показаться брюзгой, но он здорово нам помог после того, что случилось со Страттоном.
— Даже не знаю, что бы мы без него делали, — согласилась Мора и сжала руку Гейбриела. Ее глаза светились любовью. — Он очень беспокоился о тебе. Конечно, он немногословен, но я сумела его понять. Моя Эйми восхищена Стоунхерстом. Это так странно. Ведь обычно в присутствии незнакомых мужчин она стесняется и робеет, а он такой… большой. Даже больше Коннора. Но Эйми ходит за ним по пятам, а ему, похоже, это даже нравится.
Гейбриел удивился, но был очень благодарен семье Давентри за своего нелюдимого друга. С теплым сердцем он поднес пальцы Моры к губам и нежно поцеловал.
— Да, Стоунхерст — хороший друг, — заметил он.
Лорд Олбрайт шумно прокашлялся.
— Пока я болел, у меня накопились всякие дела, связанные с поместьем. Мне нужно срочно разобраться с ними, так что я оставляю вас наедине. — Маркиз чмокнул дочь в щечку и направился к дверям. Но прежде чем выйти из комнаты, посмотрел на Гейбриела и сказал серьезно: — Простите меня, Хоксли. Я плохо думал о вашем отце, и это негативное отношение распространялось и на вас. Я был не прав. На самом-то деле вы очень хороший человек.
— Спасибо, милорд.
Как только маркиз исчез за дверью, Мора обернулась к Гейбриелу и стала вдруг какой-то робкой и неуверенной.
— Он не единственный, кому нужно попросить у тебя прощения, — проговорила она.
— Мора, милая, не надо…
— Я должна это сделать. Хотя не знаю, заслуживаю ли я прощения. Я долго плохо думала о своей маме, но потом поняла, что ошибалась. Мне уже давно пора понять: нельзя судить о человеке, исходя лишь из того, что лежит на поверхности. — Она часто заморгала, смахнула со щеки непрошеную слезинку, сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и продолжила: — А ты? Теперь, когда ты знаешь, что твой отец невиновен, сможешь ли ты его простить?
— Возможно, в чем-то я смогу его простить и оправдать. Хотя моя ситуация несколько отличается от твоей. Пусть мой отец невиновен, но он был настолько злой и ожесточенный, что в его сердце не было места для любви. Он никогда не любил ни меня, ни маму. И я отвечал ему тем же. Но… — Гейбриел поднял руку, приложил ладонь к ее щеке и нежно стер большим пальцем мокрый след от слезинки, — твоя мама любила тебя. И она наверняка не хотела бы, чтобы ты всю жизнь испытывала муки совести.
Он обнял ее и крепко прижал к груди.
Они могли бы оставаться в таком положении вечно, получая истинное наслаждение от взаимной близости, если бы у Гейбриела не начался внезапный приступ кашля. Тут же дала о себе знать рана в боку, и он сморщился от острой боли. Мора вскочила, быстро подошла к ближайшему столику и, налив воды из кувшина, вернулась и протянула ему стакан. После того как Гейбриел с жадностью выпил воду, девушка отставила стакан в сторону и, опустив глаза, вновь устроилась на постели рядом с ним. Он взглянул на нее, пытаясь угадать, о чем она думает.
— Ты даже не представляешь себе, каким виноватым я себя чувствую оттого, что не сказал тебе о своих подозрениях в отношении Страттона, — пробормотал Хоксли. — Но так получилось, что в последнюю ночь в Роузмонт-Холле…
— Мы поссорились. — Мора закусила губу. На лице ее было написано искреннее огорчение. — Пожалуйста, прости меня, Гейбриел. Я не должна была сомневаться в тебе, не должна была подозревать тебя в подобных подлых вещах.
— Я виноват не меньше тебя.
— Не надо так говорить. — Мора приложила палец к его губам, заставив его замолчать. — Ты все время приходил мне на помощь — спасал, помогал выкарабкаться из неприятных ситуаций. Ты вел себя как настоящий мужчина, но я позволяла себе идти на поводу у молвы. И не хотела признаваться в своих многочисленных ошибках. Я ошибалась насчет тебя, насчет себя, насчет твоего отца и моей мамы… — Она провела большим пальцем по его нижней губе, и он едва сдержал желание куснуть ее нежный пальчик. — Но больше всего я боялась признаться в том, чего я хочу на самом деле.
