Мудрые улыбки расцвели по всему столу.
– Моря тут очень опасные, – сказал доктор Гутман.
– Да, – сказал я. – Мы это обнаружили, когда отправились поплавать там, на острове.
Вокруг все подняли брови.
– Да, повезло вам, – сказал Гутман. – Еще вина, дорогая моя? – спросил он у Дарлы.
– Да, с удовольствием, спасибо.
– Наверное, цикл воспроизводства этого животного – нечто поразительное, – сказал Роланд, предвидя мой следующий вопрос.
– Так и есть, – ответил Прендергаст. – Из того, что мы об этом знаем. Но чтобы ответить на ваш подразумеваемый вопрос... нет, мегалевиафаны не спариваются в обычном смысле этого слова. Они гермафродиты, но тут и кончается любая параллель с земной биологией. Доктор Гутман, вы больше понимаете в этом вопросе.
Гутман пошел рассказывать довольно долго про половую жизнь мегалевиафанов. Несомненно, лекция была давным-давно накатана и отработана. На протяжении всей этой болтовни я чувствовал, что больше глаз приковано ко мне, чем к нему, и это чувство не покидало меня с тех пор, как я сел за этот стол.
– ...и через различные промежутки времени, – рассказывал Гутман, – совершенно без какого-либо предупреждения, мы видим, что мегалевиафан рождает относительно небольшую форму жизни, которая несколько похожа на земного дельфина. Это результат некоего партеногенетического процесса, который остается для нас абсолютной тайной. Животное рождается абсолютно сформированным и отплывает прочь. Рано или поздно оно приплывает обратно и вплывает в главное влагалищное отверстие мегалевиафана, но больше уже никогда не выплывает обратно. Примерно через год после того, как это происходит, мегалевиафан отрыгивает яйцо из того же влагалищного отверстия. Яйцо падает на дно и прячется в иле. Кстати, яйцо очень большое, примерно с дом. Через шесть лет после этого из яйца появляется новый мегалевиафан.
– Звучит так, словно весь процесс – закрытый виток, с генетической точки зрения, – прокомментировал Роланд. – Каким образом гены перемешиваются?
– Сомнительно, что дельфиноид возвращается, чтобы оплодотворить того самого мегалевиафана, который его породил, разве что по чистой случайности, – сказал Гутман. – Простое кольцевание помогло бы решить, так это или не так, но маленьких чертенят страшно трудно поймать. – Он улыбнулся. – Кроме того, это же чистой воды научное исследование, разве нет?
– Ну что же, если это так и есть, цикл открывается на дельфиноиде, – сказал Роланд. – И все же, это поразительно.
– Правда же?
– А мне, – вставила Дарла, – куда более интересны арфи. Я пыталась вспомнить, есть ли еще пример такого поразительного сотрудничества между видами животных. По-моему, нет таких известных примеров.
– Странно, что вы говорите «сотрудничество», – сказал Прендергаст. – Большая часть людей считает, что мегалевиафаны просто несущие существа и что их контакт с арфи – просто симбиоз.
– Вот как? – сказал Джон. – А что получает от этого мегалевиафан? Легко увидеть что арфи... то есть арфбарфсы...
Сьюзи фыркнула в новом приступе смеха.
– Простите, – сказала она, покраснев, – но название уж очень смешное.
– Тогда акватерранцы, – продолжал Джон. – Конечно, жизнь на таком животном очень выгодна для амфибий вроде них, но что получает от этого мегалевиафан?
– Я это суммирую одним словом, – сказал Прендергаст. – Морские уточки.
– Морские уточки?
– Ну да, местный их эквивалент. Морские моллюски, которые прилипают к килю и бокам зверя- корабля. Они страшно быстро размножаются в этих водах. Через очень маленькое время они своим весом могут затянуть мегалевиафана на дно, и если акватерранцы не счистят их и не съедят, то зверь в конце концов потонет и погибнет.
