— Давай лучше попозже, хорошо?
— Хорошо. А хочешь я сделаю тебе «бег жука по стеблю бамбука»?
Теперь уже она заинтриговала Артема. Заинтриговала настолько, что он согласился, не спрашивая, что это за «жук» такой.
— Только одно условие, — вдруг вспомнил Артем. — Господин Симадзу тебе говорил о моем обете?
Она кивнула.
— Я не могу показывать свое лицо людям. Поэтому я прошу, чтобы ты завязала глаза. Ты не против?
— Ты — очень странный, господин Ямамото. Как я могу быть против! Я сделаю все, что ты попросишь, господин. Завязать мне глаза можешь моей лентой.
Эти ее слова легли бальзамом на сердце. В этом что-то есть, когда женщина называет тебя «господин» и говорит, что сделает для тебя все, что ни попроси. Как говорится, все бы так.
— А это не помешает жуку бежать по стеблю бамбука?
— Не помешает, господин.
Вскоре Артем убедился, что и вправду ничто ничему не мешает. Он крепко завязал Кэйко глаза коричневой лентой, а потом, как попросила Кэйко, разделся и лег на живот. Сперва ничего не происходило. Он слышал только, как шуршит сбрасываемое кимоно. Потом его затылка коснулись теплые мягкие губы, а спины — соски небольших крепких грудей. Губы заскользили вниз, пробежали по шее и побежали по позвоночнику — как жук по стеблю бамбука.
Артем и не подозревал, что прикосновения языка и губ к этой, отнюдь не самой чувствительной в эротическом отношении, части тела могут быть так приятны. Язык нырял во впадинки между позвонками, огибал бугорки позвонков, губы захватывали кожу, оттягивали ее и тут же отпускали, а по телу Артема одна за другой, как «барашки» по Черному морю, бежали теплые волны и разбивались, как о волнорез, внизу живота. Артем ощущал, как нарастает в нем нетерпение...
— Хочет теперь господин попробовать «весеннего ветра над ячменным полем»? — спросила Кэйко, вдруг оторвавшись от «стебля бамбука».
— Господин хочет. А... Какая дорога ведет отсюда в Касивадзаки? — повернув голову на тюфяке, спросил Артем хриплым от возбуждения голосом.
— Та, на которой стоит чайный домик господина Симадзу, — сказала Кэйко. — На первой развилке надо свернуть направо и держать путь на гору ёси-то. Ее ни с чем не спутаешь — вокруг ее вершины всегда клубятся облака. Но если господин станет разговаривать, это ему помешает достичь вершины блаженства. Перевернись.
Артем перевернулся. И спустя несколько секунд желание разговаривать исчезло напрочь — будто и нет на свете вовсе такого желания.
Кэйко легла сверху. Ее мягкое тело пахло лавандовым маслом и еще какими-то душистыми травами. Она принялась двигаться на нем, извиваться, вроде бы случайно задевая уже совсем другой стебель «бамбука», который сейчас по своей упругости и устремленности вверх мог бы посоперничать с бамбуком всамделишным. Потом она впустила этот «стебель» в себя. И задвигалась в бешеном ритме.
А потом вдруг она выпустила «стебель» из себя и снова легла сверху. Так она и продолжала «издеваться» над Артемом. То возьмет в себя, то отпустит. Едва почувствует, что он стремительно движется к развязке, как выпускает из себя. В этот момент раздражение окатывало Артема. Хотелось крикнуть: «Куда ж ты! Стой!» Но когда он достиг вершины блаженства, вернее, орлом взлетел на нее, то сполна ощутил, что затянувшееся ожидание было не напрасно — это было подобно термоядерному взрыву или выплеску лавы из вулкана.
Когда вулкан стих, он вконец обессиленным рухнул на тюфяк.
Силы вернулись неожиданно быстро. Может быть, благодаря игривым пальчикам, поглаживающим бедра и... не только их. Можно сказать, только что закончился первый раунд любви, не было почти никакого перерыва, а Артем — чего с ним обычно не бывало — почувствовал себя всецело готовым ко второму раунду. Его готовность не могла укрыться от Кэйко. Как тут укроешься!
— Я сделаю тебе «поцелуй дождя». Хочешь?
И опять Артем не стал отказываться... Однако — узнать, каков он, «поцелуй дождя», ему было не суждено.
