можно было с успехом стрелять торпедами.
Во многих точках побережья Эгейского моря турки создали станции для наших лодок. Мы зашли в одну из них на день, а затем вернулись к берегам Галлиполи, все еще не теряя надежды на возможность возвращения английских линейных кораблей.
После нескольких суток бесполезного крейсерства 1 июня «U-21» пошла через Дарданеллы в Константинополь.
При входе в пролив мы попали в ужасный водоворот, лодка качалась, вертелась и понемногу увлекалась на глубину. Мы находились в объятиях какой-то страшной силы, и я был уверен, что лодка будет увлечена на такую глубину, где давление воды раздавит ее корпус.
К счастью, на глубине около ста футов нам удалось овладеть управлением лодкой и прекратить ее дальнейшее погружение. Мы вырвались из водоворота, и когда всплыли, то оказались как раз перед линией турецких мин и сетей, в которой для нас был заблаговременно оставлен проход. «U-21» пошла сквозь него, сделала переход через Мраморное море и 5 июня, через пятьдесят дней после выхода; из Вильгельмегафена, мы увидели минареты и купола Константинополя, имея к этому времени в топливных цистернах только полтонны соляра.
Затем последовал месяц стоянки в Константинополе с обычными дневными ремонтными работами на лодке и ночными скитаниями по кафе и базарам Стамбула.
4 июля мы снова вышли в море. Еще раз благополучно пройдя Мраморным морем и Дарданеллами, мы у Галлиполи обнаружили в перископ большой французский транспорт. Он только что отправил на берег боезапасы и готовился принять на борт обратный груз.
После искусного маневрирования я пришел в точку залпа и подал команду:
«Торпеда — пли!» Прямое попадание. Я мог видеть в перископ столб воды, поднявшийся выше мачт и затем свалившийся на палубу. Корма исчезла из вида, а нос встал вертикально из воды. Из труб вырвались облака черного дыма. Транспорт имел 500 футов длины. Глубина моря в этом месте была небольшой, и потому его корма сразу же коснулась грунта. Затем последовал второй сильный взрыв, и через несколько мгновений транспорт затонул.
После короткой остановки в одной из турецких станций для лодок «U-21» снова вышла в крейсерство. Меня постоянно влекло к той полосе берега, где пошли на дно «Триумф» и «Мажестик». Я не мог преодолеть инстинктивного ожидания увидеть там еще один британский линейный корабль.
Напрасные надежды — никаких линейных кораблей, только пара маленьких рыбачьих пароходов. Я с презрением рассматривал их в перископ. Один из них повернул и пошел на нас полным ходом. Он увидел лодку.
«Погружаться на двадцать метров! Полный ход! Он таранит нас!»
Мы ушли на глубину двадцать метров. А затем начались неприятные штуки. Никакой опасности таранного удара для нас уже не существовало. Произошел худший случай — встреча с миной. Сзади нас произошла ужасная детонация, и наше освещение вышло из строя. Внезапная темнота казалась особенно страшной. Что-то, я не знаю, взорвало мину вблизи лодки, и лодка чуть ли не выскочила на поверхность. Затаив дыхание, я ожидал характерных звуков проникновения воды внутрь. Все было абсолютно тихо. «Донесения из всех отсеков!» — крикнул я. Осмотр отсеков был сделан при помощи переносных фонарей. Лодка все-таки осталась водонепроницаемой, но горизонтальные рули оказались заклиненными. Мы усиленно работали над исправлением повреждений, но так и не смогли заставить рули действовать нормально. Все, что нам удалось сделать, — это удержать лодку на перископной глубине и возможно скорее уйти обратно в Дарданеллы. Мы надеялись, что ни один неприятельский патрульный корабль не появится на нашем пути и не потопит нас. И действительно мы благополучно пришли обратно в Константинополь.
«U-21» оставалась в Средиземном море в течение почти двух лет.
Боевых объектов для нас в Дарданеллах больше уже не было, и поэтому мы переключились на войну против союзного коммерческого судоходства.
