— Он шесть лет в родных краях не был. Не знал, что у нас все изменилось.
— А что изменилось?
— Как вам бы сказать получше. Просто не принято у нас сейчас вот так…
Сформулировать и высказать свою мысль лейтенант не успел. В помещение вошли люди, которых Татьяна сразу же отнесла к упомянутой экспертной группе. Посмотрев на вошедших, а их было четверо, Татьяна сразу подумала, что репортаж о работе наркологического центра «Надежда» может оказаться не самым главным материалом, привезенным из Зимовца.
Незнакомцы оказались столь интересны, что трем Таня сразу же присвоила клички: Верзила, Очкарик, Седой. Некоторая произвольность в этом была — никто из пришедших не отличался малым ростом, и немножко седины имелось у всех. Но надо же их как-то различать.
Лишь с четвертым персонажем возникла заморочка. В нем не было подтянутости остальной тройки и уверенного, пружинящего шага. Пожилой мужчина, с морщинистым лицом, в опрятном пиджаке, вообще облика ухоженного и вальяжного. Казалось бы, такому типажу должен быть присущ апломб. Ан нет, в помещение он вошел замыкающим и не так чтобы с робостью, но без всякого желания и радости.
Приглядевшись к рукам четвертого господина, Татьяна придумала кличку и ему — Пахан. Наколок на запястьях у него было побольше, чем у Коляна.
Вошедшие посмотрели и на Татьяну, потом Очкарик, верно, лидер тройки, вопросительно взглянул на лейтенанта: мол, что за барышня? Пахан тоже скользнул по ней взглядом, но без всякого интереса.
Потом Пахан заглянул в обезьянник. Трудно сказать, узнал он Коляна или нет, потому что тот узнал его раньше:
— Грач! Здравствуйте, Павел Иванович! Вы за мной?
— Здравствуй, Колян, — негромко, с задержкой ответил Пахан, показывая интонацией, мол, погаси энтузиазм.
— Нет, — сказал Очкарик, — это не он, это мы за тобой приехали. — Выведите его, пожалуйста, — это к лейтенанту.
Колян, явно воспрянувший духом при виде Грача, тотчас же сник. Разве в прутья не вцепился.
— Права не имеете, задержанный я, — пробурчал он, обращаясь к лейтенанту. Но все же вышел.
— Рассказывай, чего натворил? — обратился к нему Седой.
Колян, запинаясь, начал рассказывать свою версию вечерних приключений, настолько оправдательную для него, что явно сам себе не верил с первой же фразы. Его оборвали через пару минут и передали слово лейтенанту.
Татьяна слушала конфликт интерпретаций, приглядываясь к отставникам — уже не сомневалась, так и есть. Журналистская практика была у нее долгая и интересная, она научилась замечать некоторые вещи, обычным гражданам незаметные.
Во многих спецподразделениях, от Колумбии, до, как ни странно, комфортной Финляндии, есть у офицеров особый знак. Иногда татуировка. Иногда маленькая ленточка в петлице. Иногда маленькая пуговка, нашитая под погоном. Небольшое отступление от устава. И начальство такое отступление прощает. А ленточка значит простую вещь: человек — убивал. В рейдах против партизан или в миротворческом батальоне — не важно.
Такого общего знака у тройки не было. Но Татьяне хватило опыта, чтобы понять по глазам — случалось с каждым. И, пожалуй, не один раз. На войне. А может, и не только.
«Отряд убийц. Или, скажем, красивше: эскадрон смерти», — подумала она.
— Достаточно, — прервал Очкарик лейтенанта. — Значит, Николай Борисович Смирнов, 1975 года рождения. 1994 год, 116 и 162 статьи. Условно-досрочное в 1998-м. 1999 — опять 162-я, 116-я, еще добавил 119-ю. Вышел в 2005-м, сразу же опять залетел по 162-й. Разбой, побои, угроза убийством. Остап не баловал своих противников разнообразием дебютов, так?