В коридоре раздался топот бегущих ног.
— Ямамото, Ямамото! — раздался за дверью жаркий двухголосый шепот.
Артем узнал голоса — Рэцуко и Сюнгаку, жалкие трусы.
— Я занят! — крикнул гимнаст. — Утром!
— Это очень срочно, Ямамото! Очень и очень! Мы должны тебе кое-что сказать!
— Ладно, сейчас я вас впущу, ждите!
Проще будет отвязаться, поговорив с ними. В конце концов, у них с Кэйко вся ночь еще впереди.
Артем по-солдатски сноровисто оделся — любой сержант порадовался бы затраченным на это секундам.
— Кэйко, мне надо поговорить с этими людьми, — сказал Артем, надевая ненавистную шляпу-амигаса. Он опустился на колени рядом с тюфяком и снял с глаз Кэйко повязку.
Девушка не стала выспрашивать, что да почему.
— Господину достаточно выглянуть в коридор и позвать меня: «Кэйко!» Я тут же вернусь.
Она подхватила с циновок одежду и, держа ее в руках, выпорхнула в дверь мимо посторонившихся Сюнгаку и Рэцуко. Те немедленно вошли в комнату и задвинули за собой дверь.
Перебивая друг друга, долговязый Рэцуко и коренастый Сюнгаку рассказали Артему, что с ними произошло. Они делали все так, как велел Артем — ждали его появления за углом дома. Но вместо Ямамото увидели игрока, которого Артем прозвал про себя Гнилозубом, — тот пробежал мимо них, зажимая под мышкой коробку с деньгами. Уж эту коробку что Сюнгаку, что, в особенности, Рэцуко знали распрекрасно и ни с какой другой перепутать не могли. Догадавшись, что все пошло не по плану и денежки уплывают в неизвестном направлении, они вдвоем помчались за Гнилозубом. На вопрос Артема: «Почему никто из вас не остался дожидаться меня или не пошел посмотреть, не требуется ли мне помощь?» — ни Сюнгаку, ни Рэцуко ничего внятного ответить не смогли.
Гнилозуба они догнали без труда — все же тренированные циркачи. Гнилозуб отдал коробку без сопротивления, да и какие у него могли быть шансы! Завладев коробкой, Рэцуко с Сюнгаку побороли искушение забрать все себе и в согласии с первоначальным планом принесли коробку Мегуро. Игорный хозяин первым делом пересчитал монеты и остался очень доволен. Радость его была непередаваемой. Но, вопреки расчету Артема, он предложил не вознаграждение за труды, а работу. «Я откажу Иширо, мне не нужен охранник, который уходит, когда захочет, — сказал господин Мегуро. — Но мне будут нужны новые охранники. Ребята вы крепкие, быстроногие и честные. Хватит вам бродяжничать и собирать гроши. Пойдете ко мне? Только вы оба должны будете дать клятву, что сами никогда не возьмете в руки кости».
— Мы согласились, Ямамото-сан, и дали клятву, какую потребовал Мегуро, — сказал Сюнгаку, отхлебнув из великодушно врученного ему Артемом сосуда с сакэ. — Город Яманаси нам нравится, а странствовать уже надоело. Плохо только то, что Мегуро не дал нам денег прямо сейчас, а просить мы не посмели. Вдруг он рассердился бы и передумал брать нас в охранники. Завтра утром мы пойдем к нему. Если ты пересидишь ночь, то завтра утром, быть может, нам удастся что-то получить от него, и мы с тобой поделимся, Ямамото.
— Вот так всегда, — с грустью произнес Артем, поставив на столик опустевший сосуд из-под сакэ. — Делаешь кому-то добро, а сам остаешься ни с чем. Значит, у вас все хорошо? Поздравляю. Вы уж тогда не останавливайтесь на достигнутом, двигайтесь дальше! — Артем говорил раздраженно, он испытывал такое ощущение, будто его обманули. — Чего уж притормаживать! Подберите под себя другие игорные заведения в других городах и селениях! Как действовать, вам теперь известно. Если не поможет простая кража, можно разгромить заведение, можно два раза подряд разгромить. Наберите людей... хоть из числа все тех же бродячих артистов. Наверняка их немало болтается по пыльным дорогам. Назовитесь как-нибудь звучно. Например, якудза.
— Восемь, девять, три?[12] — удивленно переспросил Сюнгаку.
