за меч, как тут же за мечи схватились самураи Артема и самураи Нобунага, а зеваки невольно отпрянули назад.
Сын даймё, попыхтев немного, успокоился (может быть, посчитал про себя до десяти), убрал руку с рукояти катаны и уже нормальным голосом спросил:
— Что мне мешает убить тебя, чужеземец, и осмотреть потайную комнату самому?
— Потайную комнату еще надо найти, — ответил Артем. — Но ты, конечно, ее найдешь. И найдешь пустой… Я все перепрятал в место, известное лишь мне одному.
— Ты ведешь себя позорно. Как какой-нибудь презренный уличный торговец, а не самурай.
Ага, сын покойного даймё решил действовать устыжением. Однако Артем — вот незадача — нисколько не устыдился.
— Ты не прав. И торопишься со словами. Согласись, что ты бы вообще никогда не узнал ни о какой потайной комнате, не скажи я тебе о ней, так? Нет, ответь мне, так это или не так?
— Так, — вынужден был признать Нобунага-младший.
— Теперь задумайся, почему я говорю тебе о потайной комнате и о сделанной в ней находке? Никому из своих не говорил, а тебе сказал?
Нобунага призадумался. «Погоди, — усмехнулся про себя Артем. — Тебя ждет еще один сюрприз на ниве парадоксов. Вообще голову сломаешь на фиг».
— Я, кажется, догадываюсь, — губы Нобунага-младшего презрительно искривились. — Ты хочешь выторговать свою жизнь за принадлежавшие моему отцу вещи. Так знай же, — голос сына бывшего даймё зазвенел трибунными нотками, — никакие драгоценности, будь это даже золото весом с колокол храма Тодайзи, не заставят меня отступить от своего решения.
«Вот и хорошо, — подумал Артем. — Вот сейчас я тебя и добью».
— Я изложу мою просьбу. Я прошу тебя помочь мне сделать сеппуку. Я хочу вонзить в себя меч. Я хочу уйти из жизни завтра на рассвете, на открытой площадке башни замка. И я хочу, чтобы голову мне отрубил ты, потомок рода Нобунага.
Артем сопроводил просьбу исполненным почтения поклоном. На сей раз поклон преследовал и еще одну цель — укрыть глаза от взгляда Нобунага. Артем не хотел, чтобы его выдал какой-нибудь хитрый блеск или не слишком серьезное выражение лица после таких серьезнейших слов.
— То есть как? — пробормотал пораженный Нобунага-младший. — Повтори, что ты сказал, Ямомото- сан…
Артем не стал капризничать и повторил слово в слово давешнюю просьбу срубить ему голову. Конечно, не было ничего удивительного в том, что самурай желает покончить с собой. Только это обыкновенно происходит по уважительной причине (потеря сюзерена, невыполнение приказа, постыдный для самурая поступок), но такой причины у Ямомото вроде бы не просматривалось.
— Но почему? — вполне резонно спросил Нобунага.
Будь перед Артемом человек иного столетия, он бы наплел ему что-нибудь про синдром достижения, эдипов комплекс или маниакально-депрессивное состояние. Но для столетия тринадцатого нужно было что- нибудь попроще, потупее.
— Ты же, Нобунага-сан, не забыл, что я чужеземец? Я поклоняюсь богам своей родины. Сегодня ночью боги обратились ко мне. Они сказали, что недовольны мною, потому что я отступил от их законов. Они сказали, что лишают меня покровительства Белого Дракона. И у меня есть одна возможность очиститься от позора и явиться перед ними в белых одеждах — по своей воле уйти в бескрайние земли. Видимо, вызов в столицу стал последней каплей в чаше их терпения. Ведь боги видят дальше нас, и они видят, к чему может привести то или иное деяние, до времени сокрытое от человеческих глаз. Мы там, у себя, беспрекословно повинуемся воле своих богов. Поэтому завтра на рассвете я должен покинуть этот мир с твоей помощью или без нее.
Как Артем и предполагал (зря он, что ли, тут четыре месяца околачивался!), Нобунага схавал это объяснение, не пережевывая. Все-таки в чем-то с ними намного проще, чем с былыми Артемовыми современниками. Нобунага лишь спросил:
— Но тогда почему ты не ищешь смерти в красивом поединке?
