Многорукий бог далайна

Такого рассказа Шооран прежде не слыхивал, а ведь он и сам не раз гадал, почему влага не выливается из далайна, если у того нет дна.

Когда рассказчик умолк, из толпы раздался громкий молодой голос:

– Отец, расскажи про объевшегося чавгой!

– Нет, – усмехнулся Чаарлах. – Сегодня будет другая сказка – про непобеждённого жирха.

По толпе прошла волна, все уселись удобнее и вновь приготовились слушать. Сказки про жирха не знал никто. Чаарлах начал торжественным речитативом, каким рассказывают о сотворении мира и других великих делах:

Окончив строительство и на бессчётные века избавившись от Ёроол-Гуя, старик Тэнгэр вернулся к алдан-тэсэгу, чтобы наконец вкусить отдыха. Но оказалось, что место на алдан-тэсэге занято – пока хозяина не было, мелкий жирх вполз на вершину и разлёгся поперёк алдан-тэсэга. Тэнгэр наклонился и дунул, чтобы очистить место, но жирх вцепился в сиденье всеми своими ножками, которых у него много больше, чем нужно для ходьбы, и не слетел. Тэнгэр хотел раздавить непрошеного гостя пальцем, но жирх сказал ему:

– Я вонючий жирх, и если ты раздавишь меня, то благоуханный алдан-тэсэг станет смердеть во веки веков. Будет ли тебе приятно думать о вечном среди вони?

– Тогда сойди с алдан-тэсэга сам, – сказал Тэнгэр.

– Ни за что! – заявил жирх. – Вы, могучие и бес смертные, могли только драться друг с другом. Ну так деритесь, а миром управлять стану я.

– Ну уж этого не будет! – сказал Тэнгэр. Он спустился вниз и сорвал пучок свежей травы, чтобы смахнуть жирха долой. Но пока Тэнгэр ходил, кончилось малое время жирха, и он умер. Тэнгэр взглянул на дохлую тварь и понял, что ему уже никогда не победить жирха. Пусть он мал и мерзок, но он был на алдан-тэсэге и вонял оттуда на всю вселенную, и умер там, никем не выгнанный, а значит – непобеждённый. И те твари, чья жизнь ещё короче, чем у жирха, верили, что миром с давних пор и до скончания веков правит царственный жирх, да пребудет вечно сухой дюжина дюжин его цепких лапок.

Конец сказки был встречен напряжённым молчанием. Люди сидели, боясь оглянуться на молодого цэрэга, а сам Шооран обратил внимание, что несколько человек встали и уходят, стараясь не повернуться к нему лицом. И всё же двоих он узнал. Это были жители его оройхона, и, скорее всего, они испугались быть узнанными.

Один из изгоев, слишком сильный и хорошо вооружённый для простого отщепенца, поднялся и положил перед сказителем несколько больших чавг. Следом потянулись остальные слушатели, каждый клал, что мог. Подошли и Киирмон с Шоораном. Сказитель цэрэгов подал сладкую лепёшку. Шооран достал мешочек с наысом и спелый плод туйвана.

– В твоей сказке, – сказал он, – словно в алдан-шаваре, два яруса. Нижний стоит грибов, верхний – туйвана.

– Ты поэт, мальчик, – промолвил Чаарлах. – Зачем тебе копьё?

Шооран не ответил, лишь сказал:

– Отец, переночуй эту ночь у меня.

– Я привык здесь, – Чаарлах улыбнулся, – поближе к Ёроол-Гую. Нам было бы скучно друг без друга. Но вечером я снова буду рассказывать истории. Если хочешь – приходи.

Предложение казалось провокационным. Для одинокого цэрэга соваться на мокрый оройхон перед наступлением темноты было равносильно самоубийству. Но всё же Шооран ответил:

– Я приду.

При этих словах стоящий неподалёку молодой изгой, тот, что просил сказку про обжору, презрительно фыркнул и пошёл прочь. Шооран успел разглядеть лишь скатанный в узел хлыст из уса парха, который парень не посчитал нужным спрятать, да искалеченную щёку изгоя. Такой след оставляет на живой коже башмак цэрэга с вправленными в него иглами.

Вечером Шооран вновь пришёл на мокрый оройхон. Как и в прошлый раз, он был в доспехах цэрэга, но без копья. Шооран понимал, что рискует, но он хотел добиться, чтобы здешние изгои признали его право ходить по их землям.

