— У тебя в сумке расческа есть? Давай сюда, — велела я. — И помаду давай, если есть.
Радостно засмеявшись, Ирка с трудом нагнулась, подхватила с пола свою пухлую торбу и сделала рукой резкий рывок, как рыбак, подсекающий рыбину. Одновременно раздался противный резкий звук, похожий на возмущенное утиное кряканье.
— Держи! — торжествующе воскликнула подруга.
Я посмотрела на то, что она мне протягивала, и тоже обрадовалась:
— Ирка, ты гений!
Подруга широким жестом оторвала от своей пижонской сумки кожаный «язык» с красивой пряжкой, выточенной из оленьего рога. Впрочем, может, и не из оленьего вовсе, а коровьего или бараньего, какая разница? Отполированная до блеска костяная штуковинка, перламутрово переливающаяся и искрящаяся, смотрелась очень красиво.
— Застегни ее на шее, как колье, — велела мне Ирка. — Потуже, чтобы не болталось, и пряжкой вперед. Отлично! Эх, почему я не посвятила себя высокой моде!
Я снова села в машину и, глядя в зеркальце заднего вида, выданной мне расческой гладко причесала волосы и старательно соорудила на затылке элегантный низкий пучок. Красной Иркиной помадой я нарисовала себе манящие уста и в качестве завершающего штриха протерла чистым носовым платком сапожки.
— Супер! — одобрительно сказала Ирка. — Теперь ты выглядишь так, что умереть можно!
— Умереть можно запросто, — согласилась я, покидая теплый автомобильный салон. — От пневмонии! Хочешь не хочешь, а придется мне идти в этот буржуйский оазис полуголой, не надевать же поверх всего этого сумочно-бельевого великолепия болоньевую куртешку!
— Ой! Знаю! — Подруга звонко шлепнула себя по лбу и сделала безуспешную попытку выбраться из машины.
— Сиди! — прикрикнула на нее я. — Куда это ты собралась?
— В багажник!
Ирка ворочалась на сиденье, как пробудившийся медведь в берлоге.
— Там тебе будет еще более тесно, — предупредила я.
— Я не собираюсь сама лезть в багажник! — рассердилась подруга. — Я просто хочу достать из него шкуру!
Незадолго до Нового года какой-то приятель-охотник презентовал Моржику великолепную шкуру большого волка. Моржик постелил ее на водительское сиденье, но Ирка заклеймила супруга как мещанина и пижона — два в одном — и потребовала депортации шкуры из машины. Объяснялось внезапное волконенавистничество очень просто: подруга как раз купила новые автомобильные чехлы и хотела беспрепятственно ими любоваться.
Я метнулась к багажнику и достала из него цветной пакет с торчащей из него когтистой лапой. Шкура оказалась здоровенной: если мерить от носа до хвоста, то почти с меня, а во мне сто семьдесят два сантиметра!
Я изящно задрапировалась в шкуру, набросив ее на плечи как меховой палантин.
— Отпад! — восторженно всплеснула руками Ирка. — Просто высший класс! Карден с Диором свободно могут удавиться в одном клозете!
Я не успела поинтересоваться, почему для совершения суицида подруга отвела паре великих кутюрье такое странное место.
— Деньги возьми! — напомнила Ирка. — И мобильник!
Секунд пять я пристально смотрела на портмоне, протянутое мне Иркой, потом отрицательно покачала головой. Потертый бумажник не вписывался в мой новый образ. Я скатала в трубочку несколько купюр и затолкала этот аккуратный маленький рулончик в чехол сотового. Поискала, куда бы в отсутствие карманов пристроить сам сотовый, и пристегнула ремешок к трусикам, сбоку, опустив телефон в складки юбки.
— С богом!
Ирка размашисто перекрестила меня, я глубоко вдохнула холодный ночной воздух и решительно ступила на тропу войны.
Тропа эта была покрыта красной ковровой дорожкой, но от этого не становилась менее скользкой. В смысле опасной.
Стеклянные двери «Америки» при моем приближении разъехались сами собой. Через фейс-контроль на входе я прошла, как раскаленный нож сквозь сливочное масло: охранники прямо-таки брызнули в стороны, затихнув от восхищения. Вид у меня и впрямь был сногсшибательный, я смогла в этом убедиться тут же, в холле, посмотрев на свое отражение в огромной зеркальной стене.
