– Хорошо, – успокаивающе произнес лорд-владетель. – Мы подумаем об этом…
Думать надо было раньше, размышлял он, лежа в своей постели. Но что я мог придумать? Связать парня жестким родительским контролем? – и кем бы он вырос?.. Сегодня я имею сына, вполне способного на самостоятельное решение самых сложных вопросов, и я искренне рад, что он вырос именно таким. Сопляк и плэйбой, путешествующий из постели в постель, никогда не смог бы принять на себя этот убивающий пресс ответственности, ответственности за каждое слово и за каждый жест. Ему предстоит еще раз перевернуть все с ног на голову, ибо другого пути у нас нет: либо мы станем не просто сильны, а сильны все вместе, либо, не найдя способов объединения, навсегда растаем в пыли равнодушных бездн. Сегодня мало кто отдает себе отчет в безжалостной неизбежности новых сражений, но он, лорд Роберт, справится – его рука не задрожит, принимая тяжкий отцовский меч…
Сон отчего-то не шел: то ли беседа с Энджи слишком растормошила его, то ли усталость была сильна настолько, что не оставляла сил даже уснуть. Торвард выбрался из-под одеяла, плотно закутался в теплый халат и вышел на широкий балкон своей башни. Он частенько сидел здесь по ночам – неспешно попивал виски, курил и думал, глядя в бездонное бифортское небо, давно ставшее для него родным. Небо, право на которое он завоевал незадолго до рождения сына.
Тогда мы все были пьяны, подумал он, опускаясь в глубокое кожаное кресло. Пьяны от крови и небывалых, невозможных удач – сегодня мы совсем другие… власть затянула нас в свои сети, задушила необходимостью ежедневных решений, и я, лорд Торвард Бифортский, едва ли могу назвать себя счастливым человеком. Я добился всего, чего хотел от меня таинственный предок, затеявший всю эту игру с наследством в виде несокрушимого имперского линкора и проснувшимися во мне родовыми амбициями – а, в итоге, зачем?
Торвард налил себе рюмку темного ароматного виски, привычно пригубил и достал из лежавшей на столе коробки толстую аврорскую сигару. Нам так не хочется думать о висящей над нашими головами опасности, подумал он, прикуривая. Мы старемся не вспоминать – ни о ней, ни об Ахероне с его немыслимыми представлениями о грядущей судьбе человеческих миров… что же нам делать? Играть друг с дружкой в прятки – просыпаясь по ночам от ужаса ожидания чужого десанта?.. Решение примет только Ахерон – но когда? Лорд Торвард залпом выпил свою рюмку и глубоко затянулся, глуша маслянистым сладким дымом горечь во рту. Он жил так не первый год, жил, теряясь в бессилии собственного неведения. Он понимал, что никто из солдат его немногочисленного «черного войска» не принесет ему решение этого вопроса – хотя бы потому, что тайна, с которой они столкнулись, была чернее их щеголеватых мундиров…
Кажется, Роббо действительно что-то знает, вдруг подумал он. И, следовательно, он придет ко мне сам, но придет только тогда, когда будет иметь перед глазами ясную и вполне сложившуюся картину. Хорошо бы ему успеть…
– Мы начали нервничать, – хмуро признался Баркхорн, – и если бы не ваш приказ соблюдать молчание, я начал бы вас звать. Что за сосиску вы вынесли из корабля?
– Потом, – отмахнулся Роберт. – Завершайте маневр, лорд Артур… прочь от этой гробницы, и поживее! Того и гляди, сюда примчатся еще какие-нибудь аврорские красавцы.
Баркхорн кивнул и повернулся к пульту. «Пума» вздрогнула заработавшими двигателями и начала отходить от висящего в желтой бездне корвета. Ариф мрачно дернул головой, указывая на выход из рубки, и Роберт согласно кивнул.
– Мы будем в кают-компании, – сказал он пилоту. – Когда ляжете на генеральный курс – будьте любезны доложить.
Ариф вышел первым. Они спустились на палубу ниже, миновали короткий экипажный коридор и остановились перед дверью небольшой кают-компании разведчика. Роберт набрал код на панели и шагнул в полукруглое помещение, освещенное несколькими потолочными плафонами. Ариф, войдя, сразу же устремился к бару, где за полированными деревянными панелями скрывался немалый запас алкоголя.
– Начни с этого, – сказал он Роберту, пустив по стойке кристаллодиск, найденный на груди у мертвой девушки. – Мне кажется, здесь самое интересное. Ты выпьешь?
– А ты как считаешь? – усмехнулся в ответ Роббо, оживляя проектор.
Ариф понимающе кивнул и наполнил высокие бокалы дорогим светлым виски. Из-под стойки появились несколько пакетов с бутербродами и коробка сигар – свалив все это на поднос, Ара подошел к столику, за которым сидел Роберт, опустил на него снедь и плюхнулся в кресло.
– Почитай, – Роберт повернулся и протянул ему клочок бумаги, зажатый между пальцами. – Это было в коробке.
– «Вэл, я тебя люблю, – прочитал Ариф, – прости меня за все»… господи что это?
– Ниже, по-видимому, адрес, – добавил Роберт.
– Что же, она и не рассчитывала выбраться из хибернатора живой?
Роберт молча пожал плечами и всунул миниатюрный диск в приемную прорезь аппарата.
Сперва раздался громкий щелчок, потом короткая возня, и наконец, перед глазами друзей неторопливо развернулась голографическая картинка. Лейтенант Ингрид Сташек сидела в кресле перед пультом в полутемной командирской рубке. Культя правой руки уже была натуго затянута повязкой, рядом с девушкой лежал хромированный аппарат для постановки временных полевых швов и несколько рассыпанных в спешке скобок. Лицо врача было смертельно бледным, и Роберт поймал себя на мысли, что именно так она выглядела и в капсуле – хибернатор, не сумев сохранить ей жизнь, сумел сохранить ее тело в точности таким, как в ту минуту, когда она легла под колпак и включила запуск.
Она слабо кашлянула и неестественно четко произнесла, гляда прямо в иглу записывающей головки:
– Я, лейтенант медицинской службы имперских военно-космических сил Ингрид Мария Сташек, единственный уцелевший член экипажа корвета «Эридан-37», докладываю о событиях, свидетелем которых я стала… – голос изменил ей, она закашлялась, и продолжила уже слабо, вполголоса, явно стараясь сохранить спокойствие хотя бы на время своего рассказа: – На сто втором часу после старта с базы Лассиг- пятый корвет приблизился к объекту исполнения миссии… командир флаг-майор Венцель объявил по кораблю боевую тревогу, и тут появились они. – Девушка вновь замолчала, и Роберт увидел, что у нее трясутся губы; она шмыргнула носом, провела уцелевшей рукой по лицу и заговорила: – Я находилась в лазарете до того момента, пока на корабль не напала абордажная партия… сперва мы получили очень мощный удар со стороны кормы. Удар был настолько сильным, что на палубах выбило с места все, что не
