— Нет, Мишенька, дискотека в ДК только через час. Пока что мои бакалавры и магистры только пивком разминаются в общаге.
— Это хорошо. У меня для них другое развлечение. Нужно поехать на трассу и там снежок разметать. Чтобы к утру расчистили до Луньино. Там уже вологодские смежники подсуетились. Всех выводить не надо, человек сто пятьдесят хватит.
— Вот те, бабушка, и Юрьев день! Миша, молодняк будет поднять непросто.
— Тонечка, — голос Столбова стал совсем уж проникновенным, — было бы просто, я бы к тебе не обратился. Они, конечно, шепотом будут матюгаться — сам бы матюгался. Но тебя послушают. А еще скажи: Михаил Викторович просит. Каждому — пятисотку. И с ДК договорюсь, чтобы завтра дискотеку повторили, для тех, кто сегодня пропустит.
— Ну, раз партия сказала… — с покорной улыбкой произнесла Антонина Васильевна.
— То пусть комсомол через час подходит к ДК. Только чтобы оделись не на дискотеку. Автобусы уже будут. Инструментом обеспечим, потом подвезем горячий чай с бутербродами.
— Поняла, Михаил Викторович, — сказала Антонина Васильевна уже трезво и по-деловому. — Объявляю антракт, обзвоню преподавателей и старост.
— И отлично. А на ваш девичник я загляну.
— Ты, Мишка, как все мальчишки, — усмехнулась Антонина Васильевна, — у всех отдых, а у тебя — дела. Ладно, все равно ждем. Не разойдемся без тебя!
— Добрый вечер, Анатолий Николаевич. Не помешал?
Другому нахалу, позвонившему в поздний вечерний час, председатель районного отдела «Единой России» с готовностью ответил бы: конечно, помешал! Но сейчас было исключение.
— Это хорошо. Вот, непорядок, Анатолий Николаевич, — с шутливой укоризной сказал собеседник. — Снежок завалил нашу трассу — знаете? Солдаты лопаты взяли, студенты лопаты взяли, а чего «Единая Россия» сачкует? У вас же партия начальников. У кого бульдозер, у кого грейдер. Я уж про ДРСУ не говорю. Попроси их побыстрее вывести все мощности.
— Команды из Москвы не было, — вяло сказал Анатолий Николаевич, понимая, что отмазка не пройдет. И не ошибся.
— Так Москве нет дела до наших дорог. А нам есть. Так что, Анатолий Николаевич, ждем подмоги. Партийцев, как мне помнится, в районе у нас четыреста душ, из них триста в райцентре. Ветераны войны, мамы многодетные, конечно, не в счет. Но сто мужиков покидать снег найти можно, так, товарищ председатель? А начальнички пусть дома посидят, но технику пришлют. Или сами выезжают, с лопатами.
Товарищ председатель вздохнул, убавил ленивчиком телевизионный шум и согласился.
— Вот и отлично. Партийный народ, как мне известно, при машинах. А безлошадных ждем у ДК, пусть садятся к студентам в автобусы. Надо, Анатолий Николаевич, подвиг совершить — до утра освободить трассу. Согласны?
«Не наше это дело! И не ваше дело привлекать партийцев!» — хотел сказать Анатолий Николаевич. И опять не сказал. Наоборот, издал очередной вздох согласия.
— Замечательно. Славу можете взять себе — не обижусь.
«Слава — это хорошо. А не собираетесь ли вы, Михаил Викторович, вступить в нашу партию?» — хотел, было сказать Николаич. Но промолчал и на этот раз.
Небо было изумительно-синим: трудно поверить, будто два дня назад с него валил снежный ливень. Так же трудно поверить, что еще ночью по тридцатикилометровому отрезку трассы можно было проехать лишь на «Буране».
Конечно, и сейчас, в половине двенадцатого дня, дорога не выглядела эталоном чистоты и проходимости. Если легковушки проносились по ней более-менее свободно, то фуры осторожно ползли, а такой же встречный большегруз или бульдозер, подчищающий края, принуждал расходиться впритирку.
И все же трасса снова стала трассой!
О том, что здесь происходило ночью, говорили только свежие сугробы по обочинам да надписи на них. Часть дистанции сообщала, сколько и кому осталось до дембеля да еще откуда родом служивые: «Слава и Вася из Самары», «Петруха и Колян, привет городу-герою Орлу!» Дальше надписи пошли разнообразней: «Юрфак круче всех!», «Слушайте крысы — мы фанаты „Алисы!“», «Ваня любит Олю из третьей группы». Три раза кто-то пытался провозгласить «Спартак» чемпионом, но каждый раз надпись затирали ногой и чемпионом объявляли «Зенит». Кто-то творил пальцем, кто-то лопатой, кто-то — собственной струей.
Наконец снежные граффити закончились. Впереди был участок, столь же коряво, но все же проходимо расчищенный техникой.
Васин КамАЗ притормозил возле Столбова. Тот показал на часы.
— Без четверти полдень, — вздохнул Вася, — а я к вашей машине уже присмотрелся…
— Ну не повезло, уж звиняй. На хозяина работаешь?
— Ага.
— Будешь работать на хозяина — зырь только на секонд-хенд или на всеволожские «форды». Хочешь такую тачку — работай на себя. Покупай, вози, продавай. Сам так начинал.
Вася хотел то ли возразить, то ли согласиться, но Столбов его перебил:
— И в следующий раз не быкуй, как вчера. Спасибо, на меня нарвался. Сам подумай: что дешевле — трассу за ночь расчистить или из кустов по колесам из РПГ шмальнуть?
— Так это совсем уж беспредел. И проблемы потом.
— Верно. Но тебе от этого легче было бы?
Вася не ответил, а только еще раз взглянул в лицо Столбову. И еще раз порадовался, что прошлым вечером не стал артачиться и рваться в город, а поверил.
— Счастливого пути, дальнобой.
Вася закрыл дверцу, прогудел и стронул КамАЗ. Колонна протянулась следом, каждый, проезжая мимо Столбова, выпускал в морозный воздух длинный гудок.
Столбов уже садился в машину, когда мобильник затрясся в кармане.
— Слушаю. Васильич? Хорошо, подожду.
Минуты через три подъехал «мерседес» из губернаторского гаража, естественно, черный. Из него вышел вице-губернатор.
— Поручили проверить работу? — усмехнулся Столбов.
— Самому было интересно, управишься ты или нет. Вот проехал.
— Сам губернатор не хочет спасибо сказать?
Васильич сделал гримасу, которую можно было понять так: ты еще попроси его совершить суицид.
— Ну не хочет, вольному воля. Меня одно интересует: как так можно, десять лет просидеть в губерах, а отношений с вояками не выстроить? Или всерьез поверил, что армия уже не нужна?
Васильич смолчал и тут. Но все же после короткой паузы — мороз подстегивал — тихо спросил:
— Одно не могу понять: зачем это тебе нужно?
— Что «это»?
— Ну, все, что ты в районе делаешь, и вообще, не только в районе. Ты со своими подходами мог бы сейчас нефтью ворочать на миллиарды, был бы в первой десятке российского «Форбса». К тебе сейчас олигархи приезжают порыбачить, а ты сам бы с ними пил коктейли в Куршевеле. Амбиций нет?
На этот раз помолчал Столбов. Посмотрел то ли на скудное зимнее солнышко, то ли на ворону, улетавшую с недоеденным студенческим бутербродом.
Наконец ответил:
— Амбиция есть. Одна.
Какая именно, так и не сказал. А Васильич и не переспрашивал. Потому как прекрасно знал: раз не сказал сразу, значит, и не скажет…
