Скажи, разве может чужак так хорошо освоить язык, если язык не его родной?
— Ты не похож на исконного носителя духа Ямато, — после небольшой паузы произнес японец.
— Я не похож, — склонил голову Артем. — Виноват. Ну так уж вышло. Иногда мы не властны над судьбой...
«А он вроде бы не в курсе, кто я да что я. Любопытно. Неужели мои знакомые не рассказывали, что у них в гостях побывал гайдзин? Видимо, нет. Видимо, решили не признаваться без нужды, что допустили в святая святых иноземного чужака», — вот о чем подумал Артем. А еще он подумал о том, что от нечего делать можно проверить, насколько далеко простирается простодушие их караульщика.
— Дело в том, — чуть ли не нараспев заговорил Артем, — что жестокий тайфун подхватил лодку, на которой плыли мои родители. А с ними был и я, тогда еще совершеннейший младенец. Тайфун оттащил лодку далеко в открытое море, там ее подхватило течение, понесло по морям, по волнам. И вчера мы были еще здесь, а завтра уже там. Лодку выбросило на чужой далекий берег. Мы оказались на чужом берегу, в далекой стране, ничуть не похожей на нашу, среди людей, ничуть не похожих на людей страны Ямато. Мои мать и отец погибли от несчастий, меня стали воспитывать гайдзины. Другое солнце окрасило мои волосы в белый цвет. От чужой пищи моя кожа тоже поменяла цвет. Под другими ветрами мои глаза стали шире...
Артем поймал тему, и его понесло. В общем-то он добросовестно пересказывал помесь историй Маугли и Тарзана, только чуть-чуть их корректируя.
— Меня тянуло домой, — проникновенно врал Артем. — Когда я видел восход, я вспоминал, что там лежит моя родина. Среди гайдзинов я чувствовал себя несчастным. Тогда я нанялся на гайдзинский корабль. Когда корабль проплывал поблизости от Островов страны Ямато, я прыгнул за борт.
«Как учил Станиславский, поверь в свой текст, как в „Отче наш“, и тебе поверят другие».
— Я прибыл на Родину, и что же? Меня никто не признает за своего. Меня гоняют по горам, как последнего из зверей. Неужели внешность важнее духа? Вот скажи мне, не назвавший своего имени незнакомец, разве не дух заставляет нас ощущать себя частицей своей страны и родины?
Артем видел, что караульщик принимает его рассказ за чистую монету. Слушает, что называется, развесив уши. А вообще, если так подумать, в этом нет ничего странного. Все мы дети своих веков: переинформированные и циничные, но недостаточно сильные духом и телом — в эпоху атома; жестокие, сильные и наивные — в эпоху замков и мечей.
— Кто были твои родители? — спросил японец, которого эта история, похоже, и в самом деле всерьез проняла.
Поскольку, как учил злобный доктор Геббельс, пропаганду ложью не испортишь, Артем ответил на вопрос так:
— Они происходили из знатной семьи. Отец мой... «А, чего уж мелочиться!»
— Отец мой — император. Мать, как легко догадаться, — не императрица, а женщина простого происхождения. Поэтому мы с мамой жили не при дворе, а в скромном домике у моря...
«Кстати, и на самом деле могла произойти такая история, — вдруг подумал Артем. — Что в ней необычного? Латиноамериканские телесериалы гонят и не такую пургу». — Ты же говорил, что во время тайфуна в лодке с тобой были родители? И мать, и отец? «Так это проще простого!» — подумал вконец освоившийся в придуманной им истории Артем.
— Так это проще простого, — сказал Артем. — В лодке был отчим, которого я тогда считал своим отцом. Кто мой настоящий отец, мать открыла мне, когда умирала...
Артем замолчал, потому что с караульщиком происходили поразительные перемены. Он встал, сел, потом снова встал и снова сел. Его лицо вдруг озарила странная смесь неподдельного испуга и безмерного восхищения. Он смотрел на Артема так, как, наверное, старый коммунист в две тысячи шестом году смотрел бы на Сталина, вышедшего к нему из висящей на стене картины.