— Так, — с заискивающей улыбкой поддакнул Колян. Похоже, он читал бессмертный роман и надеялся, что удастся разойтись на шутках.
— А вернувшись в родные края после третьей ходки, сразу же пошел и на 119-ю статью, и на 213-ю. И похулиганничал, и убийством угрожал.
Колян счел за разумное промолчать.
— Проблема твоя, Николай Борисович, в том, что за шесть лет в нашем городе кое-что изменилось. И никому не нужно ждать, пока ты отоваришь свою любимую статью. Я тебе лекции читать не хочу, пусть Павел Иванович объяснит.
Пахан подошел к Коляну, показал на скамейку — садись. Тот сел, поглядывая со страхом на «эскадрон смерти».
— Ты, Коля, меня прости.
— За что, Павел Иванович? — с испуганным удивлением спросил Колян.
— Что я тебя, ну, тогда еще, по твоему малолетству сбил с панталыку…
— Вовлек в преступную деятельность, не позволил социализироваться, проповедовал приоритет так называемых воровских понятий над обычной гражданской моралью, — уточняющим лекторским тоном договорил Очкарик и перевел взгляд на Пахана, — звиняйте, Павел Иванович, перебил.
Колян глядел оторопело. Он, пожалуй, приготовился к любым люлям, но не к такому «прости».
— Порядки теперь в Зимовце новые, — продолжил Пахан. — Никто в городе по понятиям не живет. Так что, если что, ты не отмажешься.
— Погоди, — у Коляна заиграло любопытство. — Это чего, Зимовец красным городом стал, что ли?
Пахан взглянул на него чуть ли не виновато, как папаша, не способный изъяснить детям словами некую истину, уясненную им всей глубиной души.
— Не совсем так. Здесь теперь менты не только город держат, но и не берут. Им даже занести нельзя.
Татьяна не сомневалась, скажи такую глупость кто другой, кроме Пахана, Колян бы недоверчиво заржал. Но это была мудрость от «сэнсея».
— Как же такое случилось, Пал Иванович?
— Да вот так и случилось, Коля. Долгая история… Короче, по понятиям в городе больше не живут. Так что решай. Можешь жить, как я, — живи здесь. Нет — уезжай.
— Я… Думать тут надо… — растерянно сказал Колян.
Но его перебил Седой:
— Спасибо, Павел Иванович. А тебе думать не надо. Раз уж нам пришлось в час ночи сюда припереться, тянуть не будем. Или сейчас поклянешься, что ни хулиганки, ни разбоя, вообще ничего. Никаких блатных промыслов. Тогда живи с мамой, работай. Нет — первый автобус в область в 5.40. Сел, укатил, больше ни ногой.
То ли угар ресторанного вечера на миг вернулся в голову Коляна, то ли пробудился блатной выпендреж, но он хрипло спросил:
— А если не так и не так? Что тогда?
— Ну, если не так и не так, — медленно произнес Седой, приближаясь к Коляну, — если не так…
Татьяна рефлекторно зажмурилась. На миг, конечно. Драки она видала, и не слабые видала, и трупы, минут за десять до того бывшие живыми людьми. Все равно, наблюдая «эскадрон», поняла: эти слабо бить не умеют.
Колян понял это еще быстрее. Притиснулся спиной к стене, положил левую руку на гениталии. Приготовился раньше первого удара скатиться на пол и сжаться в позе эмбриона, как и положено при безответных побоях.
— Расслабься, — проговорил Седой. — Учить тебя здесь никто не будет. Поздно уже учить. А вот как бывает, когда «не так и не так», объяснить придется.
Между тем Очкарик, удивив Таню, раскрыл перед носом Коляна проигрыватель-дивидишник с маленьким экраном, из тех, что берут в дальнюю дорогу.
— Лекция хороша, когда наглядна. Был такой Линь, вспомнил поди? Считал себя смотрящим по лесу в районе, ну, на самом деле и был таким. До поры. Одна незадача: лесхозов много, за всеми не уследишь,
