осуществить такую операцию в одном из писем Паунду, отправленном вскоре после вступления Италии в войну. Однако первый морской лорд в ответном послании безапелляционно заявил, что такая попытка станет для средиземноморских авианосцев последней, перед тем как их отправят на дно. Несмотря на категорический отказ главы военно-морского ведомства санкционировать такую операцию, Каннингхэм остался при своем мнении и не считал ее чрезмерно опасной.
5 сентября Средиземноморский флот вместе с пришедшим пополнением возвратился в Александрию. Три дня спустя Каннингхэм получил радиограмму от Черчилля с поздравлениями в связи с успешным завершением операции «Хэтс». В том же послании глава правительства не преминул выразить сожаление, что бронетанковой бригаде предстоит три лишних недели провести в путешествии вокруг Африки и указал на «огромную важность нанесения Италии решающего удара „нынешней осенью“» и «преимущества обретения инициативы в войне». Черчилль также намекнул, что Средиземноморский флот недостаточно активен в действиях против итальянских ВМС, но теперь, с прибытием «Илластриеса» и «Вэлиента» у него появилась надежда, что моряки будут способны на большее. Текст изобиловал язвительными фразами, типа «преимущества итальянского флота на бумаге» и т. п.
Каннингхэма очень раздосадовала очередная колкая радиограмма главы государства. Адмирал немедленно направил пространное послание первому морскому лорду, с раздраженными и многословными разъяснениями ситуации, в которой приходилось действовать Средиземноморскому флоту. Начиналось оно следующими словами: «Прошу поблагодарить министра обороны (Черчилль совмещал этот пост с должностью премьер-министра. — Д.Л,) за его телеграмму. Надеюсь, ему вполне доступно объяснили, что необходимым условием успешных операций в центральной части Средиземного моря является постоянная и всеохватная воздушная разведка, но как раз в этом плане мы сильно отстаем, и к тому же флот резко ограничен в своих возможностях по причине недостаточного количества эсминцев».
Каннингхэм считал, что в высших эшелонах власти в Лондоне не в полной мере осознают те трудности, с которыми приходится сталкиваться морякам в Восточном Средиземноморье. В своем резком письме к первому морскому лорду он указал, что примерно 1/3 его эсминцев полностью вышла из строя, тогда как число остальных совершенно не отвечает обширности тех задач, которые надлежало решать флоту. Англичанам постоянно приходилось использовать ценные эсминцы для эскортирования многочисленных тихоходных конвоев, следовавших в Хайфу, Порт-Саид и на Кипр. Хотя Каннингхэм неоднократно обращался с просьбой прислать несколько специальных эскортных кораблей, ответа на его запрос не последовало.
«Я понимаю, как трудно выполнить эту просьбу за счет метрополии, и как остро вы сами нуждаетесь в таких кораблях», — продолжал он. «Я бы не возражал против отклонения моих просьб, при условии ясного осознания нашим командованием того, какие жестокие ограничения это накладывает на наш флот. Прежде чем начать любую крупную операцию силами флота, мне необходимо приостановить все операции местного значения и собрать вместе все имеющиеся в наличии эсминцы». Далее Каннингхэм упомянул Мальту, куда до 1 апреля 1941 г. ему предстояло доставить не менее 400.000 т. грузов. Это означало отправку в среднем двух конвоев в месяц, что в свою очередь требовало участия флота в такой операции в полном составе, включая обеспечение обратного перехода порожних судов. проводка конвоев создает хорошие возможности для операции против итальянцев, хотя силы флота будут связаны по причине нехватки эсминцев для прикрытия всех тяжелых кораблей одновременно. Ведь конвой также нельзя оставить без эскорта.
Вскоре проблем у Средиземноморского флота прибавилось. 13 сентября итальянцы начали давно ожидавшееся наступление в Ливии. Неторопливо и осторожно продвигаясь вперед, они оккупировали Саллум, что на самой границе с Египтом, дошли до Сиди Баррани и там остановились. Между армией с одной стороны, и флотом и авиацией с другой, возникли принципиальные разногласия относительно того, где и как остановить наступление противника. Армейскому командованию хотелось чтобы итальянцы прошли до Мерса-Матруха, расположенного в 130 км дальше к востоку, где армия имела подготовленные позиции и была уверена, что сможет разбить наступающих. В связи с чем остановка маршала Грациани в Сиди Баррани сильно разочаровала английских генералов. Флот и авиация выступали против такой легкой сдачи территорий, поскольку это приближало аэродромы противника к Александрии и другим важным центрам. В конечном итоге возобладала армейская точка зрения.
