посильнее вцепился в ремень безопасности...
— От группы поддержки не будет толку, — сказал я, посмотрев назад, — они отстали, за Иванычем им не угнаться…
— Догонят, а пока понадеемся на собственные силы. — Майор и сержант вытащили и взвели пистолеты.
— И мне дайте пистолет! — сказал я.
Сержант вопросительно посмотрел на майора, майор кивнул, сержант извлек из специальной ниши под сиденьем пистолет и передал его мне. Я осмотрел оружие — на вид «Вальтер П-99», калибр 9 мм, — вещь знакомая…
— «Вальтер»? — спросил я.
— «ТТ».
— Пускай будет «ТТ». — Я перевел оружие в боевое состояние.
Сика-Пука невозмутимо вел машину, вписываясь в повороты на предельно возможной скорости, скорость его ничуть не смущала, даже наоборот, — ему явно было скучно, он даже включил радио. Из динамиков зазвучал бессмертный хит группы «Земляне»:
— Я понимаю их тоску, — сказал я, — на космический корабль траву не протащишь, раскурить косячок на орбите не выгорит. Что ни говори, но космонавтом быть неинтересно, «keine lust» — никакой радости…
— Господи, Ян! — воскликнул майор. — Ты можешь хотя бы сейчас не паясничать!
Я заткнулся, а Константин продолжил свои безуспешные попытки дозвониться Пронину.
— Чертовщина! С ним нет связи!
— Что в этом удивительного? Может, он вне зоны досягаемости?
— Так не бывает, у него такой телефон, что даже в аду запингуется. Не нравится мне это. Додик, жми!
Додик наподдал, а я уставился в окно, наблюдая стремительно сменяющиеся виды. По мере удаления от центра города людей с сине-красной символикой становилось меньше, и скоро мы оказались на мрачных безлюдных улицах. Я видел пожарища, остатки баррикад, здания, поврежденные огнем артиллерии, и десятки тел, укрытых брезентом, выложенных вдоль тротуаров…
— Что за чертовщина тут произошла? — спросил я.
— Вчера… мы дали зеленую дорогу локализованному истреблению ревизионистов, это жертвы вчерашних столкновений…
— Цель оправдывает средства?
— Нет, средства оправдывают цель. Задавить ревизионизм — это менее кровавое дело, чем помноженный на миллион повтор перестройки. Не сделай мы этого, — и через некоторое время трупов станет намного больше, настолько больше, что голод-33 в Украине покажется тебе детской забавой…
— Какая все это пошлость, — уныло сказал я, — неужели советским людям больше некого убивать, кроме как друг друга?
— В том-то все и дело, что некого. Накопившуюся за долгие мирные годы бытовую агрессию некуда выплеснуть, сейчас это происходит.
— На кой хрен вы на пару с ГБ это вытворяете? Зачем все это? Лучше бы вы вторглись в Третий рейх и оторвали от него кусок побольше.
— Такой вариант рассматривался, но…
— Ну вы и бандиты! Хотя нет, вы не бандиты, это я бандит. — Я ткнул себя большим пальце в грудь. — Я граблю людей, но не убиваю их; я ворую их деньги, но не жизни; я вытворяю рискованные демарши, но на кону лишь моя собственная жизнь. Я не отправляю на смерть десятки тысяч марионеток! Бандит — это я, а вы — чудовища…
— Ян, — сухо сказал майор, — одна смерть — трагедия, тысяча — статистика, миллион — история. Сейчас творится история, и ни я, ни ты, никто вообще этого не изменит; но у нас есть выбор: мы сами решаем, какую роль отыграть в этой драме и чью сторону принять. Из двух зол всегда выбирают меньшее, а меньшее зло там, где меньше смертей…
— О, горе-горе… мой выбор — СМЕРШ.
— Правильно! Вытащим отца и пора заканчивать это лечебное кровопускание!
— Как декабристы? — усмехнулся я.
— Ну, уж нет! Декабристы — неудачники! Сделаем это, как СМЕРШ!
— Соберитесь, — сказал Додик, — подъезжаем.
Агент скинул скорость, медленно въехал в просторный двор и остановился рядом с точно таким же, как у нас, автомобилем. Встреча Пронина с Корниенко происходила именно здесь. Пронин, Похмелинский и еще кто-то из СМЕРШа стояли посреди двора и мирно разговаривали о чем-то с людьми в зелено-синей форме КГБ.
— Додик, оставайтесь в машине, — скомандовал майор, — остальные выходим.
Мы вышли из машины.
— Что случилось? — удивленно спросил Пронин глядя на нас.
Майор хотел что-то ответить, но не успел. Я встретился взглядом с Корниенко.
— ТЫ?! — в один голос воскликнули мы…
Вот он, момент истины: тринадцать лет ненависти и жажды мести в одной секунде. Я прыгнул на изумленного генерала ГБ, закрутил его особым образом и приставил «ТТ» к его подбородку…
— Не стрелять! — крикнул Корниенко своим сопровождающим, выхватившим оружие.
— Не стрелять! — крикнул Пронин.
— Не стрелять!
— Не стрелять!
— Правильно, — сказал я, разглядывая дула вскинутых пистолетов и прикидывая, кто и в кого начнет стрелять первым: ГБ в СМЕРШ, СМЕРШ в ГБ или ГБ в меня. — Убьете меня, но мой палец все равно нажмет на курок. Хорошо видно?
— Хороший трюк, — злым голосом сказал Пронин.
— Ты ж сам меня и научил…
— Какого хрена ты вытворяешь? Ты с ума сошел?
— Я не сошел! Он — убийца! Это он убил меня 7 марта, считай это установленным фактом, прими эту версию и найди в своей памяти подтверждение. Да побыстрее!
— Это невозможно! — испуганно проговорил генерал.
— Заткнись, — прошипел я, — еще слово — и я тебя пристелю, как собаку…
Пронин задумался.
— Девяносто второй год… мы вели дело в Москве… 7 марта… я бросил все… я искал убийц… грандиозный провал в Москве… апатия… на руку ГБ… могло быть… Дьявол! Корниенко! Это ты?! Ты убил моего мальчика?!
Лицо Пронина вмиг налилось такой ненавистью, что даже я ужаснулся. Еще секунда — и он зубами загрызет генерала.
— Блики! — заорал майор и кинулся на Пронина, прикрывая его своим телом и увлекая к машине. — На крыше стрелки!
Началась перестрелка… Я стоял, удерживая в захвате генерала и наблюдал, как погиб наш сержант и
