помойки пакет с ядом. Анжеликина отрава ушла в большой мир!
— Моя вина! — покаянно прошептала Раиса Павловна и стиснула кулачок.
В ладонь ей сама собой угодила шариковая ручка, и это определило занятия пенсионерки на те несколько минут, которые понадобились доброй девочке — соседке сверху, чтобы прибежать на условный стук, открыть дверь своим ключом и вызвать для обморочной старухи «Скорую».
Глава 2
Оглядываясь назад, я понимаю, что в тот день мне следовало быть настороже — утро было буквально соткано из дурных примет и скверных предзнаменований.
Первым делом, когда я собиралась на работу, сломалась «молния» на моей куртке. Это было некстати, но я не слишком расстроилась, потому что возраст куртки неумолимо приближался к пенсионному и надевала я ее только потому, что сегодня меня ждал бассейн, а мне не хотелось оставлять в общественном гардеробе новую шубку.
Погода меж тем была уже достаточно «шубная». Выглянув в окошко с нашего седьмого этажа, я убедилась, что травка на газоне у подъезда слегка заиндевела. Сверху сеялась мелкая белая дрянь, не слишком похожая на нормальный снег, но все же вполне подходящая для премьеры моей скромной меховой коллекции: к бело-рыжему бобровому полушубку у меня имелась новая сумка с хаотично разбросанными по кирпичного цвета замше лоскутами меха. В магазине меня уверили, что лохматые фрагменты сумки при жизни принадлежали енотовидной собаке. Посмертно енот был подозрительно похож на обыкновенного полосатого ваську, но я все-таки купила эту енотовидную кошку, потому что она замечательно подходила к моим шубным бобрам.
В общем, кончину старой куртки я перенесла стойко. Надела шубку, вздернула на плечо сумку, повертелась перед зеркалом и благосклонно улыбнулась сначала своему очаровательному отражению, а потом братцу Зяме. Он как раз шествовал по коридору в ванную в шикарном халате цвета мокко и с махровым полотенцем на плече.
— Бобры добры? — с сарказмом пробормотал Зяма, без большого восторга покосившись на мои меха.
Зямочка у нас гениальный дизайнер по интерьерам. Его художественный вкус тоньше, чем ножки блохи, подкованной умельцем Левшой. Куда мне, простой девушке, воспитанной на многотиражных гламурных журналах, до этой редкой утонченности!
— Бобры добры, — подтвердила я. И ехидно добавила: — А козлы злы!
Зяма безошибочно угадал намек. Он притормозил, бросил обеспокоенный взор в зеркало, задрал подбородок и задумчиво рассмотрел свою художественную бородку. На мой непросвещенный взгляд, она представляет собой промежуточный вариант между аналогичными волосяными украшениями кардинала Ришелье и фараона Тутанхамона. Ну, и с козлиной бородкой что-то общее имеется, да простят меня Ришелье и Тутанхамон (перед Зямой можно не извиняться, мы с ним всю жизнь пикируемся, это у нас норма общения).
— Да, пора побриться, — подытожив результаты своих раздумий, Зяма полез в тумбочку за специальной дорогой бритвой, после обработки которой на его мужественном лице остаются сложные загогулины из трехдневной щетины.
— Косить тебе — не перекосить! — я насмешливо благословила братца на садово-ландшафтные работы и удалилась.
Крыльцо и ступеньки дома были красиво припорошены белой пудрой. На основании этого я мимоходом поздравила дворничиху:
— С первым снегом, теть Маша!
Она на поздравление не ответила и посмотрела на меня, как на ненормальную. Я запоздало сообразила, что для дворничихи первый снегопад знаменует собой начало особо тяжких сезонных работ, что вряд ли сильно радует работницу лома и снегоуборочной лопаты, но извиняться за бестактность не стала, потому что уже пролетела мимо тети Маши, а орать издалека мне не позволяло благородное воспитание. Кстати, и снег куда-то пропал, по дороге на троллейбусную остановку я не увидела ни единой снежиночки. Под ногами весело шуршали сухие кленовые листья, влажно блестела зеленая трава газонов. Солнце, прорвавшееся из-за туч, щедро золотило желтую и рыжую листву деревьев. В зимних бобрах становилось некомфортно.
Я задумалась, не вернуться ли мне домой, чтобы переодеться в более соответствующий пейзажу и температуре воздуха замшевый пиджачок, но тут к остановке подкатил мой троллейбус, и я решила не мешкать. «Десятки» ходят по маршруту с интервалом в двадцать минут, и если я упущу этот троллейбус, то непременно опоздаю на работу. А сегодня мне никак нельзя было опаздывать, сегодня у нас в рекламном агентстве «МБС» ожидалась сделка века.
В троллейбусе было пустовато, то есть пассажиры не висели на поручнях в два ряда, как новогодние гирлянды, и я даже нашла нам с бобрами свободное сидячее место. На этом, однако, удача моя окончательно закончилась.
Едва устроившись на потрепанном сиденье, я ощутила неприятный запах, быстро превратившийся в невыносимую вонь. Другие пассажиры, тоже не лишенные обоняния, начали переглядываться, критично осматривая друг друга на предмет поиска источника зловония. Мы с моими новенькими бобрами оказались вне подозрений, да и другие граждане выглядели вполне прилично и внешне мерзкому запаху никак не соответствовали. Амбре же было такое, словно в троллейбус вошел хорошо выдержанный зомби.
— Кондуктор! Что это у вас смердит? — первой не выдержала газовой атаки дама в розовой кофте из лохматого мохера. — Немедленно прекратите это безобразие! Шерсть моментально впитывает запахи, я вся провоняюсь!
Я тут же заволновалась, испугавшись, что и мои натурально шерстяные бобры провоняются и будут пахнуть, как скунсы.
— У меня, гражданочка, ничего не смердит! — сердито отозвалась кондукторша. — За собой смотрите!
И она возвысила хорошо поставленный голос так, что запросто заглушила бы трубы страшного суда:
— Граждане пассажиры! Кто труп везет? Не забываем оплачивать провоз багажа!
— Это не труп, это у меня сайра протекла! — виновато улыбаясь, призналась приличного вида тетечка с большой клетчатой сумкой.
— Какая, к чертовой бабушке, сайра?! — мигом взъярился слаженный хор пассажиров.
Быстро выяснилось, что сайра никакая. То есть вчера она была свежемороженная, а сегодня она никакущая. И вообще ее уже нет, вся вышла. Точнее даже — выбежала. Вчера эта сайра путешествовала в клетчатой сумке приличной тетечки, ехала на конечную остановку десятого троллейбуса по обычному маршруту «рыбный рынок — кошачья миска», но не выдержала тягот долгого пути, разморозилась и обмочила сумку. На вкусовых свойствах сайры это никак не сказалось, и кот приличной тетечки ее благополучно сожрал — опять же, вчера. Так что сегодня от сайры остались одни воспоминания.
Кота никто не спрашивал, но пассажиры сошлись на том, что воспоминания о сайре поистине незабываемы. Тетечка сконфуженно извинилась и пообещала удалиться вместе с незабвенной сайрой на остановке «Военное училище». После этого народный гнев превратился в истерическое веселье. Умы взбудоражила перспектива военного использования покойной сайры. Бурно обсудив эту тему на протяжении трех остановок, граждане решили, что клетчатую сумку надо везти прямиком на оборонный завод, производящий химическое оружие, а всю тухлую сайру немедленно объявить стратегическим военным запасом родины и строго-настрого засекретить. Потому как ей, этой тухлой сайре, никакая дополнительная переработка не нужна, ее можно запросто закручивать в майонезные баночки и забрасывать ими врага. Лучше всего с самолетов бомбить, потому что дальность поражения миазмами у тухлой сайры очень уж высока.
У военного училища опозоренная тетечка с клетчатой сумкой сошла, унося в народ свою смердящую
