Так, демонстративно гляжу на часы. Швейцарские, трофейные. Отлично, между прочим, идут. Были у меня в детстве похожие, батин подарок, нашего производства, «Слава». Шли с точностью секунда в сутки все время. Потерял я их как-то на пляже, а ведь шли без единой поломки. До сих пор жалко…
— Еще одну — и отбой.
Поем практически хором уже знакомую многим песню про танковый ударный батальон и расходимся. Рядом со мной остается только Кравцов. Внимательно посмотрев, как я укладываю гитару, он неожиданно спрашивает:
— Сергей Петрович, вы ведь в партии не состоите?
— Так точно, Федот Евграфович, — пытаюсь понять, в чем дело. Неужели что-то накопали? Но тогда Стонис сам бы работал, а при чем здесь комиссар?
— Судя по всему, нам предстоят тяжелые бои. И мне кажется, что если вы и товарищ Мельниченко подадите заявления о приеме в партию, будет неплохо и для политико-морального состояния части, да и для вас тоже…
Странно, чего это сегодня наш батальонный так косноязычен? И тут я вспоминаю. Е…, ему, как и нам, не к кому возвращаться. Бойцы ж говорили, а я запамятовал. У него ж вся семья под развалинами дома в первый же день погибла. Ну и устроил же я со своей песней стресс всем. Черрт, думать надо головой, а не х…м, как говаривал ротный. Поздно пить боржом, однако.
— Согласен, товарищ батальонный комиссар, оформим завтра, — отвечаю, а сам мучительно прикидываю, чем бы помочь. Хе, помочь… комиссар и сам справился, пока я раздумывал и себя корил. Сидит, как будто ничего не было, спокоен и улыбчив, как всегда. Не-ее, все-таки повезло нам. На хороших людей наткнулись сразу.
— Вот и отлично. А рекомендации, я уже спрашивал, вам могут дать лейтенант Махров и майор Стонис. Анкету у меня возьмете, завтра. Спокойной ночи. — Кравцов, услышав мой ответ, встает и уходит к себе, слегка раскачиваясь в такт движущемуся вагону.
«Что день грядущий нам готовит?» — думаю я цитатой из классика, засыпая…
Неприятности для Семена и его попутчика начались сразу по прибытии в Киев. Выяснилось, что до Бучи пригородный поезд пойдет только вечером, поэтому, получив по аттестату сухой паек, Бридман и Томилин решили устроиться где-нибудь в соседнем с вокзалом сквере. Только они дошли до сквера, как их остановил бдительный патруль во главе с молодым, но очень серьезно настроенным лейтенантом. Настороженно поглядывая почему-то только на Семена, он тщательно изучил документы и предложил пройти в комендатуру. Сдав вещи, документы и оружие, Семен с Григорием прошли в небольшую камеру. Долго в ней им засиживаться не дали, на приехавшем автомобиле их увезли в центральную комендатуру. Больше всего Семену не понравилось, как вели себя сопровождающие, слишком похоже на конвой.
Теперь Семен сидел один в достаточно роскошной, по меркам даже будущего, камере гауптвахты и от нечего делать очередной раз вспоминал фантастические события последних месяцев.
Если бы ему сказали месяца четыре назад, что он будет воевать за москалей, да еще и коммуняк! Ох, и досталось бы тому от Семена! Сначала он действительно хотел уговорить друзей, пользуясь неразберихой первых дней войны, перебраться куда-нибудь на Запад, лучше всего в Швейцарию. Отсутствие денег — вот над чем он ломал голову, когда неожиданно им встретились неприглядные реалии «современной» жизни… Семен мотнул головой, встал с табурета и нервно прошел из одного угла камеры до другого, стараясь отогнать мрачную картинку, всплывшую в памяти. Увиденное на поле выбило его тогда из колеи, а дальше события покатились столь стремительно, что он еле успевал реагировать… Бой, красноармейцы, танк, опять бой, старинная радиостанция, с которой он всласть повозился, генератор помех, собранный на коленке… И друзья, рвущиеся в бой… Не мог же он их бросить и уйти один! К тому же он видел, что красноармейцы, такие же парни, как он и его сверстники, говорящие и по-русски и по-украински, отнюдь не считали друг друга или государство врагом, не спешили сдаться в плен освободителям «от коммунистической неволи и кровавой гэбни». Да и саму эту неволю он как-то не мог обнаружить. Получалось, что правы те книги и те авторы, которым он не доверял? Еще больше его поразил рассказ Нечипорука о Гражданской войне, бандах белых, красных, зеленых и прочих цветов, о том, что большевики победили в том числе и потому, что свою низовую вольницу давили не меньше, чем противников.
Вот и думай, голова. А еще и Елена… Но тут Семена прервали, как говорится, на самом интересном месте. Заскрежетал замок, и в дверях появился улыбающийся сержант Томилин в сопровождении разводящего.
— Пошли, арестант… «вскормленный в неволе орел молодой». Разъяснилось все, мы с тобой свободны. Самое же главное — тут, оказывается, машина нашей части стоит. Поэтому ноги в руки и пошли!
Быстро получив вещи, они почти бегом направились к «ЗИСу», стоящему на дворе. У машины их ждал пожилой, с хитроватым лицом старшина и довольно упитанный водитель средних лет.
— Вы с нашей бригады будете? — спросил старшина.
— Мы, мы, товарищ старшина, — ответил Томилин, подавая документы.
Даже не посмотрев в них, старшина сказал:
— Залазьте, зараз поидемо.
Переглянувшись, спутники быстро забрались в кузов, где довольно-таки неплохо устроились на каких-то мягких мешках. Снизу раздавалась ругань старшины, крывшего водителя так, что уши заворачивались, и обещавшего в первую же спокойную неделю «посадить водилу на губу за небрежное отношение к вверенной технике».
Посмеявшись, Томилин вдруг хлопнул себя по лбу и сказал:
— Совсем из головы вылетело. Держи, — доставая из кармана какую-то бумагу, Семен взял и развернул ее, почитал… и из кузова раздался его громкий хохот, на время заглушивший даже шум запускаемого двигателя.
В снабженной всеми положенными угловыми штампами и печатями было отпечатано, дописано ручкой и подписано:
«Справка.
Дана настоящая
Справка дана
Тут мотор взревел, и машина наконец-то плавно и замедленно, на взгляд Семы, набирая скорость, выехала за ворота комендатуры на улицу.
— Чего ржешь?! — перекрикивая шумы, Томилин смотрел на Сему без улыбки. — Нас же с тобой из- за твоих дурацких полусапог и взяли. Если бы не оказалось в комендатуре знакомых из Особого отдела, сейчас так и сидели бы! Бдительный лейтенант решил, что диверсантов немецких поймал.
— Погоди! А документы? — спросил Сема.
— Думаешь, сложно документы подделать?!
— Ну, какие-то опознавательные признаки должны быть, думаю! А еще слышал, что у немцев сталь только нержавеющая, а у нас скрепки в документах со временем ржавеют.
