Сообщение вызвало ропот недовольства.
— Почему отменяется? — вскричала Мюриэл.
— Нецелесообразно, — сухо ответил Деловой. — Песня звучала актуально, пока цели, провозглашенные Восстанием, не были достигнуты. Сегодня, товарищи, мы уничтожили предателей и тем самым поставили точку. Все враги, как внешние, так и внутренние, ликвидированы. Песня выражала нашу вековечную мечту о построении светлого будущего. Светлое будущее построено, — следовательно, песня изжила себя.
Как ни напуганы были животные, кое-кто уже готов был возмутиться, но тут овцы грянули свое коронное «Четыре ноги хорошо, две ноги плохо» и не умолкали до тех пор, пока из протестующих не вышел весь запал.
Так с песней было покончено. Правда, вместо нее Шибздик сочинил новую, начинавшуюся так:
Каждое воскресенье после подъема флага животные теперь исполняли сочинение Шибздика, но ни слова, ни музыка, по большому счету, не могли никого удовлетворить.
Глава восьмая
Несколько дней животные не могли прийти в себя после кровавой бойни, а когда немного успокоились, в памяти вдруг возникла — во всяком случае забрезжила шестая заповедь: «Не убивай себе подобного». Напомнить о ней в присутствии сниньи или псов-охранников никто бы не рискнул, но все же трудно было отделаться от мысли, что состоявшаяся экзекуция не очень-то согласуется с тем, что когда-то было декларировано. Хрумка попросила Бенджамина прочесть ей вслух шестую заповедь, но осел в «эти дела» принципиально не вмешивался, пришлось обратиться к Мюриэл. Козочка прочла: «Не убивай себе подобного без повода». Странно, последние два слова как-то не отложились ни у кого в памяти. Но, главное, заповедь не была нарушена: тайные сообщники Цицерона дали серьезный повод к расправе.
Если животным и раньше было не до отдыха, то теперь стало и вовсе не продыхнуть. Чего стоила одна мельница с крепостными стенами, которую следовало построить в жесткие сроки, а ведь еще была повседневная работа на ферме. Порой у животных возникало такое ощущение, что, по сравнению с временами Джонса, работы прибавилось, а еды убавилось. По воскресеньям Деловой раскладывал перед собой этакую простыню и, прижав ее копытцем, сыпал цифрами, которые неопровержимо доказывали, что производство тех или иных продуктов возросло, соответственно, на двести, триста или пятьсот процентов. У животных не было оснований ему не верить, тем более что подробности жизни при старом режиме уже несколько подзабылись. Но, вообще говоря, никто бы не отказался, если бы цифр было чуть меньше, а еды чуть больше.
Все приказы исходили от Делового или какой-нибудь другой высокопоставленной свиньи. Наполеон показывался на публике не чаще, чем раз в две недели. В его свиту теперь входили не только телохранители, но также и черный петел, вышагивавший впереди и громким кукареканием возвещавший о намерении патрона обратиться с речью к массам. Рассказывали, что живет Наполеон особняком от всех и что еду ему подают самые доверенные псы, причем исключительно на столовом сервизе «Королевские скачки». Из специального сообщения все узнали, что ружье отныне будет стрелять также в день рождения Наполеона.
Впрочем, так его теперь никто не называл. Официально говорили «наш вождь товарищ Наполеон», но неистощимые на выдумки свиньи изобретали все новые и новые титулы: Отец всех животных, Гроза человечества, Кабаньеро, Защитник овец, Друг утят и проч. и проч. У Делового ручьями текли слезы, когда он рассказывал о мудрости Наполеона, о его добром сердце и безграничной любви ко всем животным, особенно к тем несчастным, что живут на других фермах в рабстве и во мраке невежества. Как-то само собой вошло в привычку приписывать Наполеону любое свершение и вообще любую радость. Можно было услышать, как одна курица говорит другой: «Под руководством любимого вождя я снесла пять яиц за шесть дней», или как две коровы восклицают на водопое: «Спасибо товарищу Наполеону за нашу чистую воду!» Общие чувства хорошо выразил Шибздик, сочинивший следующий гимн:
Наполеону сочинение понравилось, и он велел написать текст на стене большого сарая, противоположной той, где были начертаны семь заповедей. Над гимном Деловой запечатлел в профиль Отца всех животных.
Между тем Наполеон через Уимпера вел сложные переговоры с соседями-фермерами, а лес лежал непроданный. Фредерик проявлял большую заинтересованность, но не давал настоящую цену. Кроме того, опять поползли слухи, что Фредерик хочет прибрать к рукам «Скотский уголок» и разрушить ненавистную ему мельницу. То-то он продолжал укрывать у себя Цицерона. В середине лета тревожное известие всколыхнуло ферму: три несушки заявили о том, что по наущению Цицерона они собирались отравить Лучшего друга птиц. Несушек казнили на месте, а что касается Лучшего друга птиц, то были предприняты дополнительные меры по его охране. Ночной покой Наполеона оберегали четыре пса, располагавшиеся так, чтобы ни с одной стороны невозможно было приблизиться к кровати, а молоденькая хрюшка по кличке Розанчик снимала пробу с приготовленных для него кушаний, поскольку в каждом мог быть яд.
Однажды животным объявили, что Наполеон продает лес мистеру Пилкингтону; он намерен также