— Так... ты... — продолжая взирать на Артема с благоговейным ужасом, человек-бочонок выдавливал из себя слова, — ты... Бьяку-Рю?
Артем своим ушам не поверил. Теперь пришла его очередь изумляться. «Этот Белый Дракон прыгает на меня отовсюду, из самых неожиданных засад».
— Белый Дракон... Белый Дракон, — повторял Артем, прикидывая, как выпутываться из собственных же запуток. — Да, что-то припоминаю... Смутные сны, обрывки воспоминаний... Иногда над головой нет-нет да послышится шорох таинственных крыльев. Белый квадрат на черном фоне...
— Квадрат! — воскликнул караульщик. — Это он!
Японец погрузился в задумчивость.
— Но если ты одно из воплощений Белого Дракона, то почему ты об этом не знаешь? — японец спрашивал скорее себя, чем Артема.
Артем не стал отвечать, позволив ему самостоятельно докопаться до ответа. Тот сообразил.
— Я слышал легенду, по которой одно из воплощений Белого Дракона явится на свет в императорской семье, — снова заговорил японец. — Когда смута и раздор станут угрожать существованию страны Ямато, явится перерожденный в теле человека Бьяку-Рю. Он принесет мир и процветание стране Ямато, владения Ямато расширятся до земных пределов, другие народы покорятся правителю страны Ямато и примут его как своего правителя на вечные времена. Тайфун, о котором ты рассказывал, несомненно был наслан злыми силами. Наверное, те же силы, желающие погибели стране Ямато, наслали затмение и на твой разум.
На ум пришла фраза Шерлока Холмса, произнесенная им в финале истории с собакой Баскервилей: «Вот так начнешь изучать фамильную живопись и уверуешь в переселение душ». Артем мог бы в рифму сказать: «Вот так начнешь дурачиться со скуки и вдруг выяснишь что-то полезное».
— Я должен подумать. — Караульщик обхватил голову руками.
У Артема тоже появилось время подумать. После состоявшегося разговора стало совершенно очевидно, что этого человека не ознакомили с историей проживания среди яма-буси беловолосого чужака. В противном случае он бы...
«Мать моя! — вдруг в голове Артема как гром прогрохотал. — Он же ничего не знал про меня! Он ведь мог преспокойно убить меня еще до того, как я что-то прокричал про Такамори и Омицу. Увидев незнакомца, ошивающегося в окрестностях особо охраняемого объекта, мог бы просто грохнуть его на всякий случай». Видимо, все его эмоции проступили на лице, потому что он услышал насмешливый голос Ацухимэ:
— Я смотрю, только сейчас догадался, что могло произойти. Мы с тобой исходили из того, что здесь живут все те же. И совсем не думали о появлении новых лиц. Смерть наша была бы глупой и бесполезной.
Девушка говорила шепотом, чтобы слышал только Артем.
— Иногда я сам себе удивляюсь, — тоже шепотом заговорил гимнаст. — Бывает, такая умная вещь в голову придет, аж гордость за самого себя распирает. А бывает, такие очевидные вещи проходят мимо, что не знаешь куда деться от стыда.
— Потому что ты еще очень молод, — с интонацией умудренной опытом женщины произнесла Ацухимэ. — Только со старостью приходит та самая мудрость, когда ответы знаешь раньше вопросов. Жизненный путь — это путь ошибок.
— Это, небось, тебе сэнсэй проповедовал. А ты...
Из входного проема в глубь пещеры упала тень.
Артем тотчас замолчал.
— Что за хорошие вести ты нам принес? — услышал Артем еще один знакомый голос.
— А поздороваться, Такамори-сан? — бодрым голосом откликнулся воздушный гимнаст.
— Я так и знал, что когда-нибудь ты вернешься...
Глава двадцать вторая
НА СЦЕНЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ ТАКАМОРИ
У очага
поет так самозабвенно
знакомый сверчок!
Невысокий худощавый человек, из-за морщин и лысины выглядевший намного старше своих лет, прошел в пещеру, опустился на корточки напротив Артема. Впрочем, сел на безопасном отдалении, в четырех шагах от гимнаста и его спутницы. «Помнит, помнит
