— Это похвально, — вздохнула Ариадна. — Мне пора… Поезд вот-вот тронется…
— Подождите! — в отчаянии крикнул Вадим. — Вы же мне не ответили! Я ждал вас целый месяц…
— Месяц — это ерунда в масштабах вечности, настоящий пустяк, — разумно заметила Ариадна. — Вот мой адрес и телефон. Ваш телефон у меня есть, адрес пришлете. Я вам напишу. Когда что-нибудь решу.
Она вытащила из кармашка заранее приготовленный листок с адресом. Это о многом сказало Вадиму, вдохновило его и обрадовало. Вернуло почти утраченную надежду.
— Но мне нельзя писать домой… — пробормотал Вадим.
— Значит, ваша жена еще ни о чем не подозревает? — Ариадна пристально рассматривала Вадима. — Тогда пришлите мне адрес редакции. Или будем перезваниваться.
Она торопливо пошла к вагону.
— Передавайте привет другу! — крикнула Ариадна, поднявшись на площадку.
— Какому другу? — не понял растерявшийся от всего произошедшего Вадим.
— Познакомившемуся с будущей женой на автобусной остановке! Очевидно, именно он ваш идеал!
Она махнула загорелой рукой, засмеялась, и поезд вновь начал увозить ее от Вадима. Домой он вернулся в еще большей задумчивости.
Тамара не обратила на нее никакого внимания. Она давно привыкла к поэтической рассеянности мужа, сочинявшего на ходу. И полюбила его когда-то именно за его незаземленность. Тамару ничего в этой жизни не тревожило и не волновало. Беспокойно живут одни лишь несчастные люди, а Тамара была счастлива. Ей выпало на долю любить и жить под одной крышей с любимым человеком. Вдобавок талантливым, а значит, необыкновенным. Что еще можно желать для себя? Тамара больше ничего и не желала. И не задумывалась над тем, что ее одаренный муж вполне способен желать чего-то большего.
Тамара ничего не ждала от жизни, потому что получила от нее максимум. Она не боялась и не предчувствовала ничего плохого, неоправданно уверенная в своем спутнике и их общем безоблачном будущем. И, как чересчур неопытный, начинающий строитель, не подозревала, на каком зыбком фундаменте основывается ее уверенность.
Есть люди, которых радует абсолютно все вокруг, жизнь целиком, во всех ее проявлениях. Это счастливые характеры. Такие люди любят солнце и слякоть, холод и жару, шумные бестолковые праздники и домашнюю уютную тишину. Они радуются всему, что видят и слышат, всему, что делают. К ним и принадлежала Тамара. Экономная всегда и во всем, поскольку непростая полунищая жизнь давно приучила ее к этому, Тамара умела бережливо и мудро наслаждаться тем, что посылала ей судьба. Для нее все полученное стало огромным подарком, но это казалось ничтожным для Вадима.
Его мысли постоянно зацикливались на неосуществимых надеждах. Его слишком часто охватывал ужас перед убогостью и призрачностью того понятия, которое люди упорно именуют счастьем, перед однообразием и бедностью земных радостей.
Но Тамара ничего не замечала. Кроме того, родители внушили ей когда-то одну очень распространенную идею о том, что случаются только несчастья, которые предчувствуют. Стало быть, предчувствуй всегда счастье и не помышляй о возможной беде — тогда и проживешь жизнь на отлично. Правило формулировалось просто и, на первый взгляд, почти безупречно. Однако из каждого правила есть исключения, и порой их так много, что количество легко переходит в качество и топит все четко обозначенные постулаты.
Тамара не учитывала некоторых особенностей жизни. Например, что мужчины делятся на очевидных любовников и безусловных отцов. И бесполезно возмущаться и перевоспитывать. Вадим оказался из породы первых, ну, в крайнем случае, из числа плохоньких мужей, но никак не из когорты прирожденных отцов. Детские проблемы были ему противны, неприятны, они его тяготили, и день ото дня все сильнее.
Жена казалась Вадиму неповоротливой и ограниченной, чересчур невзыскательной, раз столь легко довольствовалась тем, что имела. Хотя Тамара не подозревала об этом. На ее счастье и беду.
