будто очарование мужского коварства на ровесниц саблезубых тигров и мамонтов действовать не должно. Ан нет, Софья-то Пална, похоже, не осталась равнодушной к сексуальным флюидам моего нового друга! А еще клеймила позором распутницу Герофилу. Видимо, она сама не понимает, что Павел ей очень не нравится именно тем, что очень нравится. И не улавливает своим притупившимся слухом отчетливых ноток обиды и ревности в этом своем «твоего пирата». Моего, моего! Я от своей добычи никогда не отказываюсь.
– Этот твой Павел несколько дней назад нас с Зизичкой сильно напугал, – сердито объяснила Софья Пална. – Мы приходим в кондитерскую – он там, мы отдыхаем на лавочке – он садится на соседнюю, мы идем по улице – и он следом. Право, мы думали, что он нас преследует!
– Размечтались! – беззвучно хмыкнул мой внутренний голос.
– Вот Зизичка и облаивает его теперь всякий раз, как увидит!
– Значит, тем вечером, когда я впервые увидела вас с Зизи за стеклом кондитерской, собачка лаяла вовсе не на меня, а на мужчину позади? – сообразила я. – Конечно! Отпрянув от стекла, я наступила Павлу на ногу, значит, он не проходил мимо, а стоял у меня за спиной. Вот интересно, зачем?
– А зачем он все время крутится вокруг этого места? Я вижу его там по пять раз на дню! – Старушка пожала плечами. – Хотя, в отличие от нас с тобой, он не похож на человека, обожающего горячий шоколад и свежие булочки!
– Точно, Павел пьет двойной эспрессо без сахара, – машинально подтвердила я.
Наблюдения Софьи Палны и особенно напрямую следующие из них выводы мне не понравились. Я уже знала, что по причинам личного характера – в память об усопшей сестрице Эве – Павел чрезвычайно интересуется историей Герофилы. Его частые посиделки в кондитерской и прогулки вблизи ее скорее всего объясняются близостью отеля, где произошла трагедия. Павла притягивал к себе роковой «Ла Фонтен»! Вероятно, он искал способ туда попасть – и благополучно нашел его, заночевав у меня!
Я вспомнила, какой всплеск оживления вызвала у Павла информация о том, что я остановилась в отеле напротив, во время нашего первого ужина, и утвердилась в своем подозрении. Не я его соблазнила, а он меня использовал!
Эта мысль серьезно ухудшила мое настроение, так что в муниципальный морг я вошла с самым подходящим выражением лица – в неподдельной печали. Софья Пална, напротив, вновь пришла в приятное расположение духа.
Глядя на нее, я уже не в первый раз подивилась тому, что старикам бывает свойственно воспринимать уход из жизни других людей как свою моральную победу: вот, уже и тот умер, и эта скончалась, и тех уж нет, а мы все живы, значит, молодцы, круче многих, даже тех, кто был помоложе!
При этом ориентировалась моя спутница в городском морге на удивление хорошо. Да и служащий, который безотлагательно принял нас в маленьком кабинете на входе, поздоровался с Софьей Палной как с доброй знакомой.
– Анюта, знакомься, это Аристотель! Он тут и костюмер, и цирюльник, и гример. Аристотель, это Анюта, она из России! – коротко и по существу представила нас старушка.
Лысый бородач по имени Аристотель имел не самую приятную, но, безусловно, запоминающуюся внешность. Голова его напомнила мне желтый мраморный шар, сверху гладкий и блестящий, а снизу поросший курчавым бурым мхом. Мощный мясистый нос нависал над яркими и блестящими губами, словно их густо накрасили помадой. Черные брови срослись в одну волнистую линию, а под ней бабочкой открытой устричной раковины распахнулись поразительно красивые карие глаза с перламутровыми белками.
Аристотель вкусно поцеловал мою руку и произнес длинную тираду на греческом, которого я не знаю. Однако интонации и влажный взгляд оратора не оставили сомнений в том, что я получила какой-то многоэтажный комплимент.
