блоки. Если я отползу ещё метров сто, сто пятьдесят и сделаю рывок, лешие меня не догонят, а я успею проскочить в блокпост и поднять тревогу.
Я снова пополз, стараясь держаться подальше от ложбины с лешими. Но едва я отполз на полсотни метров, как кто-то схватил меня за левую ногу. Именно схватил, а не зацепилась она за колючку или кустарник. Резко перевернувшись на спину, я каблуком правой ноги ударил в висок лешего, который уже подобрался для броска. Тот отпустил меня и опрокинулся. Но за кустарником, из которого он вылез, сидело ещё полтора десятка леших. Увидев, что добыча ускользнула, они начали приподниматься. Намерения их не оставляли сомнений. Что там кому из них достанется на блокпосту, ещё неизвестно. А здесь, вот он, лакомый кусочек, совсем рядом, только лапы протянуть.
С колена, непрерывным лучом, тремя взмахами лайтинга я поразил всю эту компанию. Если теперь в лайтинге осталось энергии на три-четыре выстрела — моё счастье.
Скрываться резона уже не было. Привлеченные вспышками лайтинга, из ложбины поднимались лешие. Я вскочил и побежал к близкому уже блокпосту. Там тоже засекли вспышки и открыли по лешим отсекающий огонь из лайтингов и пулемётов. По мне они пока не стреляли, я бежал один и срезать меня, если я окажусь лешим, пара пустяков. Если конечно я добегу.
Из ложбины слева, наперерез мне устремилось ещё около десятка леших. Плюнув лучом пару раз, лайтинг замолчал навсегда. Я бросил его и рванул из-за спины автомат. Лёгкий, компактный, ухватистый, но слишком уж скорострельный. Шестьдесят патронов магазина он выплюнул за четыре сравнительно короткие очереди. Нет уж, АКМ в этом плане намного лучше. Я не успел поменять магазин, как меня окружило четверо леших. Двум из них я сломал шеи, одному пробил череп, но пока я возился с четвёртым, на меня насело ещё трое. Отшвырнув от себя настырного лешего, я перезарядил автомат и в упор расстрелял преследователей. При этом опять израсходовал почти полмагазина.
Дальше мне пришлось отстреливаться почти непрерывно. Лешие взяли меня в клещи, а солдаты блокпоста уже не могли поддержать меня огнём, не рискую поразить меня. Второй магазин кончился очень быстро. Больше патронов у меня не было. Но, слава Времени, оставались ещё две гранаты. Если мне не удастся проложить ими дорогу, то здесь можно будет считать мой путь оконченным.
Два взрыва, один за другим, пробили в кольце леших солидную брешь, в которую я и устремился, не думая о флангах. Подбежав к блокпосту на сто метров, я выкрикнул пароль и подал условный знак. Командир быстро сориентировался и распределил огонь так, что я оказался как бы в «коридоре». Но за моей спиной лешие беспрепятственно догоняли меня.
Никогда ещё я не бегал стометровку с такой скоростью. Ворота блокпоста открылись мне навстречу, и в них выглянул раструб огнемёта. Я проскочил под ним, и он тут же изрыгнул факел пламени прямо в морды моих преследователей.
А я, лежа на земле, отстёгивал контейнер с вакциной.
— Срочно! — хрипел я, задыхаясь, — Срочно в город! На биофабрику… Это — она!
Чьи-то руки приняли контейнер, кто-то отдавал приказания, кто-то стрелял, а кто-то лил мне прямо в рот жгучий солдатский ром из пластиковой фляжки.
Глава III. Генрих Краузе.
И мысли и дела он знает наперёд.
Ребята всегда выражали недовольство, что я, разрабатывая операции, рассчитывал их слишком тщательно, не оставляя места ни малейшей случайности. Я подсмеивался над ними, вместе со всеми подшучивал над своей педантичностью, и даже несколько гордился ею. А когда Андрей Злобин однажды наградил меня кличкой «Вейротер», я воспринял это как должное. На мой взгляд, именно так и должны разрабатываться операции.
