— Марья, если не хочешь есть, так и скажи! Чего зря добро переводить! Тебя вечно бабушка с ложки кормила, вот ты и выросла малоежкой. Котлеты будешь?
Маша опустила голову, и в тарелку капнула слеза.
— Тогда все! Обед финишировал! — объявил отец. — Вера, убери, пожалуйста, а мы пойдем в маленькую комнату.
Полная дама торопливо кивнула.
Отец посадил понурую Машу напротив себя и задумчиво ее осмотрел.
— Надеюсь, никто не заболел?
Маня отрицательно покачала головой.
— Значит, у тебя новый скандал с матерью по поводу твоего шведского кавалера? — предположил отец. — Как продвигается роман? Я не могу здесь ничем повлиять на мать — она страшно упертая мадам и помешанная на квасном патриотизме. Впрочем, я тоже не сторонник твоего отъезда. Но ты давно взрослая и сама вправе решать, где и с кем тебе жить.
Где и с кем ей жить…
Маня взглянула на отца удивленно: оказывается, она напрочь успела забыть за эти последние дни о своем зарубежном женихе… Хотя не так давно отправила ему очередное письмо. Ваша Маша… Даже со своими фотографиями в купальнике. Бертил просил.
— Нет, швед ни при чем, — сказала Маня. — И я никуда не собираюсь уезжать. И никогда не собиралась. Я… — она запнулась. — Я не знаю, как тебе сказать… Это касается мамы… И тебя… В общем, нас всех троих…
Отец начал раздражаться.
— Что касается? Ты в состоянии объясняться немного вразумительнее? Я пока ничего не понимаю. И очень не люблю загадок и детективов. Это не мой жанр. Кстати, у твоей матери еще не закончился климакс? С ней вообще стало невозможно разговаривать — сплошные истерики. Скажи мне, когда у нее пройдет переходный возраст. Тогда я как-нибудь заеду.
Маша окончательно запуталась, смешалась, вспомнила, как мать почему-то перебирала свои бедные платьишки, готовясь к приезду бывшего мужа, и подумала, что совершенно напрасно поехала к так называемому отцу. Уж его-то вмешивать сюда совсем ни к чему.
— Ну, так что? — продолжал он. — Ты родишь какую-нибудь путную мысль, в конце концов, или нет? Какой новостью ты меня собиралась осчастливить?
— Я узнала, что ты не мой отец! — внезапно, против воли, выпалила Маша и похолодела.
Сорвалось… Она не собиралась этого говорить — передумала…
Отец вздохнул и посмотрел в сторону.
— Вот оно в чем дело… Подумаешь, открытие! И давно тебе настучали?.. Небось, твоя любимая бабушка! Кто же еще… Твоя мать думала, что ты так и проживешь жизнь, ничего не зная… Глупо!.. Но ее никогда нельзя ни в чем убедить. Она уверена, что я тоже ни о чем не догадался… Я всегда это знал. Инна не умеет обманывать, хотя всегда за это радостно берется.
Маша молчала в замешательстве. На кухне тихо звенели тарелки.
— Ты… все знал? А почему же не разошелся? Почему ничего не сказал, ни о чем не спросил?.. Я не понимаю…
Отец засмеялся.
— Мыслюха! Что же тут непонятного? Это проще веника… На свете был всего один человек, которого я любил — это Инна. Я женился на ней против воли своей и ее матери, очень рано, почти мальчишкой, потому что вдруг, в одну минуту, увидев ее в сентябре первого курса, понял: я никого никогда не буду любить так, как ее. Мне нужна лишь она! Инна стояла во дворе факультета и смеялась… Такая светлая, ясная, открытая… Стоп-кадр. Застывший в моей памяти навсегда. Понимаешь?
— Понимаю… Только понять ничего не могу… — прошептала Маша. — Но почему же вы тогда всю жизнь, насколько я помню, так жутко кричали? Я была уверена, что вы ненавидите друг друга. Я выросла под аккомпанемент ваших сплошных скандалов… Разве это называется любовью?..
Отец помрачнел и опустил глаза.