— И чего же ты хочешь?
— Я хочу быть рядом с тобой. Всегда. Я люблю тебя, Гейбриел.
Сердце Гейбриела подпрыгнуло. Ему стало трудно дышать. Один Бог знает, как долго он ждал этого признания!
— Я нисколько в этом не сомневаюсь, — сказал он, с усилием сохраняя спокойный, ровный тон.
Приподняв голову с подушки, Гейбриел вытянул шею и прямо посмотрел ей в глаза.
— Я тоже люблю тебя.
— Знаю. И уже давно. Но меня пугали собственные чувства.
— Я хочу тебе сказать, что в ту ночь я не притрагивался к леди Лэнскомб, — поспешил заверить ее Гейбриел. — Я беседовал с ней о Страттоне, только и всего. Я никогда бы не…
Но она опять его прервала:
— Все в порядке. Не надо ничего объяснять. Я тебе верю.
Он внимательно посмотрел на свою собеседницу:
— Как ты думаешь, что скажут в свете по поводу нашего союза?
— Знаешь, меня это теперь мало волнует. Те, кто меня любит, все поймут. Теодосия, Эйми и Джиллиан очень рады за меня. Папа тоже наверняка одобряет наши отношения. А что касается остальных… Они не посмеют нам сделать ничего плохого, если мы будем вместе.
— А как же лорд Уолдрон?
— Хочешь, верь, хочешь, нет, но он заходил ко мне, когда узнал о случившемся. Папа указал ему на дверь. — Девушка расхохоталась. Гейбриел заметил, что она впервые так весело и беззаботно смеется, и эти волшебные звуки согрели ему душу. — Просто невероятно, но я действительно думала выйти за него замуж. Мне казалось, что любовь и страсть — опасные явления, которых всячески нужно избегать. Зато теперь я не хочу ничего другого.
— И я тоже. Самое важное для меня — быть рядом с тобой.
Повисла пауза. Мора нагнулась к Гейбриелу и грустно посмотрела в его глаза.
— Наши с тобой родители стали жертвами молвы. Сколько человеческих судеб было загублено только потому, что аристократическое общество диктовало им свои решения. Я не хочу, чтобы это случилось со мной, Гейбриел.
— Я тоже не хочу.
— Теперь я хочу жить для себя. Не для тети Оливии, не для мамы и не для папы. Мне кажется, что, услышав это от меня, он не будет разочарован. И даже обрадуется.
Убрав прядь волос со щеки девушки, Гейбриел захватил ладонью ее затылок и привлек ее к себе — так, что их губы оказались совсем близко.
— Твой папа хочет, чтобы ты была счастлива, Мора, — проговорил он. — Именно это сделает его по- настоящему счастливым. И меня тоже.
Он запечатлел на ее устах долгий и нежный поцелуй. Когда они оторвались друг от друга, дыхание их сделалось тяжелым.
— Впрочем, меня может сделать счастливым еще одна вещь, — с усмешкой сказал Хоксли. — Я хочу увидеть тебя в том платье, которое ты надевала на маскарад Лэнскомбов. Оно очень идет тебе. Ты в нем чертовски соблазнительна!
На высоких скулах Моры проступил легкий румянец.
— Это платье Вайолет, — призналась она с лукавой усмешкой. — Но если ты будешь хорошим мальчиком, я опять смогу его взять у нее.
Он опять приник поцелуем к ее губам и прошептал:
— Это было бы здорово. Но больше всего мне нравится, когда ты вообще без платья.
— Как только ты окончательно выздоровеешь, мы поженимся, и тогда я подумаю над твоим предложением, мой милый дьявол. А пока тебе придется смириться с тем, что я одета.
Тихо застонав, «милый дьявол» продолжил свои любовные игры, доказывая Море, что он с восторгом принимает ее в любом виде.