Действия против транспортов были достаточно интересными, но даже самая интересная работа, выполняемая в течение длительного периода времени, становится однообразной, хотя одно наше приключение было исключительным, и о нем стоит рассказать.
Весной 1916 года у Сицилии, недалеко от города Мессины, я заметил небольшой пароход, шедший под британским флагом. Мы дали выстрел по носу, но команда, видимо, не понимала нашего языка, и пароход продолжал идти своим курсом. Я повторил свою просьбу другим выстрелом. На этот раз пароход ответил выстрелом из маленького орудия, установленного у него на носу. Снаряд упал с недолетом.
«Он хочет драться, — заметил я своему вахтенному офицеру, — и мы окажем ему эту любезность».
Мы стояли на палубе около боевой рубки. Я приказал дать полный ход, а артиллерийской прислуге — открыть огонь из носового орудия: «Стреляйте по нему так быстро — как можете».
Лодка и пароход сблизились, подготовляясь к сражению на близкой дистанции. Эта жалкая маленькая пушка у него на носу внушала нам только презрение. Пароход неожиданно повернул на нас. В этот момент у него на палубе упали щиты, и мы увидели дула двух больших пушек. Поднял ли он военный флаг или нет, я не видел, но было ясно, что перед нами судно-ловушка, один из знаменитых английских кораблей типа Q- шип. Это была моя первая встреча со столь опасным противником.
Оба орудия парохода открыли беглый огонь. Повсюду вокруг лодки рвались в воде пятнадцатисантиметровые снаряды. Один из них попал и взорвался в воде прямо передо мною, вызвав жгучую боль в моей руке, ноге и лице. Я едва обратил на это внимание в охватившем меня возбуждении.
Моей первой мыслью было сделать погружение. Но если бы мы погрузились, то он бы знал, где нас искать, и сопровождал бы свои поиски сбрасыванием еще более сильных глубинных бомб.
У нас имелся другой путь выхода да боя — постановка дымовой завесы. Укрывшись за нею, мы могли спокойно уйти от противника, пользуясь своей хорошей скоростью, и затем уже незаметно погрузиться. Когда я отдал приказание о дымовой завесе, то снаряды рвались уже со всех сторон. Я стоял полуослепленный, в полуобморочном состоянии, по лицу текла кровь. Дым вырывался густыми облаками, но снаряды уже перестали падать близко. Мы спасали свою жизнь, уходя от неприятеля, а затем через несколько минут погрузились.
В марте 1917 года я совершил обратный переход в Германию, куда были отозваны многие лодки для сезонной кампании против английской торговли».
Херзинг мало заботился о потоплении коммерческих судов. Даже большие грузовые транспорты почти не привлекали к себе внимание этого корсара глубин. Один из командиров германских лодок говорил мне, что Херзинг часто умышленно пропускал полдюжину купцов, если только подозревал, что где-нибудь в пределах его района находится военный корабль противника. Кроме потопления «Триумфа» и «Мажестика», в феврале 1916 года Херзинг встретил вблизи сирийского берега французский крейсер «Адмирал Шарне» и послал его на дно в компанию к двум британским боевым кораблям, уничтоженным им у Галлиполийского полуострова.
Глава VIII.
Лодка, потопившая «Лузитанию»
Командер Вальтер Швигер, отдавший приказ, в результате которого была выпущена торпеда по «Лузитании», погиб на войне. Я искал людей, служивших под его командой на «U-20», и набрел в старом городе Любеке на лейтенанта Рудольфа Центнер. Его мать родилась в Нью-Йорке, и он говорил на превосходном английском языке. После конца войны Центнер служил в предприятии, импортирующем вино. Я сидел и говорил с ним в его конторе. Центнер рассказал мне, что в начале войны он был офицером на корабле, но затем, совместно с двадцатью четырьмя другими младшими офицерами, решил перейти в подводное плавание, дававшее больше надежд, на боевое отличие. Из двадцати пяти этих вновь испеченных подводников — войну пережили только четверо.
Центнер провел одной рукой по своим рыжим волосам, вставил монокль в глаз и откинулся на спинку
