Дураками бы они были, если бы это сделали. Рисковать своими военными планами ради той капли в океане, которую представляет собой наша военная помощь. Именно поэтому английское Адмиралтейство и намеревается держать свои планы при себе!'[414].
Ответ Эшера был также однозначным: 'Чем больше я наблюдаю за работой Адмиралтейства, тем больше она мне нравится. Чем больше я наблюдаю работу генерального штаба, тем меньше она мне нравится. Французы не раскрыли нам своих планов на суше, и я их не виню. Я полагаю, что ничто не заставит Вас раскрыть свои планы кому-либо, и Вы будете правы'[415] .
После январских событий 1906 г. Кларк окончательно поссорился с Фишером. Это привело, в конечном счете, не только к отставке Кларка, но и к тому, что Комитет имперской обороны не смог выполнять функции центра, координирующее британское стратегическое планирование. После указанных событий Фишер полностью бойкотировал Комитет имперской обороны в знак протеста против попыток вмешательства в дела Адмиралтейства, которое он рассматривал в качестве только своего поля деятельности.
Фишеру, за время пребывания на посту первого морского лорда, еще дважды удалось проявить себя на дипломатическом поприще — один раз косвенным образом, другой раз непосредственно. Оба случая пришлись на 1908 г. Первый из них связан с весьма любопытным эпизодом в англо-германских дипломатических отношениях начала века, вошедшим в историю под названием 'письма Вильгельма II лорду Туидмауту'.
В начале 1908 г. про-бересфордовски настроенная Имперская морская лига начала активную кампанию с требованием создать правительственную комиссию для расследования положения дел в Адмиралтействе, возглавляемом Фишером. В поддержку кампании пытались привлечь крупных политиков, в том числе виконта Эшера. 6 февраля 1908 г. ряд влиятельных английских газет опубликовали письмо Эшера, адресованное Имперской морской лиге, в котором он отклонял предложение поддержать их требования. В письме, в частности, были следующие строки: 'Нет ни одного человека в Германии, начиная с императора, который не приветствовал бы отставки сэра Джона Фишера'[416].
Впоследствии биограф Черчилля Питер Де Мендельсон удивлялся: 'Как мог такой тонкий комбинатор, как Эшер, позволить опубликовать столь непродуманное письмо, остается загадкой'[417]. Однако нам эта ситуация представляется несколько в ином свете. С определенным основанием можно утверждать, что публикация письма была продуманной, заранее спланированной акцией. Вот запись в дневнике Эшера от 7 февраля 1908 г.: 'Фрэнсис (Ф. Кноллис, личный секретарь Эдуарда VII. — Д. Л.) сказал мне, что король и Принц Уэльсский оба полагают, что я поступил правильно, согласившись на публикацию моего письма к морской лиге'[418]. Очевидно Эшер и его единомышленники собирались таким образом поднять авторитет Фишера в глазах общественного мнения. Чего они не могли предвидеть, так это реакции кайзера.
Вильгельм ознакомился с публикацией и, судя по всему, она привела его в крайнее раздражение. Трудно сказать, натолкнул ли кто-то на эту мысль кайзера, или Вильгельм действовал по собственному почину, но 16 февраля германский император написал письмо на 13 страницах… лично морскому министру Туидмауту! В своем пространном послании кайзер обрисовал якобы существующий в Германии страх перед Фишером как 'явную галиматью'. Письмо также содержало выпад против Эшера. Кайзер 'рубанул с плеча', что человек, 'отвечающий за присмотр канавок у королевского дворца' (Эшер имел почетный титул управляющего Виндзорским замком) не может иметь суждений о морской политике. Автор послания также не преминул подчеркнуть, что активное строительство военного флота в Германии вовсе не является угрозой морскому могуществу Великобритании[419].
Ситуация возникла, мягко говоря, оригинальная. Случай невиданный в истории дипломатии, чтобы коронованная особа одной державы обращалась с посланием через голову всех официальных инстанций непосредственно к члену кабинета министров другой державы, тем более к морскому министру. По сути дела, это было вмешательством во внутренние дела Англии. Если бы Вильгельм дал себе труд предварительно посоветоваться с канцлером Бюловым, думается, что последнему удалось бы удержать кайзера от непродуманного шага. Но этого не произошло. Полагают, что письмо к Туидмауту было отправлено с ведома статс-секретаря по иностранным делам фон Шена. Уже один только этот промах послужил бы достаточным основанием, чтобы снять его с занимаемой должности.