Удивительно, какими скудными средствами в кратчайший срок удалось превратить Золушку в Принцессу! Разнородные предметы экипировки образовали гармоничный экстравагантный ансамбль. Мягкие сапожки-мокасины, кожаное ожерелье с костяной пряжкой, роскошный волчий мех, обнаженные плечи и полоска голого загорелого живота придавали моему образу что-то волнующе-первобытное и дико сексуальное. Иркина полупрозрачная шелковая юбочка игриво шуршала, а болтающийся на бедре мобильник в черном кожаном чехле смотрелся как оружие, вроде небольшого мачете в ножнах.
— Прошу, прошу! — Не успела я вдоволь налюбоваться собой в супергигантском зеркале, как передо мной мелким бесом завертелся какой-то парниша в униформе.
Высоко подняв голову и гордо расправив плечи, я неслышным индейским шагом проследовала по мраморному полу холла в обеденный зал, где мое появление произвело маленький фурор. Хорошо одетые мужчины и щедро раздетые женщины на мгновенье забыли о трапезе, а какой-то официант с нагруженным подносом вообще застыл на одной ноге, как цапля. Я обвела зал цепким взглядом, но типа из «девятки» ни за одним столиком не увидела.
— Скажите, а где у вас бар? — спросила я предупредительного юношу в униформе.
— Прошу, прошу! — снова завел он, увлекая меня куда-то.
Я угадала: тип был в баре. Он непринужденно сидел на высоком табурете, свесив до пола одну до неприличия длинную ногу, а вторую поставив на ступенечку. Неспешно лакал из низкого широкого стакана какое-то пойло, судя по цвету напитка и таре — виски. Никаких вам разноцветных коктейликов в легкомысленных бокальчиках с засахаренной кромкой, фруктово-ягодными добавками и цветными трубочками. Думаю, выбором напитка тип стремился подчеркнуть свою мужественность.
При виде меня глаза мерзавца сверкнули, как габаритные огни автомобиля! Тип осторожно поставил стакан на стойку и затянулся сигаретой, с прищуром глядя вдаль, как Клинт Иствуд. Для полноты картины ему не хватало ковбойской шляпы и верного скакуна.
Вместо мустанга гарцевал бармен, взмыленный от показной деловитости мужичок с хитрым глазом пройдохи. Я поманила его пальчиком, и он прискакал в ту же секунду.
— Наболтаете мне что-нибудь несерьезное? — попросила я, кивнув на серебряный шейкер.
— Наболтаю что угодно! — заверил меня пройдоха.
Не прошло и десяти секунд, как на стойке передо мной оказался высокий бокал с чем-то дымчато- голубым, пенящимся и, кажется, даже слегка дымящимся.
— Это часом не жидкий азот? — опасливо поинтересовалась я, не спеша дегустировать коктейль.
— Нет, это смесь денатурата с шампунем! — хохотнул бармен.
Он заглянул в мое удивленное лицо и неожиданно по-свойски подмигнул:
— Какие люди в Голливуде! Ленка! Ты меня не узнала?
От неожиданности я поперхнулась пойлом, у которого был отчетливый мятный вкус.
— А вы кто? — Я поморгала, присматриваясь.
— «А вы кто»! — передразнил меня бармен. — Дед Пихто! Ну же, давай вспоминай: восемьдесят восьмой год, Анапа, пионерский лагерь «Альбатрос»! Столовая, спецпаек для дистрофиков!
— Санечка! — ахнула я, всплеснув руками.
Оказывается, этого мужичка я знала очень-очень много лет назад, когда я была еще студенткой, молодой и зеленой — в частности от хронического студенческого недоедания. Сам же этот усатый прохиндей был в те времена совершенно безусым альтруистом. Я проходила в пионерском лагере педагогическую практику, а Саня был в составе поварского десанта от какого-то кулинарного техникума. Мой бледный вид тронул его сердце, и он все лето меня подкармливал, украдкой от шефа наваливая и в мою тарелку горы
