дикие звери. Всюду, где центавры водворяли свое господство, они вынуждены были изгонять это племя «душителей». Со всех покинутых ими стран «душители» следуют за ними по пятам. Между тремя племенами есть разница. Центавры первые, благодаря их несравненной силе: они одни обладают шестью членами. Фавны отличаются тем, что их туловища покрыты козьей шерстью. Тритоны живут в водах, они имеют хвост, снабженный плавниками. Лицом все похожи между собой, имеют почти одинаковый торс и руки. Все они обладают умом, который помогает им думать и действовать заодно.
Из животных-царей «душитель» высок ростом. Но бледный цвет его лица, слабость торса и худоба его рук внушают жалость. Он настолько слаб, что его тело не покрыватся ничем.
Оно оканчивается такими же безобразными и грубыми членами, как тело макаки Фуля. Голый неспособный к быстрому бегу, не умеющий лазить, «душитель» имеет нрав еще более отвратительный, чем его наружность. Невозможно на них положиться ни в чем. Сегодня они обещают, а завтра уже нарушают данное слово. Подобно кабану Крубну, они наедаются доотвала всякими плодами и кореньями. Их страсть – это кровь Хотя они трусливы, убийство им доставляет удовольствие. Они пожирают еще трепещущее мясо, а насытившись, убивают снова. С радостью покрывают они свои члены кожей, содранной со своих жертв. Одетые таким образом, они легко переносят холод. Эгоисты и глупцы, они зарывают в землю своих мертвых, лишая хищников того, что им принадлежит по праву. Страдание вырывает крики из их грудей и нечистая вода струится из их глаз. Во все времена года они предаются любви, поэтому их раса быстро размножается. Ум их возмущается против ласки так же, как и против угроз. Злоба их невероятна, они часто бывают хитры и вероломны: поступки же их непонятны. Закон животных- царей неумолим. Он разрешает щадить диких зверей, когда они безобидны. Но между проклятыми и млекопитающими дружба невозможна.
У «душителя» только два брата: холод и смерть. Он не может жить там, где существуют центавры, он сам исключил себя из общего мира.
Со сверхъестественным усилием голос Питтины затягивает песню народа о шести членах:
– Среди тех, кто живет, центавры первенствуют, фавны и тритоны их братья. Им принадлежит солнце, земля и вода. Благодаря им царствует радость среди млекопитающих. Да будет проклят страх и смерть убийц. Убивай того, кто сам убивает! Пусть царствует мир среди всех!
Со страшным шумом все приподнимаются. Целый лес рук протягивается к бледным небесам и все в один голос повторяют священный закон:
– Убивай того, кто сам убивает! Пусть мир царствует среди всех!
Утомленная, с разбитыми членами певица опускается на песок. Вокруг нее волнуются тела. К сиренам, растянувшимся на песке, Сирикс и Пиулекс приближаются с любопытством. Клеворак, Пирип и Гургунд клянутся друг другу в вечной дружбе. Но вдруг огромная туча заволокла луну. Тени сделались темнее. Ветерок свежеет, наступает час сна. Гургунд хватает свою раковину и подносит ее к губам. Рог рычанием возвещает что час отъезда настал. Тритоны и сирены погружаются в пенистые волны: они снова появляются на поверхности, их звучные голоса произносят последний раз свой прощальный привет, затем все исчезают в ночной темноте. Последние фавны пробираются к опушке соснового леса.
Центавры медленно направляются к красным гротам. Они только сейчас почувствовали страшное утомление. Их члены двигаются тяжело, а глаза слипаются от сна. С наслаждением проникают они в свое убежище, которое защищает их от дождей и ветров, и бросаются на кучи душистых трав, которые служат им постелью. Скоро послышалось их ровное дыхание и вслед за тем храп более громкий, чем бесконечные вздохи моря.
