странно, что мы не подумали об этом раньше.
Мысленно я отметила это его «мы»: очевидно, в представлении Павла мы с ним уже были командой не только в постели. Я бы так не сказала. Меня всегда больше привлекали одиночные первенства.
– Мы сегодня же разместим эту фотографию Ковальского или Орленко, называй его как хочешь, в ближайших выпусках городской газеты и в местных телевизионных новостях! Напишем что-нибудь жалостливое – например, «пропал безвредный душевнобольной старик, родственники и врачи просят добрых людей помочь в его поисках»! И если он еще здесь, мы найдем его! – азартно вещал Павел, энергично натягивая через голову свитер.
Я невольно залюбовалась этим зрелищем. Высокий, хорошо сложенный мужчина в незастегнутых тугих джинсах, с обнаженным торсом и спутанными свитером руками был такой привлекательной и легкой добычей…
– Что ты об этом думаешь? – Павел наконец справился со свитером: вынырнул головой из горловины, как черепашка из панциря, и вопросительно посмотрел на меня.
Взлохмаченный, румяный и очень милый.
Я сглотнула.
– Вообще-то мне нравится…
– Он спросил про план! – одернул меня внутренний голос.
– Но насчет твоего плана – я думаю, его необходимо подкорректировать. – Я взяла себя в руки и заговорила о деле: – В газетах и на ТВ надо разместить не эту фотографию, а другую.
– Не понял? – Павел присел на кровать и потянулся за туфлями.
– Сейчас поймешь, – пообещала я и пересказала ему легенду о князе Сиротке. – Ты понимаешь, что это значит?
Он понял и тут же уронил туфлю:
– Это может означать, что процесс одновременно идет в двух противоположных направлениях: девушка стремительно стареет, а ее любовник молодеет! Она умирает, а он получает запас жизненной силы еще на много лет!
– Чем не вожделенный магистериум алхимиков? – пробормотала я. – Настоящий эликсир жизни!
– Кому жизни, а кому и смерти! – напомнил Павел.
Он забыл про обувь и в волнении босиком пробежался по комнате. Остановился у окна, рванул на себя раму и глубоко вдохнул прохладный утренний воздух. Стало слышно, как мелодично журчит вода в фонтане.
– Только подумай, сколько женщин он убил! – Павел тяжело дышал. – Моя сестра, твоя знакомая Марина, дочь князя из Несвижа – это наверняка еще не все жертвы этого монстра! Один бог, вернее, дьявол знает, как давно и как часто он это делает.
– Я думаю, примерно раз в полвека или чуть чаще, – предположила я. – Смотри, между случаями с Эвой и Мариной дистанция в сорок лет. За этот срок омолодившийся Ковальский под именем Антона Орленко прожил обычную человеческую жизнь и вновь постарел до шестидесяти двух. К тому времени Антон Сергеевич овдовел, потом умерла его собака, он остался один на один с подступившей старостью и только тогда прибегнул к чудо-средству. Мне кажется, не такой уж он монстр, раз тянет с омоложением до последнего. Согласись, «за шестьдесят» – это такой возраст, когда мужские проблемы с потенцией могут свести на нет любое постельное волшебство! А он рискует. Хотя при желании мог бы повторять это чаще и вовсе не стареть!
– Ты защищаешь монстра? – неприятно изумился Павел.
Я тоже встала и подошла к окну.
Утро пахло морем, фиалками и молодой травой. Тонкая струйка певучей живой воды звонко разбивалась о серый камень чаши фонтана и неудержимо убегала в водосток. Над черепичными пирамидами крыш широко раскинулся рассвет – он был алый, как крылья ангела.
Я обняла Павла за талию и тихо сказала:
– Я защищаю не монстра, а человека. Ты можешь вообразить, какое это искушение? Вечная жизнь, более того, вечная молодость! И возможность в любой момент начать все заново!
– Во-первых, я думаю, не в любой момент, – Павел высвободился, вернулся к кровати и стал решительно обуваться. – Не забывай, ему еще нужно найти и очаровать подходящую девушку! Наивную, чувствительную, романтичную, впечатлительную, с богатым внутренним миром и способностью безоглядно влюбиться.
– И чувственную! – подсказала я.
– Что превращает искомую девушку поистине в редкую жемчужину! – Павел завязал шнурок так энергично, что едва не разорвал его. – А во-вторых, лично я думаю не об искушении, которое он испытывает, а о преступлении, которое совершает! Никто не вправе забирать жизнь другого человека!
Он встал.
– Так какую фотографию ты предлагаешь разместить в газете?
– Минуточку…
Я проверила свой почтовый ящик. За последние дни в него насыпалось немало писем, но ожидаемое сообщение от Санчо еще не пришло.
– В скором времени, я надеюсь, у меня будет фотография молодого Ковальского-Орленко, – сказала я Павлу.
Он удивленно вздернул брови.
– Ретроспективное изображение, полученное с помощью специальной компьютерной программы, – объяснила я. – Вот им-то и надо бы проиллюстрировать объявление о поиске пропавшего. Давай сделаем так… Оставь мне электронный адрес, куда отправить это фото, – свой или редакции. Я перешлю его на указанный ящик, как только сама получу. Или нет…
Я немного подумала, как лучше поступить. Караулить письмо от Санчо мне не хотелось, так как это помешало бы выспаться.
– Я велю своему помощнику отправить письмо с портретом сразу на два адреса – мне и тебе!
– Отлично.
Фирменной ручкой на бумаге с логотипом отеля Павел написал мне свой электронный адрес.
– Не боишься оставлять мне свои координаты? – пошутила я, принимая листок. – Я ведь смогу забрасывать тебя письмами, а ты все-таки женатый мужчина…
– А ты не боишься? Я ведь тоже смогу тебе писать!
– Мне не страшно, я совершенно свободна.
– Да брось! – Он притормозил на пороге, чтобы многозначительно изречь: – Женщина всегда рабыня! Это не я сказал, это Ницше.
– Он не так сказал! – вскинулась я.
Но Павел уже ушел.
Я закрыла за ним дверь, отправила Санчо СМС с простой инструкцией, снова задернула шторы и забралась в постель.
Стоило мне закрыть глаза, как в темноте под сомкнутыми веками зарябили разноцветные огни. Они быстро потускнели, мгла сделалась пепельно-серой, а потом чье-то алое крыло широко взметнулось, разгоняя сумрак, и плавно кувыркающимися розовыми лепестками осыпалось на синие холмы.
По тропинке, похожей на белую царапину на теле огромного лохматого животного, бормоча себе под нос, в гору шел старик в развевающемся плаще.
– Раб и тиран не могут иметь друзей! – ворчал он, поднимая вверх узловатый указательный палец, испачканный чернилами. – Женщина слишком долго была рабом и тираном, поэтому она не знает дружбы, а только любовь. Но и в любви женщины нет постоянства, а есть неожиданность, и молния, и тьма рядом со светом!
– Господин Ницше! – узнала я. – Не иначе, вас навело на эту мысль знакомство с мадам Лу Саломе?
Известно, что потрясающая женщина – дочь русского генерала Андреа Лу Саломе – была последней, если не единственной, любовью старого Ницше. Он даже предложил Андреа руку и сердце, но она бросила дряхлеющего философа ради талантливого молодого поэта Рильке, который стал великим уже рядом с ней. Об Андреа Лу Саломе говорили, что каждый мужчина, в которого она влюбляется, через девять месяцев