К этому вопросу Артем оказался не готов, но это не беда.
— Хорошо, я скажу тебе почему, — сказал Артем. — Но откровенность за откровенность. Скоро все между нами закончится, так зачем нам что-то утаивать друг от друга!
— Я согласен, — степенно кивнул Нобунага-младший. — Спрашивай.
— Я хочу услышать, почему ты прискакал сюда сегодня? Почему не раньше?
Сын покойного даймё некоторое время молчал, в задумчивости наклонив голову.
— Сперва я должен принести тебе свои глубокие извинения, Ямомото-сан, — наконец заговорил он вновь.
— А что случилось?
— Это случилось не сегодня. Это случилось несколько лун тому назад. Один из слуг моего отца пытался подсыпать тебе в еду отраву.
— Я знаю, — сказал Артем. — Но у него ничего не вышло.
— Ты знаешь не все. Он действовал не сам, он выполнял приказ одного из самураев, служивших моему отцу, а после смерти отца ушедших ко мне. Я ничего не знал о замыслах самурая. Узнал, когда все уже было кончено, когда самурай пришел ко мне и обо всем рассказал. Тогда я спросил его: «Зачем ты это сделал?» Он сказал: «Я видел твои мучения, господин. Я видел, что ты мечешься между местью и прощением. Я решил освободить тебя от мук». Меня разгневал его поступок. Я сказал ему, что никогда не прощу себе, если убийца моего отца погибнет от руки моего вассала или кого-то, кого пошлет мой вассал. Я сказал: «Или пусть Ямомото погибнет от моей руки, или пусть найдет смерть сам». Я сказал самураю, что он поступил дурно, и велел ему покончить с собой.
— Вот оно, значит, как, — проговорил Артем, подумав при этом: «Покушение номер один, или дело об отравлении, можно считать раскрытым».
— А больше никто их твоих самураев не поступал дурно? Например, не стрелял ли в меня из лука в лесу?
— Нет. Я строго предупредил всех, чтобы они забыли о Ямомото и вспомнили о нем лишь тогда, когда я прикажу. Однако тот самурай был прав, когда говорил о моих мучениях. Я жаждал мести. От мести меня удерживало только одно — я понимал, какую роль отец сыграл в нападении монголов на мою страну, и я знал, что это ты остановил моего отца и не пустил сюда монголов. Умом я признавал твою правоту, но желание отомстить за отца от этого, увы, не становилось меньше.
— И желание мести отчего-то перевесило. И отчего-то перевесило именно сейчас…
— Я узнал, что к тебе прибыли из Киото посланцы сиккэна…
— Узнал? — перебил Артем.
— Я знал обо всем, что происходит в замке, — сказал Нобунага-младший. — Есть человек, который сообщал мне обо всем. И не спрашивай, я не назову тебе этого человека!
— Не стану спрашивать, — поспешил заверить Артем, отметив про себя: «Я его и сам вычислю, дай только срок».
— После того как я узнал о гибели военачальника Такаши и о том, что подозревают тебя, я понял, что рано или поздно сиккэн пришлет к тебе своих людей. Он не упустит возможность избавиться от тебя.
— Избавиться от меня? — вырвалось у Артема.
— Да. Мой отец всегда говорил: «Сиккэн не потерпит, чтобы в стране Ямато жил человек, который способен занять его место». После чего он добавлял: «Меня он тоже уничтожит, если я не смогу его опередить». Мой отец связался с монголами только для того, чтобы опередить сиккэна.
«Хорошие дела», — подумал Артем. Впрочем, это были лишь домыслы сына Нобунага, не стоило их так уж сразу принимать на веру.
— И ты решил, что раз Ямомото все равно пропадать, то пусть он не достанется сиккэну, — продолжил Артем за Нобунага-младшего.
— Я решил, что будет справедливо, если Ямомото погибнет от моей руки, а не от руки сиккэна.
— Ну вот видишь, как все удачно складывается! — воскликнул Артем. — Не придется искушать судьбу