Вадим теперь ждал письма из Москвы. Он даже предупредил о нем секретаршу, которая, конечно, тотчас загорелась любопытством.
— По поводу учебы, — соврал Вадим. — Хочу на следующий год попробовать поступить учиться.
— И куда надумал?
— В Литинститут, куда же еще! — Вадим словно удивился вопросу.
— А как же семья, пацанчик?
— Что ты такая прилипчивая? Все всегда хочешь знать! Обо всем тебе расскажи, прямо душу вынь да положь! Я ведь учиться собираюсь, а не от семьи сматываться! Получу диплом и вернусь.
— Ты его сначала получи! — логично и ехидно заметила секретарша, считающая себя незаслуженно отвергнутой Вадимом, а его — отвратительным типом с невероятным апломбом.
Впрочем, если бы он клюнул на ее чары, все преобразилось бы в одну секунду. Охлынин превратился бы в гениального поэта, которому Тамара, разумеется, не ровня, а вот она, Леночка, прелестная кудрявая круглощекая пышечка — в самый раз.
Однако трудилась оскорбленная секретарша хорошо. И когда пришло долгожданное письмо с московским штемпелем, сразу принесла его корреспонденту-зазнайке.
— На, получай свое сокровище! — Она небрежно бросила конверт ему на стол. — Езжай учись, глядишь, умнее станешь!
И тактично выплыла из комнаты.
Вадим нетерпеливо схватился за письмо. Ариадна писала красивым, размашистым почерком, но очень скупо. Все содержание ее коротенького послания сводилось к одному — им нужно встретиться не на вокзале и не пять минут, а в нормальной обстановке, и поговорить. Нормальной обстановкой она вполне разумно и объективно считала свою московскую квартиру. И для этого Вадиму предлагалось немедленно выбить себе в редакции командировку в Москву — ведь он корреспондент! — купить билет на самолет и явиться пред карие очи Ариадны в самый кратчайший срок. Иначе… Нет, перспективы она не намечала и не предсказывала, но из ненаписанных, зато явственно проступающих на бумаге строчек становилось абсолютно ясно, что на загорелую Ариаднину ручку претендует не один москвич.
Вадим прочитал письмо два раза и впал сначала в панику, а потом в глубокое уныние.
Столичная жительница плохо представляла себе жизнь провинциальных журналистов. Да кто и когда из них мотался в командировки в Москву?! И зачем, когда местные газеты освещают исключительно родной край, а центральные новости берут из тассовок?
Главный редактор, правда, иногда ездил в Москву, но на то он и главный. А кто такой Вадим? На каком основании он будет выпрашивать себе командировку?!
В состоянии полной безысходности и беспросветности, на грани нервного срыва и застала Вадима вернувшаяся Леночка, чтобы выпытать у него все подробности. Он глянул на нее невидящими, такими мрачными и жуткими глазами, что она по-настоящему перепугалась.
— Ну, ты что! — воскликнула она. — Так переживать из-за какой-то дрянной бумажки со штампом паршивого института! Да плюнь и разотри! А чего пишут-то?
— Лена, — трагическим шепотом начал Вадим, — мне нужна командировка в Москву. Хотя бы на два дня! Посоветуй, что делать. Если ты мне не поможешь, меня не спасет никто!
— Что же это делается?! — запричитала Леночка. — Ты страшно изменился прямо за две минуты! Осунулся, постарел… Ты ведь знаешь, какие у нас могут быть командировки в Москву…
— Знаю, — так же драматично согласился Вадим. — Потому и прошу мне помочь.
Секретарша призадумалась:
— А без командировки ты туда полететь никак не можешь?
— Да как?! — заорал взвинченный Вадим.
Леночка легко простила нервному поэту его крик.
— Возьмешь билет на вечерний рейс в пятницу, а вернешься вечером в воскресенье. Или тебе обязательно нужны будние дни?
— Не обязательно… — пробормотал Вадим, и его глаза приобрели осмысленное выражение. — А деньги на самолет? У нас нет… Считаем каждую копейку. До моей получки еле доживаем… А Илюшку Тамара дает соседке потискать за жратву… Напрокат.
