дороге проехал джип. Возле БТРа он остановился, и до нас донеслись несколько громких фраз на китайском языке. Говорил кто-то очень злой и раздраженный. Видимо, делал «накачку» командиру отделения, напоминая о бдительности. Было ясно, что оцепления не снимут, а утром эти цепи двинутся на прочесывание местности. Судя по всему, китайцы весьма точно вычислили район, где мы находимся. Я не мог поручиться, но мог предположить, что такие же оцепления выставлены и с флангов, и с тыла. Короче, как сказал Цыретаров, отбегались.
Впрочем, решение было. Но оно было отнюдь не простым, и чтобы принять его надо было не только оценить обстановку и прийти к выводу, что другого выхода нет, но и решиться на него. Я колебался и никак не мог заставить себя произнести роковые слова, когда к нам поднялся Алахвердиев.
— Старый! Седов очнулся.
— Как он?
— Очень плохой. Глаза открыл, попросил пить, но ничего не понимает. Серёга доложил ему обо всём, а он слушает его как шум водопада.
— Ясно. А как китаец?
— Лежит.
— Иди назад. Скажи Серёге, пусть через двадцать минут сделает хунхузу укол.
Ясно мне было одно. Если мы в ближайшее время не переправим Седова на наш берег и не передадим его медикам, у нас на руках останется только его труп. Старший лейтенант умирал. Тут было уже не до колебаний. Я сплюнул и, ни к кому конкретно не обращаясь, тихо сказал:
— Шумнуть бы километрах в двух-трёх отсюда.
Ответом мне было молчание. Все прекрасно понимали, что кроме нас организовать этот шум и, тем самым, отвлечь на себя внимание китайцев, некому. Причем шуметь следовало, самое меньшее, из двух автоматов. Китайцы — не дураки, на одиночного бойца они не будут снимать силы с других участков, быстро поймут, что к чему.
Я знал, что за час до планируемого перехода группа прикрытия поднимет на границе приличный шум где-нибудь километрах в двадцати отсюда. Но я никогда не считал противника глупее себя. Раз уж они вычислили район, где мы находимся, то шум с той стороны они правильно расценят, как попытку отвлечь внимание, и ещё плотней стянут кольцо окружения. Шум нужен был с этой стороны. И шум хороший.
Но всё дело было в том, что у тех, кто будет шуметь, шансы прорваться на нашу сторону будут не минимальные и даже не нулевые. Они будут отрицательные. Ведь их задача будет состоять не в том, чтобы переправиться на тот берег; это двоим сделать несравнимо легче чем всей группе. Их задача будет оставаться на этом берегу и до последней возможности отвлекать на себя силы китайцев. Создавать впечатление, что группа прорывается именно здесь.
Все это прекрасно понимали и молчали. Я тоже молчал и отсчитывал про себя время. Произнося роковые слова, я заранее решил, что если за три минуты никто не решится, то шуметь пойду я сам.
— А что? Я люблю пострелять вволю, — спокойным, будничным голосом сказал вдруг Гриценко, — Кто со мной?
— Я! — хором ответили Васечкин и Цыретаров.
— Нет, мужики, — возразил Гриценко, — Втроём им с раненным и языком через Аргунь не перебраться. Со мной пойдёт, — он на секунду задумался, — Со мной пойдёт Гриня. Старый, ты не возражаешь?
— Не возражаю, — сказал я, отдавая Гриценко свои гранаты, и обратился к Васечкину, — ты тоже отдай, им они будут нужнее.
— Вот за это спасибо! — обрадовался Цыретаров, — Ну, мы пошли.
— Подожди, — остановил я его, — Сделаем ещё вот что.
Я достал блокнот и светящейся пастой набросал шифровку.
— Перед тем как начать шум, выйдете в эфир вот с этим. Наши сейчас на дежурном приёме, примут и поддержат вас одной или двумя БМП. И шуму будет больше, и вам — полегче. Да и хунхузы сейчас щупают эфир, наверное, сразу пятью пеленгаторами. Засекут вас весьма точно.
— Это — дело, — согласился Гриценко, — Вы только здесь не оплошайте, а мы не подведём.
