безукоризненным поведением дает нам понять, что нравственно исцелилась. Меня даже беспокоит тот факт, что она стала чересчур покорной…» Я в ярости расхаживал по своему кабинету. Нравственно исцелилась? И этого достаточно, чтобы отправить ее домой? Марчелла умело разыграла свою карту с молчанием.
Я решил, что, пожалуй, стоит внести падре Порталупи в свой маленький список личных врагов, в котором уже числились доктор Санто, Сесилия Корнаро, Испанская мадам и похититель завещания, со всеми из которых, за исключением последнего, было покончено раз и навсегда.
Доктор Санто Альдобрандини
Я нашел работу и жилье в монастыре близ Тревизо, где принимали на лечение больных. Затем написал Джанни, чтобы он знал, где я нахожусь, и поинтересовался новостями. Он очень долго не отвечал мне. Я понял, что ему нечего сообщить мне. Значит, Марчелла по-прежнему уверена в том, что я люблю жену Мингуилло.
Тем временем Наполеон вновь заинтересовался моей карьерой. Если ему когда-либо и требовались хирурги, то как раз на его новой войне против царской России.
К весне 1812 года я оказался среди плавающих обломков кораблекрушения в числе тридцати двух тысяч итальянских солдат, которых течение судьбы медленно влекло к русскому фронту, причем в своем распоряжении мы имели преступно мало провианта. Наступил сентябрь, и
Я поднял голову только в тот день, когда мы дохромали до Италии. Долгие месяцы она оставалась понуро опущенной под грузом моих собственных поражений – поскольку каждого, кого отнимал у меня холод, я считал скорбной и невосполнимой потерей, – или уныло втянутой в плечи в тщетной попытке укрыться от мороза и ветров, дующих из Сибири.
Но в тот день мне показалось, будто я слышу запах моря или по крайней мере небольшого залива на побережье Адриатики. Здесь, в этом месте, ничто не принадлежало мне, зато я сам принадлежал ему. Здесь была Марчелла. Я считал, что более ничто не помешает мне добраться до нее. И меня больше не интересовали причины, по которым я должен держаться от нее подальше.
Я вернулся в монастырь в Тревизо и начал строить планы возвращения в Венецию. После долгих месяцев молчания я вновь взялся за перо и написал Джанни.
Сестра Лорета
Однажды внезапный приступ воспаления мозга заставил меня ударить Рафаэлу по ее ухмыляющемуся лицу, когда она пришла в мою келью, чтобы увести сестру с собой. Не исключено, что я вырвала у нее несколько клочков волос. Говорили, будто в порыве ярости я пыталась выдавить ей глаза, но это, скорее всего, лишь досужие домыслы, поскольку сама я не припоминаю ничего подобного.
После этого я не видела сестру Софию вовсе.
– Для сестры Софии вы умерли, – заявила мне
У меня возникло такое чувство, словно с меня живьем содрали кожу, и оно оказалось намного болезненнее любых истязаний плоти, которым я себя подвергала. Когда я открыла было рот, чтобы запротестовать,
– Теперь можете играть со своими шакалами.
Подобный поворот событий никогда не входил в Божий замысел, поэтому я решила, что буду оплакивать сестру Софию так, будто это
Я объявила, что начинаю пост, дабы спасти душу сестры Софии от веков, которые ей предстояло провести в чистилище. На свои сбережения я заказывала для нее заупокойные мессы. Я написала ее имя на стенах своей кельи, выводя буквы своей собственной целомудренной кровью.
Ко мне пришли сестра Нарцисса и сестра Арабелла и предложили бичевать себя во имя сестры Софии, но я отправила их восвояси, грубо ответив им:
– Вы никогда не любили сестру Софию так» как она того заслуживала. Вы ревновали меня к ней.
Несмотря на все мои посты и бичевание, принимая ванну, я не могла не обратить внимание на то, что тело мое оставалось белым как снег и что внешне я выгляжу как молоденькая девушка, хотя скоро мне должно было исполниться уже сорок три года. Я была сильной, как амазонка, но без уродливого переплетения жил и мускулов: моя сила имела исключительно духовную природу. Грудей у меня почти не было, и бедра мои были благополучно лишены женственных изгибов. Начав поститься, я редко страдала от унижений ежемесячных менструаций, что так ослабляют простых женщин. Хотя бы из этого я могла заключить, что моя непорочность доставляет удовольствие моему Небесному Супругу: неиспорченное тело является одним из верных признаков святости.
В мою келью пришла
– Эта лихорадка не мирского происхождения, – заявила ей я. – Взгляните сами, – настаивала я, – Господь не позволит мне принимать пищу.
И я взяла кусочек хлеба, который лежал рядом с моей кроватью, и положила его в рот. Но, стоило ему коснуться моего языка, как меня охватила такая тошнота, что хлеб помимо моей воли вылетел изо рта в струе желчи, которая попала на платье
Я провозгласила:
– Теперь вы сами должны признать, что высшая сила не дает мне принимать пищу. Я могу глотать только Тело и Кровь Христову.
– Подлинная добродетель лишена гордыни и амбиций, сестра, – злобно прошипела
А потом она заговорила медленно и внятно, как с глухим.
– Сестра София не умерла, слышите? Остальные монахини – и само бедное дитя – напуганы тем, как вы себя ведете. Вы ничего не добьетесь своей глупой истерической выходкой, сестра Лорета. Прекратите свое нарочитое голодание и живите, как подобает смиренной монахине, каковой вы и являетесь, и не более того. Неужели вы этого не понимаете? Господь наш Иисус призывал к смирению сердца и сам показывал его.
А затем она с раздражением добавила:
– Вот уже тридцать лет вы живете в прекрасном Божьем доме и не впитали ни одного из Его откровений. Ваша душа остается неразвитой, даже ваши фанатические поступки повторяются с утомительной регулярностью. Прекратите свои преувеличенные изощрения, эти вымышленные чудеса! Если вы хотите привлечь внимание какой-либо изюминкой в своем поведении, то вам следует распять свой язык, вместо того чтобы заставлять нас выслушивать свои пустые и напыщенные речи!
Произнеся это богохульство, она вдруг оборвала себя на полуслове, и на лице ее отобразилось раскаяние.
– Я приношу свои искренние извинения за последние слова. Вы заставили меня выйти из себя, сестра Лорета. Я позволила себе слабость. Я немедленно отправлюсь на исповедь. Тем не менее вы предупреждены. Еще одна оскорбительная выходка в таком же духе, и я обещаю вам, что лишу вас сана
И тогда я с горечью поняла, что только мое нынешнее положение