Бернгард Бюлов, второй человек в Германии по занимаемому посту, узнал о злополучном письме от…английского посла Лэссэлса, которого он вызвал к себе, чтобы справиться о достоверности дошедших до него слухов! Когда Лэссэлс разъяснил канцлеру суть происходящего, говорят, Бюлов рухнул в кресло как подкошенный. Лэссэлс даже испугался, как бы канцлер не отдал богу душу. Затем Бюлов слабым голосом попросил британского посла снабдить его копией письма, чтобы быть во всеоружии и попытаться хоть что- то исправить[420].
Положение усугубилось тем, что недалекий лорд Туидмаут, получив письмо от коронованной особы, почувствовал себя очень польщенным и склонен был рассматривать послание кайзера как комплимент собственной персоне[421]. Морской министр принялся 'на каждом углу' рассказывать о полученном им письме и даже накропал ответ Вильгельму II довольно льстивого характера. Туидмаут благодарил кайзера за письмо и даже опустился до заверений, что морские программы Великобритании ни в коем случае не направлены против Германии. Морской министр также выразил нечто вроде сожаления по поводу того, что британская пресса практически недоступна для официального контроля[422]. В результате активной саморекламы Туидмаута все усилия кабинета министров замять скандал потерпели крах. О переписке кайзера с английским морским министром 'разнюхал', уже неоднократно нами упомянутый, полковник Чарльз Репингтон. Репингтон был военным корреспондентом 'Таймс', и с его легкой руки скандальные письма стали достоянием гласности[423].
Выходка кайзера вызвала крайнее раздражение Эдуарда VII, который имел весьма нелицеприятные беседы с Туидмаутом, Эшером и даже Фишером, который, казалось, был совершенно не при чем. Наследник престола спросил у Эшера: 'Что бы вы сказали, если бы король написал письмо вроде этого фон Тирпицу?'[424]. Эдуард VII отправил короткое послание кайзеру, сообщив ему в довольно резком тоне: 'Ваше письмо моему морскому министру является 'новым подходом', и теперь я не вижу, как можно предотвратить призывы нашей прессы привлечь внимание к строительству военных кораблей в Германии, за которыми последует увеличение нашего флота'[425]. А неделю спустя Франк Лэссэлс вручил Бюлову меморандум, начинавшийся словами: 'Правительство его величества никогда не претендовало на право критиковать действия германского или какого-либо другого правительства, связанные с их морскими или военными нуждами'[426].
Дипломатический скандал выставил в самом дурацком свете трех человек: Эшера, Туидмаута и кайзера. Наибольшую пользу из него, без сомнения, извлек Фишер, который в то время начал кампанию за увеличение военно-морского бюджета. Можно с уверенностью сказать, что никто не получил такого удовольствия от этой дипломатической 'заварухи', как первый морской лорд. Эшеру, в конечном счете, удалось выкрутиться без особых издержек. Зато Туидмауту пришлось заплатить сполна — он распрощался с креслом морского министра.
Несмотря на то, что формально Туидмаут был 'шефом' Фишера, фактически все вопросы решал первый морской лорд.
Влияние адмирала в высших политических кругах возросло настолько, что его попросили рекомендовать преемника. Фишер остановил свой выбор на молодом Уинстоне Черчилле, полагая, что этот энергичный политик сможет стать сильной поддержкой для проведения в жизнь его планов. Первый морской лорд дал понять Асквиту, что ему хотелось бы, чтобы дяде наследовал племянник (Туидмаут доводился Черчиллю дядей). Премьер действительно предложил Черчиллю портфель морского министра, но последний отклонил это предложение. Восходящая звезда британского политического небосклона сочла министерство торговли более подходящей сферой деятельности. В результате морским министром стал Реджинальд Маккенна, Фишера успокоили, что Эдуард VII взял с Маккенны клятву сохранить за старым адмиралом пост первого морского лорда и полную свободу действий. Впрочем, опасения Фишера оказались напрасны: очень скоро ему удалось 'обратить в свою веру' и Реджинальда Маккенну[427]