С этими словами Гриценко и Цыретаров исчезли в темноте. Спокойно, без лишних слов, словно шли не на верную смерть, а на обычную разведку, обстановку проверить. Но через несколько секунд Цыретаров вернулся, оставил нам свою надувную лодку и снова исчез. Ребята уже вычеркнули себя из жизни. Переправиться вплавь через ледяную Аргунь не было никакой возможности. Да и не думали они об этом, они думали о нас.
Мы с Васечкиным спустились вниз. Седов лежал на снегу и смотрел в звёздное небо.
— Как себя чувствуешь, Федя? — спросил я его, — Сейчас будем домой пробираться.
— Не ответит он, Старый. Не слышит он ничего, — сказал Корнеев и спросил, — А где Васёк с Гришей?
— Шуметь пошли, — коротко объяснил я.
Сергей всё понял и не стал задавать лишних вопросов, за что я был ему несказанно благодарен.
— Хунхуза уколол?
— Вколол.
— Тогда разделим гранаты, мы свои ребятам отдали, и будем готовиться к движению.
Через двадцать минут мы поднялись на сопку. Дорога была тяжелая, но Седов не издал ни звука и продолжал глядеть на звёзды неподвижными глазами. Скорее всего, он уже ничего не чувствовал и не осознавал. На дороге всё было по-прежнему. Так же маячил БТР и передвигались, патрулируя свои участки, пары солдат.
— Действуем так. Когда начнётся шум, спускаемся вниз и ждём за теми кустами. Как только дорога освободится, Игорь и Гурбон с командиром и китайцем — бегом к Аргуни. От дороги до неё здесь чуть больше двухсот метров. Мы с Серёгой прикрываем. Сразу надувайте две лодки и чиркните зажигалкой. По этому сигналу пойдём и мы. Вы нас не ждите, сразу отваливайте. В одной лодке пойдёт Гурбон с Седовым, в другой — Игорь с китайцем. Всё ясно? Тогда ждём.
Никто не сказал ни слова. Всё было понятно. В первую очередь надо переправить раненного и «языка». Отход всегда прикрывают самые опытные.
Ждать пришлось недолго. Скоро с востока донёсся звук автоматной очереди из китайского АК. Ей ответила очередь из советского АКМ. Ребята поступили правильно. Они не стали первыми открывать огонь и вызвали его на себя, попытавшись пересечь дорогу. Завязалась перестрелка. К треску автоматных очередей присоединился стук пулемёта. Взлетело несколько ракет. Мы осторожно спустились с сопки и затаились в кустах в пятидесяти метрах от дороги.
А на востоке разгорался настоящий бой. Уже рвались гранаты. Я внимательно прислушивался: в автоматной разноголосице четко прослушивалась работа двух наших АКМ. По отдельности звук советского и китайского автоматов различить трудно, а когда они работают вместе, отчетливо слышно, как китайский АК захлёбывается от собственной скорострельности. Его очереди звучат более слитно.
Китайцы на дороге прекратили движение и смотрели на восток. Мы ждали. Наконец, видимо, прошла команда. Прозвучала китайская речь, солдаты стоявшие западнее, побежали к машине, мотор завёлся, и БТР двинулся на восток, подбирая по дороге патрульных.
Мы продолжали ждать, затаив дыхание. Через несколько минут с запада проехал ещё один БТР, за ним ещё и ещё. Нешуточные силы притянули к себе ребята. Каково им там приходится? С востока доносился непрерывный автоматный треск и дробь пулемётов. Но в этом «оркестре» ухо четко улавливало партию двух советских автоматов. Значит, Григорий и Василий живы и ведут бой.
Бронетранспортёры с запада проходили через равные промежутки времени. Я насчитал их шесть штук, после чего движение на дороге прекратилось. Одновременно я уловил, что дуэт АКМ прервался и перешел в соло. Остался кто-то один. Но кто? Гриценко или Цыретаров? Этого мы никогда уже не узнаем. А АКМ продолжал свою одинокую песнь в сопровождении китайских автоматов и пулемётов. Изредка, как удар барабана, бухали разрывы гранат. И тут в этот «концерт» вступили новые «инструменты». Я услышал характерный звук, и мне захотелось заорать от радости. Это били орудия БМП. Значит того, кто остался поддерживают с нашего берега. Наш замысел полностью удался. Теперь китайцы окончательно поверят,
