване – по случаю болезни, он на моей раскладушке. И никак не может заснуть. Раскладушка под дедом скрипит. Он ворочается. Переживает…
– А как это понимать, – спросил я, – свадебный генерал?
Дедушка повернулся ко мне, скрипнул раскладушкой.
– Тоже не спишь?
– Не сплю, – шепнул я.
– Позорное звание это, Антошка! Свадебный генерал! На свадьбу, например, зовут генерала. Чтобы было торжественней. Чтобы все говорили потом: «Это да, это – свадьба! Даже генерал был!» А генерал к свадьбе отношения не имеет. Ни сват, ни брат. Вот и я не хочу быть таким генералом.
Мы молчим.
– Так то свадьба!
– Да никогда нельзя быть свадебным генералом! – возмущается дед. – Нигде! Разве не понимаешь? Или работаешь, как все, или…
Я вздыхаю. Дедушка вздыхает тоже.
– Как думаешь, Антошка, – спрашивает он, – обиделся на меня папа?
– Не знаю. Он же хотел как лучше!
– В том-то и дело, – говорит дед, – он для меня старался, а я отказываюсь. Но ничего. Пообижается и перестанет. Поймет.
Он тяжело дышит в темноте.
– Чего ты? – спрашиваю я.
– Да сердце что-то прихватило, – шепчет дед. – Встань тихонько, накапай мне из флакончика, который на подоконнике стоит. Но только – чур! – родителям ни гугу.
Мне нравится такое доверие. Я шлепаю по полу. Капаю в стакан из флакончика. Наливаю воды. Даю лекарство деду. Он выпивает.
– Хорошо, – говорит, – теперь полегче.
Молчит. Я думаю, он заснул. Закрываю глаза. Думаю про деда. Про то, какой он вдруг оказался. А дед говорит:
– Ну хорошо, а без простыни ты меня с француженкой познакомить не мог?
– Как же? – отвечаю я. – Ведь на занятия я к ней домой хожу. – Но тут же спохватываюсь: – Как ты узнал?
– Военная тайна, – отвечает дед.
Я тихонько смеюсь.
– А настоящая военная тайна у тебя есть? – спрашиваю я. – Взаправдашняя?
– Еще какая, – говорит он тяжело.
– Расскажешь? – прошу я.
– Придется, не помирать же мне со своей тайной.
Часть четвертая
Злой демон
Злой демон
Есть такое выражение – «Злой Демон».
Я когда про него думаю, он мне представляется лохматым, с человечьим лицом. За спиной у него перепончатые крылья с острыми углами – как у летучей мыши. Бр-р-р… И хотя я его себе ясно представляю, Злой Демон совершенно невидим. Он может витать в воздухе, и тогда воздух потрескивает и рассыпается искрами – как будто синтетическую рубашку с себя снимаешь. Он может поселиться в человеке, в каком- нибудь знакомом человеке, или – еще хуже! – в самом тебе, и тогда, что бы ты ни делал, все будет плохо кончаться, и с тобой случится что-то такое необъяснимое, отчего жизнь наступит – хуже некуда…
В то утро я проснулся как обычно. Ни о каком Злом Демоне не думал. Пошел в школу, сунул в парту портфель, о чем-то заговорил с Кешкой, и все было обыкновенно, как всегда.
И тут это случилось…
Хлопнула дверь, и на пороге класса возник Злой Демон со своими редкими зубами, захихикал, пустил через весь класс портфель в угол и заорал:
– Э, народ! Знаете, кого я вчера видел? Генерала!
– Во сне, что ли? – спросил Кешка.
И класс, по обыкновению, грохнул.
– Нет, – ответил он, ничуточки не смутившись. – Перед сном. Пошел прогуляться и вдруг навстречу – он. Две звезды на погонах! Лампасы на штанах!
– Ну, барон! – поразился Кешка.
– Какой барон? – не понял Злой Демон.
– Мюнхгаузен! – воскликнул Кешка.
И все опять покатились со смеху.
