Книга из человеческой кожи

нынешнее повествование о неисправимом герое, все преступления которого приносят ему пользу, и немалую. И, если бы мой отчет оборвался на этом месте, можно было бы подумать, что мир погряз в бесчестьях и подлости, которые всегда остаются безнаказанными.

О да, в это время все, к чему я прикладывал руку, процветало! Мой старый враг Наполеон потерпел полное и сокрушительное поражение. Деньги рекой текли ко мне благодаря моим новациям в знахарстве. Моя маленькая коллекция книг из человеческой кожи занимала уже три полки в моем кабинете. Я каждый день переставлял своих любимиц, тасуя мужские и женские книги с той сноровкой, с какой хозяйка публичного дома меняет девушек у регулярных посетителей, дабы удовольствие не приедалось.

Когда на рынке трудно было сыскать книги из человеческой кожи, я прибегал к другим развлечениям, пополняя библиотеку собственными творениями. Я приобрел книгу об искусстве охоты в переплете из лисьей шкуры, естественную историю певчих птиц в обложке из кожи жаворонков и трактат о больших кошках, обтянутый стриженой шкуркой одной из домашних мурлык Палаццо Эспаньол, чье отсутствие вызвало массу горестных стенаний у обожавших ее служанок и дикий восторг у местных крыс. А если кто-нибудь переходил мне дорогу, я с удовольствием представлял, какой текст будет лучше всего смотреться в переплете из его кожи.

Пожалуй, как раз в это счастливое и изобильное время я излишне погряз в самодовольстве. Да и разве могло быть иначе? Моя сестрица наконец оказалась вне пределов досягаемости своего честолюбивого возлюбленного, даже если он и догадывался, куда она подевалась. Что до его стремления взять Марчеллу в жены, то я спокойно думал: «Скорее свиньи полетят по небу клином, чем это случится, а я что-то не слышал о том, чтобы в свинарнике кто-нибудь расправил крылья».

Никакого уважения к снисходительному читателю, но нуждается ли он в нем?

Марчелла Фазан

Несмотря на мой проступок со святым Себастьяном, priora сообщила мне, что я должна буду сделать первый шаг на пути к тому, чтобы стать нареченной Господа Бога нашего и обрести статус послушницы.

– Твое путешествие оказалось чересчур долгим, – ласково сказала она, – поэтому мы немного ускорим твое посвящение.

Я подумала о той битве, которую priora должна была выдержать с vicaria, чтобы добиться для меня этой привилегии. Я по-прежнему ломала голову над тем, какую ложь преподнес им Мингуилло о моей прошлой жизни. Здесь у него были развязаны руки. Я смотрела и слушала. Судя по тому, как со мной обращались остальные, все они явно полагали, что мое бытие и, следовательно, мой характер были столь же трогательно незамысловатыми и простыми, как и моя изувеченная нога, и что я, Марчелла, и впрямь появилась на свет с этим врожденным дефектом, пагубные последствия которого отразились на моем теле, разуме и душе.

По случаю посвящения в послушницы меня переодели в старую одежду и привели в церковь в сопровождении монахинь в черно-белых платьях. В самый кульминационный момент решетку на мгновение закрыли занавесом. В меня со всех сторон вцепились руки, срывавшие с меня платье и облачавшие в хрустящее нижнее белье и шерстяную накидку. Я делала то, что мне говорили, держала руки над головой, поворачиваясь то влево, то вправо, как шепотом командовали мне старшие подруги. Когда занавес вновь открылся, я предстала перед аудиторией в белом наряде послушницы, стоя на коленях со свечой в руке и растерянным выражением на лице, которое все желающие могли принять за блаженство. Отведенные послушницам помещения состояли из наших собственных комнат, отдельной прелестной часовни, общей комнаты и небольшой библиотеки с книгами на религиозные темы. Я была по меньше мере на пять лет старше остальных девушек и чувствовала себя на сто лет мудрее и опытнее. Здесь были маленькие принцессы из благородных семейств Арекипы, которых баловали и оберегали от ужасов внешнего мира с самого рождения. Но они приняли меня всем сердцем, делясь со мной своими детскими сплетнями и секретами, как если бы я была одной из них.