Средиземноморский флот помогал армии по мере сил. Во время наступления итальянцы выдвинули свой левый фланг к самому морю. Эсминцы и канонерские лодки обстреливали скопления итальянских войск практически каждую ночь. И хотя их стрельба едва ли причиняла значительный ущерб, они держали противника в постоянном напряжении. Каннингхэм с большой похвалой отозвался о своих канонерских лодках. Они представляли собой совсем небольшие судна, по 625 т. водоизмещением, с очень малой осадкой, построенные в 1915 г. для действий в реках Месопотамии в годы Первой мировой войны. В 20 — 30-х гг. они служили на Янцзы, защищая «британские интересы» в Китае. С началом войны Каннингхэм охотно принял несколько этих малых судов для службы на Средиземном море. Небольшие размеры и малая осадка делали их трудными целями для бомб или торпед, в то время как две 152 мм пушки, хотя и старые, оказались очень полезным оружием. Канонерские лодки «Лэдибирд», «Эфис» и «Гнэт», к которым впоследствии присоединился монитор «Террор» с двумя 381 мм орудиями, сослужили отличную службу у ливийского побережья в 1940–1941 гг. Они выходили на бомбардировки практически каждую ночь, уделяя особое внимание Бардии и Тобруку, поскольку военные действия на суше велись в основном вокруг этих двух городов.
В первые недели итальянского наступления в Западной пустыне в сентябре 1940 г. Каннингхэм задействовал для бомбардировки Бардии и крупные корабли. Однако практика показала, что это подвергает их излишнему риску. Во время одной из таких операций в лунную ночь тяжелый крейсер «Кент» был торпедирован итальянским самолетом. Торпеда попала в корму, рядом с винтами, и лишь с величайшим трудом эсминцам удалось отбуксировать его в Александрию.
С активизацией военных действий в Северной Африке командующий сухопутными силами генерал Арчибальд Уэйвелл и генерал ВВС Артур Лонгмор принялись настойчиво побуждать Каннингхэма перенести свою штаб-квартиру в Каир. Они считали, что это облегчит взаимодействие между тремя родами вооруженных сил и избавит адмирала от утомительных разъездов между Каиром и Александрией. Каннингхэм отказался наотрез. Он считал, что пока флот существует и есть шанс встретить в море противника, адмирал должен находиться на флагманском корабле и разделять все трудности и опасности морской службы со своими офицерами и матросами. Генералы было обратились за содействием в Комитет начальников штабов в Лондоне. но первый морской лорд целиком поддержал командующего Средиземноморским флотом, и им пришлось смириться. В качестве компромисса Каннингхэм направил в Каир своего постоянного представителя капитана I ранга Г.Дж. Нормана. Ему надлежало «сообщать Каннингхэму все самое важное, но не докучать ему излишними подробностями, оказывать всяческое содействие армии и ВВС, но не обременять командующего невыполнимыми обязательствами». Проще говоря, Норман всегда был во всем виноват.
Свои поездки в Каир Каннингхэм сократил до минимума. На важные совещания командующих родами войск на Ближнем Востоке его доставлял двухместный истребитель «фулмар». После окончания встречи, адмирал, не задерживаясь ни единой лишней минуты, тут же вылетел обратно. Обычный день в Александрии Каннингхэм начинал со встречи с офицерами штаба, которая назначалась сразу после завтрака. Первую половину дня командующий флотом посвящал либо работе с документами, которую он терпеть не мог, либо посещал корабли и подчиненные ему корабли и береговые сооружения, что ему очень нравилось. После полудня он мог съехать на берег, поиграть в теннис или гольф, но до 18.00 обязательно возвращался на «Уорспайт». Офицеры штаба флота придерживались такого же распорядка дня, поскольку командующий всякий раз выходил из себя, если выяснялось, что нужный ему человек по какой-то причине съехал на берег. В результате штабные офицеры неделями и даже месяцами не сходили на твердую землю. Джеффри Бернард жаловался, что только месяц спустя после начала войны с Италией ему удалось выкроить 2 часа, чтобы «побегать по городу».
Персонал штаба Средиземноморского флота насчитывал всего 50 человек. В сравнении с объединенным штабом в Каире, разросшимся почти до 1 тысячи, это было совсем немного. Как следствие, все они были перегружены работой и находились в состоянии постоянного переутомления. Поэтому одна из любимейших поговорок командующего, которую он часто повторял, — «еще ни один штабной офицер не помер от перетруждения», — очень обижала персонал.