– Аристотель, говори по-человечески, этой твоей тарабарщины тут никто не понимает! – потребовала Софья Пална.
Повторенная по-французски, длиннющая фраза прозвучала как банальное: «Рад знакомству». Я усомнилась в точности перевода, но ограничилась таким же коротким ответом: «Взаимно».
– Ну, и чудненько, – резюмировала Софья Пална. – Аристотель, мы к тебе по делу. Анюта, задавай свои вопросы.
– Я хотела спросить насчет Герофилы…
– О! – Аристотель подкатил глаза.
– Ты не окай, как вологжанин, ты слушай давай! – одернула его Софья Пална. – Анюта, спрашивай! Не тяни. У нас с Зизи режим, нам скоро обедать.
Она посмотрела на наручные часики (серебряные, с камешками, на ремешке лиловой телячьей кожи) и поднесла их к мордочке собачки. Та согласно тявкнула.
– Вопрос у меня довольно простой, хотя он может показаться вам странным, – заторопилась я. – Скажите, вы сами видели тело той женщины, Герофилы?
– Видел.
Голос у Аристотеля был глубокий, басовитый.
– А вы его близко видели? – настаивала я.
– Ближе некуда.
– Отлично. Значит, если бы покойная была в гриме, вы бы это заметили?
– Что значит – в гриме? – Аристотель неожиданно разговорился. – Я видел покойниц с лицами, слегка тронутыми пудрой! Видел мертвых леди с изысканным легким макияжем и дешевых шлюх, размалеванных так, что под слоем тона и румян нельзя было с уверенностью разглядеть черты их лиц! Однажды я видел актрису, которая умерла прямо на карнавале, – ее глаза были нарисованы с отступом в полсантиметра, а ресницы от намазанной на них черной туши загнулись когтями и напоминали зимние перчатки!
– Прекрасно! – нетерпеливо воскликнула я. – Я вижу, у вас огромный опыт. Нет нужды так щедро делиться им со мной, просто скажите: много ли косметики было на лице Герофилы?
– Совсем немного.
– Немного? – Я растерялась, так как уже настроилась на другой ответ. – Неужели? Она была не в гриме?
– Не в гриме.
Я секунду подумала и вспомнила еще один вопрос:
– А что насчет ее волос?
– О…
В необыкновенных глазах Аристотеля промелькнула таинственная тень.
– Аристотель, не темни! – мгновенно отреагировала Софья Пална. – Живо, рассказывай про ее волосы!
– А что про них рассказывать? – сделал он попытку заупрямиться.
– Что с ними не так? – Софья Пална требовательно посмотрела на меня, а я на Аристотеля.
– Ну, как вам сказать… Горничная, которая нашла тело, утверждает, что у Герофилы были длинные волосы. А на фотографии, сделанной на кладбище, у нее рваная стрижка.
– И вовсе она не рваная, так модно! – Аристотель возмущенно вскинулся, но тут же сник, сообразив, что проболтался. – Ну, хорошо. Я расскажу вам.
– Только быстро, – потребовала Софья Пална и снова посмотрела на свои часики. – Даю тебе пять минут.
Оратор уложился в четыре, и лично мне его рассказ не показался ни долгим, ни скучным. Признаюсь, я слушала Аристотеля с открытым ртом.
Как каждая нормальная женщина, я всегда уделяла большое внимание прическе, но никогда не думала придавать ей по-настоящему магическое значение! А многие, оказывается, думали, и всерьез.
Ну, положим, библейскую историю о Самсоне, невиданная сила которого была заключена в волосах, знают все. Обкорнала коварная красавица Далила могучего героя – и стал он не сильнее прочих. Но ведь и колдуны вуду использовали волосы человека, чтобы превратить его в зомби, и идейцы снимали скальп с убитого врага не просто так, а чтобы погубить этим его душу. У Верховного Инка в штатном дворцовом расписании была даже специальная служанка, которая собирала и проглатывала выпадавшие волосы повелителя, чтобы вместе с ними не уходили от него жизнь и здоровье.