Нельзя сказать, что наши хроноагенты недооценивали значения точности проработки деталей предстоящих операций. Все они не раз во время работы в Реальных Фазах попадали в такие нештатные ситуации, что дело спасали только неимоверное напряжение всех физических и интеллектуальных сил. Надо сказать, что наши парни с честью выходили из таких переделок. Впрочем, на то они и были хроноагенты. На то и обучали их темпоральной алгебре, заставляя за считанные секунды составлять в уме системы темпоральных уравнений и решать их, хотя бы в первом приближении. Для того они и проходили тяжелый и изнурительный курс морально-психологической подготовки. После возвращения хроноагента с задания всегда производилась разборка его работы, и выяснялись причины возникновения нештатной ситуации. При этом анализировались действия хроноагента и, как правило, им давалась высокая оценка. Но всегда высказывалось пожелание; причем и руководством, и самими хроноагентами, чтобы такие ситуации впредь не возникали.
Поэтому я никогда бы не сказал, что ироничное, а порой и прямо неодобрительное отношение к моей методике разработки операций, проистекало от непонимания важности этих моментов. Просто мои требования при подготовке хроноагента к операции: запомнить все детали посекундно, доводили многих до исступления. Порой мне признавались, правда, уже после операции, что во время подготовки были готовы задушить меня. Конечно, все наши хроноагенты натуры творческие, и такая мелочная регламентация с моей стороны вызывала у них вполне понятные приступы раздражения. В самом деле, зачем таким мастерам своего дела как Андрей Злобин или Микеле Альбимонте при подготовке к операции запоминать: сколько секунд они должны прикуривать сигарету, задерживаясь при переходе улицы. Но я не делал исключений даже для них. В таких случаях я докладывал руководству, что хроноагент к операции пока не готов и требуется дополнительная работа.
И вот сейчас я сам попал в жесткие тиски по секундам расписанной операции. И не один, и не два дня я живу этой строго регламентированной жизнью, а скоро уже две недели, и впереди у меня ещё целая неделя. Первые дни это было не так уж и утомительно, но дальше… Я поначалу заподозрил Магистра в том, что он специально «зарядил» на эту операцию меня, чтобы я на своей шкуре прочувствовал свой собственный педантизм. Поразмыслив, я понял, что заблуждался. Потому, как сам Магистр, когда дело доходило до проявлений открытого недовольства со стороны наших хроноагентов, неизменно принимал мою сторону. При этом он говорил:
— Насколько проще и, главное, надёжнее была бы наша работа, если бы каждая операция готовилась на таком уровне!
Потом он вздыхал, закуривал и заканчивал свою мысль сожалением:
— Увы! Иногда приходится посылать вас в Реальные Фазы, полагаясь в ряде случаев на вашу изобретательность и интуицию. Как вы там выпутываетесь, Время знает, но я, лично, вынужден расплачиваться за это своими нервными клетками и восстанавливать своё душевное равновесие весьма крепкими напитками. Зато, когда операцию разрабатывает Анри, я сижу перед монитором и блаженствую, попивая слабенький чаёк, самое большее, кофе.
В этом же случае Магистр долго изучал план операции, который я ему представил. Затем он долго восторгался его отточенностью и продуманностью деталей, а в заключение спросил, кого я планирую в качестве исполнителя. Когда я сказал, что с этим может справиться только Андрей Злобин или Матвей Кривонос, он надолго задумался.
— Нет, Анри, — сказал он после размышления, — На мой взгляд, ни Андрэ, ни Матвей этого задания, так, как оно задумано, не выполнят; где-нибудь да проколются. Слов нет, оба они превосходные агенты, но им не хватает только одного: чувства самодисциплины. В этом ты смог бы убедиться ещё на стадии подготовки. Там где надо будет сыграть точно по нотам, они больше будут полагаться на импровизацию. В итоге, операция получится скомканной, нам придётся на ходу вносить в неё коррективы, а это, ты знаешь, ни к чему хорошему не приводит. Я считаю, что за исполнение операции должен взяться ты сам, Анри. Лучше тебя никто с этим не справится. Тебе самому будет обидно, если от такого шедевра останется только скелет.
