однозначно… Короче, коль нашелся бы, кто даст стране честный порядок, — я б ему два лимона дал.
— Ну, смотри, никто тебя за язык не тянул, — тон Столбова стал неожиданно серьезным, — я запомнил.
— Саныча мне отдай, ладно? — хохотнул Луцкий, метким гарпунерским ударом вилки наколов два толстых кусочка грудинки. — Уж я его…
— Нет, — столь же серьезно сказал Столбов. — Ты ж сам только что толкал про честный порядок. Либо честный, либо счеты сводить. Ты знаешь, я сам все старые обиды простил. Значит, и другие могут.
За столом опять установилась пауза. И тогда Таня, набравшись решимости, сказала сама:
— Насколько я поняла, имя Саныча — Павел.
Столбов кивнул. Луцкий не удержался от удивленного «да».
— Федорыч, ты, если хочешь, можешь с Татьяной Анатольевной и дальше в угадайки поиграть, — предложил Столбов. — Называй остальных своих обидчиков по косвенным признакам.
— Иваныч, — после некоторых раздумий произнес Луцкий, — Коллекционирует трубки, переехал из Питера в Москву в две тысячи четвертом году.
— Сергей, — после короткого раздумья сказала Таня, — генерал-лейтенант, президент Фонда «Безопасность двадцать первого века».
— Хорошо, — сказал Луцкий. — А что про меня скажешь? Что мне можно вменить?
И олигарх, и его «юридический эскорт» смотрели на Таню с интересом, Столбов — почти равнодушно.
Таня задумалась, стараясь не обидеть.
— Если вы про настоящие скелеты в шкафу, а не заяву шофера Филимонова, то это разве Усть- Катайский ГОК, в девяносто восьмом году. История давняя, а главное — без трупов. Но, как я слышала, прежний хозяин, Романенко, отдал вам акции после предложения, от которого невозможно отказаться.
Луцкий хохотнул, не то чтобы нервно, скорее удовлетворенно.
— Ценные кадры у тебя, Мишка. Мои-то барышни, они Камасутру только знают (девки недобро зыркнули на Татьяну, но вернулись к закускам). Может, ты знаешь, что делать со всем этим?
Таня дипломатично ответила, что полностью не знал даже Чернышевский, хоть и в заглавии его романа «Что делать» и отсутствует вопросительный знак…
Ночной ужин завершился через полчаса, по инициативе Столбова. Он сказал, что охота начнется с рассветом, в восемь утра он никого трясти не будет, кто встанет, тот и постреляет…
Насчет того, кого стрелять, возник легкий спор.
— Ты же мне кабанчика обещал, — настаивал Луцкий.
— А условие помнишь? В феврале приезжай, когда гон начался. А сейчас кабанчики уже свинок покрыли, охота по уму запрещена.
— У тебя же егерь высшего класса. Подскажет, где кабанчик, где свиноматка.
— Егерь молодец, да пуля — дура. Еще застрелишь супоросую свинку, постыдное дело. Я так думаю, тебе после Саныча хищников пострелять будет охота.
— Волчишек или мишку?
— Не. Мишек тут только двое осталось, я вот все ищу медведицу молоденькую, чтоб совсем не перевелись. Хочу, чтобы охотхозяйство вложилось хоть на четверть — нечего к халяве приучать. И волков поблизости нет. Могу предложить киску.
Луцкий предсказуемо хохотнул: мол, сам двух прихватил.
— Зато с моей повозиться надо. Это, верно, даже не киса, а кот — больно, сволочь, матерый. На прошлой неделе лосенка заел. Мамаша родила, только отошла кору подрать, а он уже с елки сиганул. И представь, лосиха не смогла отбить, вот такая наша северная тигра. Как, соблазнил?
— Ага, — ответил Луцкий.
— Тогда сейчас спать. Нельзя на рысь квелыми идти. А то завтра прочту в «Коммерсанте»: «Смерть медного короля в стальных когтях».