Белая центавриха Кадильда улеглась на своем обычном месте. Она не переносит сильного запаха, идущего от распростертых здесь тел, поэтому каждую ночь ложится поближе к выходу, предпочитая переносить холод, чем спать рядом с остальными самками. Но сегодня ей не спится. Всевозможные чувства волнуют ее, в ушах еще раздаются воинственные крики. Острый запах крови наполняет ее ноздри. Под ее ногами еще трепещет живая масса. Треск костей еще стоит в ушах. Она видит свои до колен окровавленные ноги. Можно ли отмыть соленой водой всю эту кровь? Ей так хотелось бы, чтобы кто-нибудь ее успокоил и приласкал, как раньше, когда ей было только два года и она не покидала матери. Много дождей упало уже на землю с тех пор, как она лишилась Паддиахи, которая выкормила ее своей грудью. Кто приласкает теперь пугливую Кадильду? Сегодня произошло что-то такое, что польстило ее самолюбию. Слова Папакаля падали на ее душу, как роса на душистый мох.
«Чтобы видеть тебя, я готов страдать эти три дня!» – который раз Кадильда шепчет эти слова. Они имееют для нее какую-то неизъяснимую прелесть. Почему такие фразы редко произносятся центаврами? Она жаждет нежных слов, так же ласкающих слух, как мелодичные гимны… Пение Питтины прекрасно. При звуках ее голоса мертвые пробуждаются, далекие страны кажутся близкими, а прошедшее – настоящим. Слушая ее, Кадильда снова переживает далекие дни своего детства. В ее уме проносятся длинные переходы, горы и пропасти, пройденные ее племенем, пока они нашли приют у красных гротов. Все это дремало в ней.
Сегодня при звуках Питтининого голоса воспоминания просыпаются снова так же, как и страх перед проклятой расой.
Кадильда никогда не видала убийц, но она благословляла. певицу за то, что та не произнесла их настоящего имени: оно – символ смерти.
Никто из центавров не осмелится громко произнести это имя – человек. И сейчас еще Кадильда дрожит. Но сон, овладевший уже ею, тушит мысли и расправляет члены.
Луна выплывает снова из-за туч и медленно катится между бледнеющими звездами. Одна за другой волны бьются о серебристый берег, напевая свою однообразную песенку, возвращаясь в объятия безбрежного моря. Вдали виднеется розоватый купол дымящейся горы.
Все живое спит крепким сном.
ЧАСТЬ II
Вдруг Кадильда очнулась от тревожного сна, полного ужасных видений. Проснувшись она приподнимается на руках и дико озирается. Темнота царствует в пещере, хотя у входа проникают уже желтоватые лучи. Начинается заря.
Утомленные центавры крепко спят Их длинные тела валяются на земле, а могучие груди вдыхают и выдыхают воздух. Неприятный запах, едва уловимый днём, делает атмосферу более тяжелой. Мысли Кадильды постепенно проясняются. Скоро все проснутся. Пробуждение центавров бывает всегда шумно: послышится грубый смех, похлопывание по ляжкам, с ними вместе проснется и Папакаль. Ей придется перевязывать его раны, видеть его страдания. Ее рука будет лежать в его влажной руке. Хотя он и не дорог ее сердцу, но вид этой смерти заставляет ее страдать. Ужасные мысли будут снова терзать ее мозги.
У нее явилось непреодолимое желание бежать от этого раненого, бежать от братьев и выкупаться в чистых лучах восходящего солнца. Кадильда потихоньку расправляет свое тело. То, что Клеворак приказывает – закон, и каждый обязан повиноваться ему. Но когда он молчит центавры вольны распоряжаться собой. Бесшумно центавриха поднимает свои копыта одно за другим. Осторожно ступая, она пробирается к близкому выходу. Поперек него лежит тело Каплама, он сторожит сегодня. Чтобы не коснуться его, Кадильда наклоняется и отодвигает белый кончик его хвоста. Перепрыгнув через него в три прыжка, она снаружи. Отряхнувшись, чтобы сбросить с себя песок и соломинки, которыми покрыта, она пальцами разглаживает свои спутавшиеся волосы. Затем, откидываясь назад, она потягивается, зевает, с наслаждением вдыхает живительный воздух. Позади вечно зеленых сосен и гор, торжественно возвышающихся над ней, отец-солнце еще не появлялось, хотя неясные лучи говорят о его приближении. Напротив такой же розоватый луч отражается в утреннем тумане, покоящемся на волнах.
Море, все серое, тихо лепечет, как маленький новорожденный центавр. Кое-где пробегает небольшая рябь. Огромные скалы походят на сраженных мамонтов. Птички сладко спят в
