– Это тебе. Здесь – вытяжка из земной истории ХХ-го века, этакий сироп… Лекция звучит весьма грамотно, дед знал свое дело. Тут базовые праязыки, менталитетные базисы и, конечно, все основные события, причем в деталях.
– Земля?! – выпучил глаза Ровольт.
– Ну да. Я надеюсь, ты веришь в то, что она существовала? А то у нас тут есть типы, которые вполне серьезно считают ее очередной имперской легендой, – Кейн, к примеру.
– Ну, знаешь ли… – Полковник справился с изумлением и потянулся к бутылке. – Твой дедуля был в высшей степени эксцентричным джентльменом! Двадцатый век, погоди-ка. Это было лет за триста до Исхода. Что ж происходило в этом столетии?
– Много всяких войн, особенно в первый период. Но Исход был раньше, чем думаешь, тут ты ошибся. Собственно, двадцатый век – это незадолго до Исхода… хотя, может быть, это я ошибаюсь. Как я понимаю, нас разделяют восемьсот лет, а попасть нам нужно в середину этого столетия. Суть операции заключается в следующем: мы высаживаемся посреди большой и серьезной войны и занимаемся грабежом, простым и банальным – произведения искусства, кое-какие раритеты той эпохи. Самое главное – не увлекаться. Много нам не нужно.
– Тут есть одна деталь, Тор. Я прекрасно понял твою мысль, но: как мы объясним происхождение раритетов – это раз, и два: спецы признают их подлинными только в том случае, если их возраст будет соответствовать истинному…
– Я понял, – махнул рукой Королев. – Ты что же, считаешь имперского маршала идиотом? Думаешь, он этого не учел? Барт, все это продумано еще до нас. План операции разработан с тщательностью имперского генштаба, нам остается только его выполнить. Похищенное мы спрячем на внешнем спутнике. На борту линкора имеется довольно вместительная консервационная капсула, рассчитанная на две тысячи лет – спецзаказ, между прочим, гордись. Вернувшись в свое время, мы эту капсулу преспокойно заберем – и пожалуйста, вот тебе и совпадение возраста, любая экспертиза подтвердит… а?
– Гениально. Действительно, даже очень небольшая партия подобного товара будет стоить таких денег, что нам хватит на закупку целого флота. Гениально, Тор! Ну почему твой дедуля сам себя не законсервировал в качестве приложения к наследству!
– Это еще не все, – довольно ухмыльнулся Торвард. – В конце двадцатого столетия мы должны продать кое-что свое – этот товар находится на борту «Валькирии» – и закупить крупную партию ручного оружия того времени.
– А это еще на кой черт?
– Оно использует механический принцип поражения цели. В некоторых случаях старинная пукалка сможет пробить противолучевую защиту… серьезно.
– Гм, вот это уже, по-моему, полнейшая шизофрения. Впрочем, ладно – разберемся. Каким товаром нам предстоит торговать на Земле? Я надеюсь, не сверхсветовыми ускорителями?
– Нет. Это какие-то очень твердые камушки – я не разбираюсь в драгоценностях, да это, собственно, и не драгоценность. Алмаз – ты знаешь, что это за хреновина? Это что, какое-то сырье?
– Алмаз? Да нет, не сырье… а, погоди! В самом деле, когда-то он считался драгоценным камнем. Может быть, в те времена алмазы стоили хороших денег? Вообще это, по-моему, один из метаморфов углерода – а возможно, я опять ошибаюсь?
Торвард пожал плечами и отломил от лежащего на тарелке бисквита крохотный кусочек.
– В ту большую войну, говорят, много чего пропало. Выходит, это что-то «пропало» в наши руки.
– Вот об этом не надо, – отмахнулся Ровольт. – Не надо… а то я начну задумываться о неизбежности предначертанного Судьбой. Давай закроем эту тему. И вообще – хотелось бы вздремнуть хоть пару часиков.
– До подъема как раз два часа и осталось… иди. В половине девятого по бортовому зайдешь ко мне, а?
– Договорились…
Проводив своего помощника, Торвард уселся в глубокое кресло в дальнем углу гостиной и задумался. Спать ему не хотелось, да и смысла не было укладываться на два часа. Кошмарная смерть Лумиса потрясла его. Всегда спокойный, неправдоподобно честный сержант был его единственным другом в последние годы службы. Когда-то он вынес раненого Королева из-под огня – и теперь Торвард считал необходимым возвратить ему старый долг, пускай даже после его смерти.
Приступ ярости прошел, и странное дело – ненависти к Хэмпфри он не ощущал: мерзавец должен был умереть… просто умереть, этого требовала элементарная справедливость. Его милость Светлейший Лорд Хэмпфри ищет недостойного раба своего? Что ж, ничтожный сам придет к своему господину. Придет, окутанный пламенем, и придет не один. Скоро, скоро над витыми башнями ленных гнезд ублюдка зависнут сотни страшных черных птиц, сея ужас и боль, и спасения Светлейшему ждать будет неоткуда. Запылают в ночи изящные галереи, утонут в огненном буране бассейны и парки, по скользким от крови коридорам затянутые в черное люди поволокут визжащих от ужаса женщин. И жуткой потусторонней тенью встанет среди огня фигура того, кого выжившие назовут потом Черным Бароном.
Думать о Хэмпфри Торварду не хотелось. Месть была священной необходимостью, но ничего приятного она в себе не несла. Да и вообще… Мозг Торварда никогда не был перегружен обилием эмоций, а уж в последние месяцы и подавно: голова работала, словно баллистический компьютер, беспрестанно высчитывая наиболее вероятные точки поражения со стороны противника и наиболее приемлемые траектории собственных залпов. Он думал о предстоящем прыжке в прошлое, о довольно сложной операции, которую предстояло провести в самом конце того бесноватого века на общей прародине – Земле. Он должен был отыскать выходы на крупных тамошних гангстеров и обменять дурацкие сверкающие камешки на допотопное оружие, стреляющее кусками цветного металла, используя при этом малопроизводительный принцип теплового расширения. Он думал о том, что одной детали – самой странной детали – Ровольт не знает. И не узнает, потому что дед, похоже, все-таки переборщил со своим сновидением, и уж об этом-то Ровольту знать ни к чему.
Торвард пытался понять, для чего это нужно, каким, наконец, образом это может произойти, – но что он мог знать? Он знал лишь одно: там, в самом конце двадцатого века, ему суждено встретить женщину, которая каким-то неведомым ему образом сыграет решающую роль в алогичной драме его судьбы. Еще он знал, как эта женщина должна будет выглядеть, – и больше он не знал ничего…