Нами руководила наставница послушниц, заклятый враг сестры Лореты, которая, соответственно, была мягкой и ласковой, как лучи весеннего солнца. Но в ее обязанности входило побуждать и воспитывать молодых девушек, вверенных ее попечению, так, чтобы они без протеста и сожаления посвящали себя Господу. А другая ее роль, с которой она справлялась блестяще, состояла в том, чтобы исправно просвещать послушниц насчет ужасов внешнего мира.

Едва где-нибудь в Перу, а также в любом другом испанском доминионе, случалось убийство, или муж избивал жену, или ребенок умирал во время родов, детали происшедшего становились нам известны немедленно. Если уж на то пошло, наша наставница нередко переходила границы, рисуя окружающий мир исключительно в черных и зловещих тонах. Послушать ее, так все до единой молоденькие девушки, не спешащие укрыться в монастыре, вскоре превращались в старух благодаря каждодневным тяготам замужества. Их жизнь напоминала бесконечную череду обязанностей – им приходилось ходить за покупками, убирать, рожать и воспитывать детей, подставляя другую щеку, пока они не умирали гораздо раньше монахинь. Перед сном мы выслушивали жуткие истории о женах, для которых супружество превращалось в невыносимую муку, и они совершали самоубийства, зачастую прихватывая с собой в ад новорожденных детей, потому что малыши нередко умирали до того, как успевали исповедаться и получить отпущение грехов! Далее шли мужья, протыкавшие рапирами шелковые платья своих жен, нимало не заботясь о том, находились ли внутри супруги или нет, и воровавшие их драгоценности и тратившие их на шлюх. Подобные истории всегда заканчивались спонтанными горячими благодарственными молитвами Богу за то, что Он уберег своих маленьких монахинь от столь неприглядной и ужасной судьбы.

Скорее всего, разговор Мингуилло с priora состоялся в ее oficina, расположенной сразу за воротами. Невзрачный внешний двор не позволял составить должное впечатление о внутреннем мирке монастыря. Должно быть, монастырь Святой Каталины представлялся ему серым и мрачным, как могила. Ведь знай Мингуилло о том, какой была жизнь внутри монастыря, он бы никогда не отправил меня сюда. Если судьбой мне было уготовано стать пожизненной заключенной по воле своего брата, то я могла хотя бы утешаться тем, что моя последняя тюрьма располагалась в столь безукоризненно прекрасном месте.

Монастырь Святой Каталины напоминал царство из арабских сказок. Свежий ветер с гор ласково перебирал головки цветов во внутренних двориках, бесшумно скользя по извилистым улочкам и брызгаясь водой из фонтанов. Вместо того чтобы запретить чувственные удовольствия, монастырь наслаждался ими. Из канцелярии priora доносилась музыка маэстро Россини. У алтаря щебетали певчие птицы в клетках, придавая голосам хора небесное звучание. Отрада и утешение крылись в запахе роз, нежной мякоти созревающих плодов, длинных пальцах солнечных лучей, каждое утро нежно касавшихся наших лиц.

Но более всего в монастыре наслаждались вкусной пищей. В апартаментах каждой из принявших постриг монахинь имелась собственная кухня. Вечерний воздух был напоен ароматами тушеного мяса и жареных морских свинок. На следующее утро над дворами витали сводящие с ума запахи кондитерской выпечки и горячего шоколада, которые в полдень сменялись ароматами марципана, а после обеда – хлеба с пряностями. Наклоняясь понюхать цветок в саду, вы неизбежно обнаруживали, что от него пахнет сахаром и ванилью из восхитительных polvorones.[146]

Быть монахиней здесь означало жить в игрушечном кукольном домике. Цвета были слишком простыми для реального мира. У нас напрочь отсутствовали оттенки и полутона, властвовали яркие, чистые краски.

Ну и, конечно, здесь был Эль-Мисти. В Арекипе я не могла избавиться от ощущения, что лишь тонкая вуаль отделяет землю от рая. Вершина горы настолько возвышалась над ползущим над долинами туманом, настолько далека была от надежной тверди под ногами, что казалась неким сверкающим королевством в облаках, настоящим мифом или древней легендой. Vicaria пыталась запретить монахиням смотреть на вулкан, однако же сестра Лорета не могла уничтожить его по своему хотению. Даже если вы не смотрели на него, Эль-Мисти смотрел на вас. Я лично ощущала присутствие горы так, как ощущают манто из белого горностая на плечах – легкое, невесомое и нежное, но, что еще более важно, способное защитить. Мингуилло находился по другую сторону горы, а вдобавок еще и за океаном с двумя