Олигарх посмеялся, допил водку и отправился гостевые покои, объявив намерение — «насношаться перед смертью».
«Интересно, а чем намерен до охоты заняться хозяин?» — подумала Татьяна и тотчас же получила ответ на вопрос.
Столбов достал бутылку коньяка, налил себе почти на палец, взглянул на Таню — та показала знаком — да, только половину вашего. Потом спросил:
— А что про меня ты знаешь, всезнайка?
— Всю биографию?
Столбов помотал головой:
— Сама должна понимать. Отвечай кратко, будто про тебя спросили.
— Хорошо. Конспект-бэкграунд. Михаил Викторович Столбов, родился в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году, здесь, в Зимовце. ЛГУ, Восточный факультет. После универа служба в Афганистане. Уходил в феврале восемьдесят девятого, с последней колонной. Создал строительный кооператив, привозил в Россию стройматериалы, жил в Ленобласти. Депутат районного совета, окончил Северо-Западную академию государственной службы. Бизнес расширился до строительной фирмы. Приватизировал завод в Гатчине, делал коттеджные поселки под ключ. В начале нулевых годов проблемы с бизнесом… Все потерял.
— Можно и подробнее, — чуть напряженно сказал Столбов.
— Ну, раз хотите. Вы отказались поддержать на выборах одного из кандидатов в губернаторы Ленобласти — будущего победителя. А ваши конкуренты финансировали этого товарища, и в итоге вы лишились прежней административной крыши. Вы обратились в полпредство, не зная, что один из помощников полпреда, Борис Сергеевич Корюков, является совладельцем конкурирующей фирмы. После этого вы не выиграли ни одного судебного процесса, а в ноябре двухтысячного года произошел пожар вашего загородного дома. Вы получили тяжелые травмы, а ваша семья… Можно не продолжать?
— Можно, — коротко сказал Столбов. — Откуда?
— Что-то из Инета, что-то рассказали друзья. Я ведь тоже из Питера. Про вашу историю слышала, но сразу ее не вспомнила, когда мы встретились. Пришлось освежить воспоминания. Из тех, кто меня забыл, можно составить город.
— А из тех, кого забыли вы?
— Это цитата, — уточнила Таня, надеясь уйти от неприятной темы. — Михаил Викторович, а мне можно откровенный вопрос задать?
Столбов кивнул, протягивая коньяк.
— Вы не боитесь, что здесь с вами произойдет то же самое?
— То же самое не произойдет. Здесь, если что, сгорю я один.
— Все равно. Я знаю много биографий девяностых с похожим сюжетом. Люди спивались или уезжали на Кипр, где занимались тем же самым. Кто-то шел в чиновники. Но никто не поднимал с нуля свое дело. А вы не только создали региональную бизнес-империю, но и сделали образцово-показательный город. Чего вы хотите добиться?
Татьяна напряглась в ожидании ответа. Нет, конечно, она не рассчитывала, что Столбов, рассолодев, вдруг начнет выкладывать все как на духу. Мол, знаешь, Танюша, сварганить этот город-пряник мне помогли влиятельные господа-товарищи из Москвы и прочих регионов, они же и прикрывают городок от губернаторов, полпредов и прочей чиновничьей нечисти. А все для того, Танюша, чтобы можно было тут тихо и спокойно отмывать свои денежки… ну и еще иногда приехать отдохнуть в зимовецкой тиши, там, понимаешь, банька, поохотиться… Исповеди, ясень пень, не последует, однако зимовецкий владыка запросто может оговориться, проговориться, болтануть лишнего — все-таки принял на грудь Столбов уже порядочно.
— Я собирался поставить небольшой, но важный эксперимент, — сказал Столбов, зажевав коньяк лимонной долькой. — А именно: возможно ли в России наладить какую-нибудь сносную жизнь там, где не добывают нефть или газ. И не в Москве с Питером, в которых делят нефтегазовые доходы. Сомнения у меня были, вы ведь тоже, наверное, все еще думаете, будто где-то здесь тайно производят наркотики.