На этот раз, кроме Шоорана, не оказалось ни одного гостя с сухих мест. И было ясно, что не изгои собрались здесь, а бандиты. Хотя и простых изгоев, что жили, перебиваясь со дня на день, тоже хватало. Но все первые ряды занимали вооружённые мужчины, достаточно сильные, чтобы выдержать жизнь на мокром, но строптивые и непокорные и потому не сумевшие устроить своё существование по закону ванов. Шооран уселся в последнем ряду, позади копателей чавги, нищих собирателей харваха, позади калек и ненормальных, которыми было переполнено побережье.

За спиной Шоорана в нескольких дюжинах шагов мертвенно светился далайн. Он не спал никогда, ночью, как и днём, холмы влаги бились о кромку оройхона, а не нуждающийся в свете Ёроол-Гуй мог выйти на берег. Далайн был совсем близко, и Шооран не выдержал. Посреди рассказа он бесшумно поднялся. Его ухода никто не заметил, свечение далайна не рассеивало темноты. Люди, заворожённые голосом сказителя, сидели спиной к далайну, и лишь сам Чаарлах мог видеть, как бесшумно клокочет светящаяся влага, а потом далайн медленно гаснет, заслонённый громадой новой земли. Но звучный молодой голос согнутого временем старика не задрожал и никак не выдал волнения. Чаарлах продолжал рассказывать длинную и трогательную историю о пяти братьях, один из которых оказался илбэчем.

Шооран тихо вернулся на место и, унимая дрожь в руках, сидел, пока рассказ не подошёл к концу. Лишь тогда он поднялся и пошёл по гребню, разделявшему оройхоны. Его силуэт был виден на фоне мутных облаков, и наверняка некоторые заметили его, но никто не окликнул, не остановил, не напал. Здесь, среди отбросов общества, умели ценить слово, и раз цэрэг приглашён сказителем, он должен уйти живым.

Лишь когда до сухого оройхона было совсем близко, сзади раздались крики: очевидно, изгои обнаружили выросший в темноте остров. Крики не утихали, и, кажется, суматоха была готова перейти в драку. Шооран остановился, прислушиваясь и пытаясь понять, что там происходит. Потом, услышав, как кто-то, спотыкаясь и шлёпая по лужам, бежит рядом с поребриком, Шооран метнулся вбок и поймал невидимого беглеца.

– Что там за свара? – потребовал он.

– Ой!.. – загундосил из темноты женский голос. – Я всё скажу, я к вам и бежала, доблестный цэрэг. Я всегда готова услужить доброму одонту Моэрталу, да пребудут его ноги…

– Короче! – рыкнул Шооран.

– Там оройхон, и налётчики поймали илбэча.

– Как это?.. – не понял Шооран. – Кого?

– Хартай догадалась, что сказочник на самом деле – безумный илбэч. Он один такой старый, и он ходит по всей стране уже давным-давно. Значит, он и есть илбэч.

– Что?! – закричал Шооран. – Болваны!..

Отшвырнув шпионку, Шооран побежал обратно, надеясь, что успеет. Он с ходу врезался в толпу, начал продираться в середину. Света ему хватало – над головами пылали не меньше десятка скрученных из соломы факелов. Недаром же во время набегов грабители подчистую уносили с собой связанную в снопы солому, а некоторые из земледельцев, говорят, попросту откупались от непрошеных гостей той же соломой.

Чаарлах стоял прижатый к крайнему от далайна суурь-тэсэгу, по лицу сказителя бродила язвительная улыбка. Люди наседали на старика со всех сторон, и сдерживал их всего один человек – парень с хлыстом.

– Пусть строит! – орали обезумевшие люди. – Нам негде жить, пусть он делает землю!..

– Не ваше дело!.. – надрывался в ответ парень. – Если он илбэч, он лучше знает, что надо делать!

Распущенный хлыст непрерывно вращался в руках парня, один из наседавших, вытолкнутый вперёд, упал, обливаясь кровью, но, кажется, этого никто не заметил.

– Мы лучше знаем! – визжали женщины. – Пусть строит!

Шооран вырвал из рук какого-то человека острогу и одним прыжком взлетел на тэсэг, оказавшись как раз над головой Чаарлаха.

Среди других искусств оружейник обучал Шоорана специальному боевому крику, которым можно