– Понятно, – сказал Джек и уселся, а стюард стал наливать кофе.
Наконец пришла и моя еда, как раз во время для десерта. Я попробовал серовато-зеленоватую массу на тарелке. Это было что-то ужасное, я бы лучше пропустил главное блюдо и перешел бы прямо к десерту.
– Это вишни в вине?
– Да. Они, разумеется, свежемороженые, но бренди – местное.
– Я в душе патриот.
За все время обеда Дарла время от времени бросала на меня взгляды, словно пыталась выяснить мое настроение. Наверное, ей было трудно, поскольку глаза у меня потихоньку вылезали из орбит, так как настроение и состояние стремительно скакали вверх. Пурпурная пиротехническая пилюля давала себя знать.
Обрывочная беседа шла между прочими гостями, пока Роланд не повернулся к капитану и не сказал:
– Вы объяснили, каким образом аборигены и мегалевиафаны общаются между собой и согласно несут свои повинности, но где тут находится место для корабля и его требований?
– Дайте мне теперь попробовать объяснить вам все одним словом, – сказал Гутман, сглотнув свой десерт в три глотка. – Пища.
Он передал свою пустую креманку стюарду, чтобы тот дал ему вторую порцию.
– Вы удивлены? Вам кажется, что, если море кипит жизнью, не должно быть проблем с едой. Но это не так. Команды аборигенов подразделяются в зависимости от разделения труда, есть подразделение, которое очищает от моллюсков мегалевиафана, есть штурманы, есть рыбаки – им нужна рыба для разнообразия питания, есть класс, который воспитывает маленьких – так сказать, смену, и прочие мелкие подразделения, включая класс офицеров. В результате относительно немного аборигенов собирают пищу для остальных, и перейти классовые границы невозможно. Табу. Когда команда становится социологически перегруженной на вершине, проблема собирания еды становится гигантской. Очень трудно обдирать моллюсков, как вам может сказать любой моряк, даже начинающий. А что касается рыбной ловли...
– Объяснение в одно слово? – саркастически переспросил Прендергаст. – Я бы сказал это куда проще, мистер Йи. Мы не станем вместо них обдирать киль, но мы помогаем им рыбачить, используя сети, которые аборигены пока делать не научились. Если вы умеете рано вставать, то можете застать нас завтра за вытягиванием трала.
– Спасибо, капитан, – сухо сказал Гутман.
Где-то на корабле взвыла сирена, заставив меня слегка подскочить. Сквозь крышу промчался лифт.
– Немного послеобеденных развлечений, леди и джентльмены, – сказал Прендергаст.
Он поднялся и прошел к нескольким двойным дверям в противоположной стене. Он открыл их и вышел на маленькую наблюдательную палубу. Мы все встали и прошли за ним следом.
Поисковые прожекторы метались по рыбе-острову, прорезая ночь, забрызганную соленой морской водой, но яркий лунный свет и так достаточно хорошо показывал нам, что происходило. На остров взобрались массы каких-то красных спагетти. Багровые щупальца пробирались к кучкам куполов-хаток, и сотни акватерранцев сражались с ними, нанося по щупальцам удары заостренными раковинами. Даже при том, что арфи были в большом количестве, им приходилось весьма туго, пока они отражали нападение чудищ. Еще несколько щупалец перевалились через край рыбы и стали передвигаться поближе к середине рыбы-острова. Еще несколько амфибий рванулись в бой с щупальцами, рубя и кромсая с большим энтузиазмом. Это была кошмарная сцена, оранжевые облака над ней светились от света огромной пухлой луны. В первый раз я услышал, как тявкают акватерранцы. Звук был похож на тройное сочетание собачьего лая, кваканья лягушки и доброй отрыжки. Имитация Прендергаста была замечательно точной, хотя ударение ставила на собачий элемент, а тут всех трех было поровну.
– Не смотрите слишком долго, леди и джентльмены, – предупредил Прендергаст. – Взгляд
