напоминает историю, которую мы сделали моделью для проверки Саши Козаря, помните, — похожая, но по существу прямо противоположная ситуация. Автор того письма Сергей Сергеев решил не ждать, пока ему обломают рога, сам ушел из цеха.

Он ушел из цеха, а Н. А. из Свердловской области не ушла, и вот — мается. Как будто под колпаком живет неформальный лидер: пожалуйста, работай, но дальше определенного порожка — ни-ни, там лидер формальный, «назначенный», как утверждает Н. А.

Повторяю, и не в первый раз: я исследую варианты, а не варианты предположений и поэтому верю каждому письму безоговорочно, всему, что в нем сказано, — иначе нельзя. Так вот, доверяя письму Н. А., можно зафиксировать самое печальное, что только возможно, когда мы говорим об исполнении долга, о стремлении к первенству — здоровому, не тщеславному стремлению, а значит, о движении вперед, о развитии, если хотите, даже о соревновании — как в прямом, «состязательном» смысле слова, так и в важнейшем смысле, означаемом в работе как соревнование социалистическое.

Зажим? Похоже. Сдерживание? Возможный вариант. Но с зажимом и сдерживанием можно хоть бороться. В цехе, где работает Н. А., мне кажется, происходит еще более печальное, похожее, впрочем, по внешним признакам и на зажим, и на сдерживание. Инициативная, энергичная, работящая женщина испытывает на себе с о ц и а л ь н у ю н е в о с т р е б о в а н н о с т ь.

Она не требуется.

Правда, скажи она это главному инженеру, он возмутится: где он ее сдержал, в чем, как это ее зажимают? И впрямь — работает, как все. Все довольны, а она нет.

Да, она недовольна. Имеет на это право. У нее иной общественный темперамент. Она хочет, чтобы с нее больше спросили, правда, больше, при этом, дав. Она желает больше сделать, и, если она на это способна, отнять у нее это право не может никто.

Однако, как человек нормальный, женщина не бегает по кабинетам, не стучит кулаком. И ее, в результате, не понимают.

Желание и возможности личности — вот тут-то мы имеем дело с чисто производственным стремлением к первенству, да и то не во имя первенства, а во имя дела и желания исполнить долг, — так вот, желания и возможности личности тут не слышимы, не требуемы, не ожидаемы.

Самое худое, что можно только придумать.

Человека даже не задвигают, его просто не видят. Главный инженер удивляется запросам Н. А.

Удивляется и ничего не предпринимает.

Иллюстрация к грустному, но, увы, реальному факту.

Рядом с людьми, скажем так, без запросов работают люди, которым всегда почему-то больше всех надо. Они и общественники, и закоперщики, они как соль в супе, и жизнь без них, всем понятно, была бы пресной. Но все-таки они досаждают. Все-таки мешают. Создают какую-то неясную угрозу тем, кто жаждет покоя.

И вот их игнорируют. Замалчивают. Им ничего не предлагают.

Они, как письмо, которое будто бы забыли — на самом же деле не хотят — распечатать.

Они не востребованы.

Что значит не востребованы? Куда? К столу, к веселью, к компании?

Да нет, к труду, к тому, чтобы с их помощью стало лучше цеху, заводу, делу, а значит, нашей общей морали, которая тут-то вполне совпадает с интересами дела.

Значит, не востребованы очень серьезно. Не востребованы социально.

Я воспользовался бродячим выражением, сравнив Н. А., человека, которому «нужно больше всех», с людьми «без запросов». Эти слова — «без запросов», — конечно, очень неточны, я их употребил скорее просто для контрастного сравнения героини письма с окружающими ее людьми, не вкладывая в них особо большого смысла: запросы, конечно, есть у всех, в том числе и производственные, но, я думаю, все же понятно и бесспорно — есть люди, которым до всего есть дело, есть люди, которые не в свое дело не суются, а есть и вовсе те, что ни в какое дело не вмешиваются, думая лишь о покое. Личном.

Так вот для тех, других, третьих и четвертых социальная невостребованность Н. А. поучительна, устрашающа, нравоучительна; можно на все лады перебирать вредоносность невостребованности для общей и персональной — в каждом конкретном случае — морали.

Один, поняв ситуацию, скажет себе: «А я не сунусь, дураком не буду».

Другой скажет вслух нашей Н. А.: «Так тебе и надо! Еще больше лезь!»

Третий скажет приятелю: «Чем меньше надрываешься, тем лучше. Пусть лучше сами попросят».

А четвертый подумает про Н. А.: «Ишь, выскочка!»

И многие ли скажут, подумают, обсудят с товарищем, поднимутся на собрании, вслух, открыто требуя, чтобы завод взял от каждого по его истинным, подлинным способностям?

Разве не серьезный вопрос?

Выходит, эта самая невостребованность — поучительна, педагогична, только со знаком «минус».

Она учит не хорошему. Она воспитывает человека пассивным, инертным. А далее — равнодушным. Наше дело, мол, сторона, пусть думает начальство. Пусть оно и отвечает за все.

Прислушайтесь: не слышится ли снова интонация того Володьки с гитарой? Бывшего конструктора, ныне наладчика?

Темна власть таких уроков.

Много душ калечит она, рождая неверие, скептицизм, наплевательство. Уж вовсе не нравственные, скорее печально-идейные категории. Антиидейные.

Вот в какие закоулки заводит невостребованность, особенно — невостребованность молодых.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Вместо эпилога я хотел бы процитировать древнего философа по имени Эпикур. Того самого, кого склоняют, порой без нужды, когда хотят упрекнуть кого-то за слишком спокойное отношение к жизни, за любовь к слишком сладкому ее образу, за невмешательство и неясность личных целей.

Ах, люди! Ах, молва! Как часто наши понятия стереотипно неподвижны и сколько требуется сил, чтобы сдвинуть их с насиженного места!

А ведь между тем не кто иной, как древний Эпикур, сказал мудрое и столь важное в нашем разговоре.

«Из желаний, — сказал он, — одни естественны и необходимы, другие, естественны, но не необходимы, третьи же ни естественны, ни необходимы, но порождены пустыми представлениями».

Пустыми представлениями? Как всегда, великое просто.

Ведомые пустыми представлениями, «люди гибнут за металл», надо же, гибнут и в наше, все понявшее время — гибнут, как будто бы не было ни Эпикура, ни Гёте, ни Пушкина, ни сотен других великих умов, доказавших, что смысл жизни — в ином.

Гибнут, ломая себя, своих близких, считая важной целью лишь то, что материально, но что не создает еще само по себе духовной, осмысленной, полной жизни.

Но вспомним вечный вопрос: как жить? Во имя чего? Быть или не быть? И какие выводы надо сделать из писем Александра Козаря и В. В. и рассуждений, следующих за ними?

Нужны ли, должны ли быть какие-то еще выводы?

Верно, многое сказано выше. И все же, к чему педагогика, к чему воспитание, вся духовность нашего общего мира должны стремиться, как работать, чтобы люди, прошедшие теорию смысла жизни, на практике не принимали за жар-птицу ощипанную, хоть и калорийную, с точки зрения здравого смысла, курицу?

Ну, например: сдерживать или развивать стремления с детства? Но что значит — человек без стремления?

Быть первым — неужели так плохо такое желание? Прекрасно в состязании, и не только спортивном, а профессиональном или научном. Быть первым среди людей не хорошо и не плохо, а сложно, и к этому надо готовиться, вырабатывая в себе сложные нравственные достоинства. Но убивать в себе тягу к

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату