скутерах в массовом порядке. Нюне моей с нашей общей российской ментальностью поначалу казалось, что солидные фрау и благонравные фройляйн не должны гонять на мотороллерах, как сумасбродные подростки, но Тяпа пришла от скутеров в бешеный восторг. Правда, гонщицы экстра-класса из меня не получилось, при первой же попытке войти с разгону в крутой поворот узкой улочки я уронила скутер на бок и повредила ногу (родителям было сказано, что я вывихнула ее в танцклассе, разучивая тирольские танцы).
Сегодня я постаралась забыть о той давней неудаче, чтобы выжать из мотороллера все, на что он способен. К счастью, шоссе было прямым, серпантин начинался дальше, уже за городом, до которого было еще километров двадцать. Я искренне надеялась, что подходящий автосервис встретится нам пораньше.
Первое заведение под зазывной вывеской «Отдых для вас и для вашего автомобиля» дедулина «Тойота» миновала, не притормозив. Видимо, ни машина, ни люди в ней еще недостаточно устали. А вот я бы, честно говоря, уже не отказалась от пит-стопа. Руки, которыми я крепко держала «рога» своего ездового оленя, быстро заболели, во рту пересохло, уши оглохли от свиста ветра и громкого пения Софи, продолжавшей за неимением других слушателей уверять в том, что нас не догонят, многотерпеливое мироздание. Когда «Тойота», превратившаяся благодаря ощутимому преимуществу в скорости в золотую искорку на горизонте, падучей звездочкой канула с шоссе влево – в полном соответствии с рекламным щитом очередного автосервиса, – я возблагодарила небеса и тоже приготовилась к виражу. Скорость я предусмотрительно сбросила, так что к автомобильному оазису мы подъехали вполне достойно, не на боку, а на своих двоих – я имею в виду колеса, конечно.
Оазис имел нетипичный вид длинного прямоугольника, представляющего собой ряд заведений, объединенных под общей крышей. Двустворчатые железные ворота с непонятной для меня надписью «Развал-схождение» были задвинуты, соседняя бетонная пещера автомойки завешана пластиковыми шторами, а между этими двумя закрытыми помещениями в открытом боксе стояла дедулина «Тойота». Сам дедуля стоял во дворе, беседуя с топчущимся рядом пузатиком Димой и с легким беспокойством поглядывая в сторону бокса. Вокруг «Тойоты» с деловитым видом бродил какой-то крепыш в густо замасленном комбинезоне расцветки «подгнивший салатный лист». Я догадалась, что это, наверное, и есть автомастер, призванный диагностировать состояние здоровья дедулиного железного коня. За крепышом по пятам ходил старый знакомый – Пашка, брат Наташки Рыжей.
– Отомри и слазь с мопеда! – скомандовала мне в ухо Софи. – Не можем же мы вечно торчать посреди стоянки, как конная статуя!
Я признала ее слова справедливыми и быстро сориентировалась. Правее мойки в ряду имелось кафе- бистро «Тормозок», сквозь большую стеклянную витрину которого на нас с робкой надеждой взирала тетушка с телосложением фрекен Бок и в ее же наряде: в белом фартучке поверх цветастого платья и кружевной наколочке на макушке. Фрекен старательно протирала объемистый бокал. При виде этой посудины я особенно остро почувствовала жжение в пересохшем горле и решительно двинулась к бистро.
– Надеюсь, там поят не тормозной жидкостью! – пробормотала моя Нюня. Ей внушало сомнения название кафе.
Половину пути до входа в кафешку я проделала под прикрытием кстати подъехавшего хлебного фургона, но с пяток метров пришлось проскочить по открытой местности. Ничего, обошлось, дедуля мазнул по моей майке с портретом чокнутой жабы рассеянным взглядом и безразлично отвернулся. Не узнал родную внученьку! И то сказать, мало что так меняет внешность хорошо знакомого человека, как мотоциклетный шлем с опущенным забралом. Оказавшись в кафе, мы с Софи обменялись радостными улыбками.
– Пока все идет прекрасно! – сказала Софи и сразу же заняла место за столиком с видом на шоссе и пустую – если не считать деда и Диму – площадку перед сервисом.
Я попросила фрекен буфетчицу организовать нам две чашки чая, а к чаю взяла трехсотграммовый пакет арахиса в шоколаде. Эти орешки можно жевать бесконечно долго, а нам как раз нужен был предлог, чтобы задержаться за столиком на неопределенное время.
Буфетчица выдала нам заказ и занялась пересчетом булок, которые притащил на двух деревянных поддонах водитель хлебного фургона. Мы с Софи жевали арахис, запивая его горячим чаем, и сквозь стекло смотрели на деда и Диму. Шлем мне за столом, конечно, пришлось снять, но я надвинула бандану пониже на лоб и еще надела свои знаменитые солнечные очки-консервы. Сонькиного лица под длинным козырьком кепки вообще было не разглядеть, так что мы не боялись, что нас узнают, даже если увидят. Мы-то все видели прекрасно, только не слышали ничего.
Некоторое время дед и Дима выжидательно переминались на площадке, потом Дима ушел в бокс. Дед, оставшись в одиночестве, заворочал головой, как сова.
– Небось подкрепление свое ищет, Рому! – догадалась я.
– Ищи-свищи! – сказала Софи. И с готовностью свернула на свою любимую тему. – Мужикам разве можно доверять? Да еще красивым? Хорошо твоему деду, что у него такая внучка есть, а у внучки – надежная подруга, а то так и остался бы один на один с преступником, без всякой помощи и поддержки!
Я нахмурилась, признавая ее правоту. Ромы нигде не было видно, а операция между тем вступила в решающую фазу. Дима вернулся к деду не с пустыми руками, а с бумагой. Я бы дорого дала, чтобы заглянуть в нее хоть одним глазком!
Мы с Сонькой вытянули шеи, вперившись взглядами в загадочный документ. Дед тоже уделил ей большое внимание, читал один-единственный лист минут пять, не меньше. Дима уже подпрыгивать начал от нетерпения! Наконец дедуля кивнул, взял предложенную ему ручку и Димин портфель, положил на него бумагу и подписал ее. Дима приоткрыл чемодан и позволил деду увидеть его содержимое. Дед кивнул, и они обменялись: Дима оставил чемодан, взял листок с дедовым автографом и снова ушел в бокс.
– В «дипломате» точно деньги! – тихо выдохнула Софи.
Она сглотнула слюну, поперхнулась забытым за щекой арахисом и закашлялась. Я в недоумении смотрела в окно, где ничего не происходило: одинокий дед с чемоданом денег (наверняка фальшивых!) неподвижно стоял на площадке, а «Тойота» так же неподвижно стояла в боксе – я видела краешек ее переднего бампера. Дед тоже видел, что его машина на месте, и, даже зная о том, что деньги в чемодане поддельные, не особенно волновался. А вот я забеспокоилась, потому что как-то не поняла, в чем суть данной конкретной аферы.
В этот момент мою спину обдало порывом ветра, концы черной банданы взвихрились, как пиратские стяги, и с пушечным грохотом захлопнулась дверь. Я обернулась и увидела буфетчицу, склонившуюся над низко повешенным умывальником. Фрекен старательно мылила руки и в зеркало смотрела на нас с Софи. Не обратив никакого внимания на ее любопытный взгляд, я пошарила глазами по стене рядом с умывальником и заметила то, на что не обратила внимания раньше: неприметную дверь, выкрашенную в один цвет со стенами.
Страшное подозрение выбросило меня из-за столика, как мощная катапульта.
– Прощу прощения! – вякнула я, невежливо толкнув буфетчицу широко распахнутой дверью.
Мое страшное подозрение оправдалось – это была дверь черного хода! Она выводила наружу, во внутренний дворик, имеющий вид длинной прямой кишки приблизительно трехметровой ширины. Я выскочила на середину этой узкой дороги и завертела головой, озираясь. Прямо передо мной был бетонный забор, ограничивающий протяженный двор с одной стороны. С другой стороны тянулось длинное строение, объединяющее под общей крышей продуктовый магазин, бистро, которое я так стремительно покинула, автомойку, бокс, занятый в настоящий момент дедулиной «Тойотой», и гараж, на воротах которого красовалась загадочная надпись «Развал-схождение». То есть надпись эта красовалась на воротах с другой стороны здания, а здесь никакой надписи не имелось, хотя ворота тоже были. Второй выход, вернее, выезд имел и бокс! Сейчас этот второй выезд был открыт, что позволяло видеть и золотистую машину, и стоящего вблизи заднего бампера гражданина – не того крепыша, который был наряжен в комбинезон цвета гнилой зелени, а другого, высокого и сутулого, в чистых джинсах и майке, под которой некрасиво выпирало толстое пузо. В руке этот гражданин с огорчительно далекой от стройности фигурой держал лист бумаги. И, поскольку смотрел он в глубь бокса, мне была хорошо видна его левая щека, изуродованная большущим волосатым пятном.
– Никогда еще не видела такого огромного! – брякнула моя Тяпа, в точности повторив вчерашние слова