— Это называется жизнью. Инна не любила меня… Я отлично все знал. Равнодушие скрыть нельзя, как ни пытайся. Я бесился, злился, сходил с ума… Чего только я ни перепробовал… У меня ничего не выходило… Честно говоря, я до сих пор не понимаю, почему она тогда вышла за меня… Ни рыба ни мясо… Потом я стал мстить ей за ее нелюбовь… Я мстил ей за наши бездарные ночи, за ее крепко стиснутые губы, за отворачивающееся от меня лицо, за холодные, широко открытые глаза… За костяные руки, за два одеяла, за отвращение к моим прикосновениям и к моему запаху… Это страшно. Мы прожили вместе тяжкую жизнь, никому такой не пожелаешь…
Маша вспомнила свои ночи с Закалюкиным, удивительно точно, до мельчайших деталей и подробностей только что описанные отцом, вздрогнула и покраснела.
— Но, папа… — прошептала Маня, — прости… мама меня уверяла, что ее никто никогда не любил… Она в этом просто убеждена и твердит, что всегда мучилась, сознавая свою ненужность. Она ошибалась? Ничего не знала? Но это ведь невозможно! Нет, я совершенно ничего не понимаю! Если можешь, объясни! — И, взглянув на отца, неожиданно поняла, что он ответит. — Она… снова обманывала? Как всегда? Зачем ей была нужна эта вечная ложь?!
Отец усмехнулся. У родителей всегда должны быть тайны прошлого…
— Счастье, что она не нужна тебе. Ты выросла хорошей девочкой. Мы все, занятые исключительно своими Делами, запутавшимися душами и суетой, очень виноваты перед тобой. Ты платила нам отстранением… Инна не понимала, не хотела понимать, что мы тебя от рождения обрекли на слишком сложную жизнь. Знаешь, я часто жалел о том, что я не твой отец и что у нас с Инной не было детей. Теперь слишком поздно… Она как раз из породы людей, не нуждающихся в чужой любви. Для нее главное — любить самой. Бывают женщины, готовые все отдать, лишь бы любили их. Таких больше, но Инна не из их числа. Она может прекрасно обходиться одним своим чувством, с наслаждением и страданием рассказывая о несбыточных мечтах по поводу горячей несостоявшейся любви к ней.
А я? — подумала Маша.
— И ты… ты никогда не пробовал найти ей замену?.. Прости… Мама вспоминала об одном твоем романе…
Отец снова усмехнулся. У него опять был тот же самый, хорошо знакомый Маше скомканный, смятый рот.
— Понимаешь, никогда! Звучит странно? Но это правда… Роман — это Иннина фантазия. Экая заслуга: всю жизнь прожить возле одной юбки! Все равно что пришел в гости, стол заставлен всякими яствами, а ты весь вечер сидишь в уголочке и ешь один винегрет.
Из кухни тянуло ванилью и какао. Очевидно, Вера Аркадьевна затеяла десерт. Отец, конечно, не замедлил ей доложить, что Маша обожает сладкое.
— Я слишком долго пытался изменить ситуацию… Чересчур долго старался заставить ее полюбить себя… И делал все наоборот… Словно назло самому себе… Я уверовал в проклятую идею, что за свое счастье надо бороться. Кто только внушил мне эту глупость? Счастье не революция, и с судьбой не поспоришь, это нелепость. Но я не пытался отклониться от намеченного пути и выбранной цели, упрямо и тщетно сражаясь за любовь. Я ее добивался, добивался и добивался… А потом просто перегорел… Бывает, наступает время, когда ломать жизнь и самого себя слишком поздно… Когда ты больше ничем не владеешь и теряешь даже то, что когда-то имел… Хотя я ничего не имел… Даже детей… Мне оставалась одна работа, но это такая малость…
— А… — начала Маша и осеклась.
— Почему Дмитрий не бросил семью? Я до сих пор не понимаю этого, — медленно продолжал отец, угадав ее незаданный вопрос. — По-моему, любовник чаще всего напоминает бумеранг: он все равно вернется к жене…
Маша сжалась в кресле: все равно вернется… А разве ей нужен другой вариант?..
— Этот ее блокадный мальчик… — Голос отца выдал его не успокоившуюся с годами, такую же болезненную, как раньше, ненависть. — Его ребенком вывезли из Ленинграда Ледовой дорогой жизни. Он сирота. Инна всегда гордилась, что Дмитрий всего добился в своей жизни самостоятельно…
