— Ну, тогда нет проблем, сын мой. Пятьдесят пять реалов в кассу храма, и я запишу вас на завтра.
— А почему на завтра, падре? — поинтересовался Язон.
— Помилуй, сын мой, надо же повесить объявление, чтобы собрался народ, у нас как-то так заведено от веку…
В голосе священника не чувствовалось жесткого требования, и Язон спросил:
— А без народа никак нельзя?
— Отчего же, сын мой? Венчаетесь вы перед лицом Божьим, а я слуга его на Джемейке. Для совершения обряда необходимо лишь два свидетеля. Они у вас есть. А народ, то есть прихожане, — это просто зрители. Как вам, будет угодно, сын мой. Другие обычно просят, чтобы побольше людей пришло.
— Мета, ты хочешь венчаться при народе?
— Нет, — коротко сказала Мета, вовремя удержавшись от желания высказать свое мнение о данном конкретном народе.
— Мы предпочтем без особых торжеств, но поскорее, — резюмировал Язон.
— Тогда подождите, я сейчас
И капеллан принялся вытирать руки тряпкой.
— Пройдите пока во храм.
Было очень забавно стоять перед алтарем среди дрожащих огоньков свечей и слушать тихую и красивую органную музыку. А после густой, напевный, сделавшийся вдруг совсем неузнаваемым голос капеллана:
— Венчаются раб Божий Язон и раба Божия Мета. Именем Господа нашего Иисуса Христа…
«Что ж, — думал Язон, — один раз я уже был рабом. Тогда на планете Аппсала хозяином моим стал некий Чака, бригадир сборщиков местного хрена и охотник на моржей. Теперь в роли хозяина выступает древний Бог, Иисус Христос. Тоже красиво».
Язон покосился влево и заметил, что Мета гораздо серьезнее относится к обряду. Может, из-за того, что служба велась на странной смеси латыни и испанского. Невеста ни слова не понимала, и для нее все это было сплошной музыкой. А может, просто женщины (даже пиррянки) более эмоциональны? Называть себя рабыней она бы, конечно, не позволила, но слово «раб» на латыни звучало красиво и напоминало технический термин «сервус».
Потом, когда капеллан перешел к вопросам, он, конечно, задавал их уже на меж-языке. И кроме традиционных — «Согласны ли вы быть мужем?.. Согласны ли вы быть женой?..» — произносились еще предварительные, несколько неожиданные:
— Много ли душ ты загубил, сын мой?
— Ай, падре, много! — честно признался Язон.
— В этот торжественный день я отпускаю тебе грехи твои.
— Души — это кто такие? — быстро шепнула Язону растерявшаяся от непонятного слова Мета.
— Имеются в виду люди, — пояснил тот также шепотом.
— А много ли ты загубила душ, дочь моя?
— Не слишком много, падре, — сказала Мета, стараясь соответствовать моменту и впервые употребив ритуальное обращение к капеллану. — Но было и такое, не скрою.
— В этот торжественный день я отпускаю тебе все грехи твои, дочь моя. Звучал орган. Горели свечи. Пахло горелой смолой босвелии. Здесь ее
жгли в специальных маленьких кастрюльках, подвешенных на цепях. А на планете, где прошло детство Язона, тоже росли такие деревья, и мальчишки любили бросать их корни в костер из-за очень ароматного дыма, навевавшего странное, загадочно дразнящее и щемяще-грустное чувство.
Потом они завернули в магазин, где взяли большую бутыль тортугского рома и флягу любимой Язоном натуральной газированной воды из источников Цумба на Цефее. А также целую корзину фруктов.
За официальной бумагой велено было зайти попозже, в самом конце дня, а пока молодожены вместе со свидетелями двинулись прямиком во дворец — к Генри Моргану: запросто, без звонка. Дома, конечно, остались их запасные браслеты, но не хотелось возвращаться туда. В конце концов, у них сегодня свадьба или что? Морган должен понять. Да и у флибустьеров праздник — очередной бунт подавили.
Морган действительно не стал сердиться. Принял как родных. Тем более во дворце уже заканчивали работать и переходили к массовым торжествам. А торжества готовились немалые. Победа над безумцами-приватирами совпала еще с какимто церковным праздником, то ли с Богоявлением, то ли с Благовещением — Язон в таких словах всегда путался. В общем, вино и крепкие напитки с минуты на минуту должны были потечь полноводной рекою. Эх, зря на такой хороший ром потратились! Ну да ладно. Свадьба есть свадьба. Грех за свой счет не отметить.
И вообще, после того, как Язон завязался с витальерами и откопал свой первый дециреал, пороблем с деньгами у него не стало. А вот в первые дни все было много хуже.
Наличность, взятая с собой в дорогу, с Пирра, была благополучно конфискована еще в момент нападения на Дархане, а возвращать ее никто и не подумал. Захватить чужое в бою — это, по флибустьерским понятиям, честно. Но здесь, на Джемейке, ни у кого воровать нельзя. Все — свои. Закон есть закон. Унижаться и просить денег у Моргана представлялось немыслимым, тем более что свою долю пиратской добычи Язон как бы уже получил в виде пленной девчонки.
А потому на второй же день, чтобы не ощущать себя зависимым, он отправился в местное казино. Обобрал двоих-троих игроков по мелочи, — но тут же почувствовал, что имеет дело с профессионалами. На Джемейке каждый второй, а то и девять из десяти оказались шулерами и на кривой кобыле объехать их было трудновато. Если один шулер чувствует, что другой хитрее, в ход идут уже иные средства, то есть, скажем, не колода карт, а сабля. До такого Язон доводить не хотел, поэтому на следующий день предпочел не играть, а просто поторговать секретами карточных фокусов; коих знал немерено. Публика в игорной забегаловке оказалась охочей до подобного рода трюков, и Язон за один вечер заработал больше, чем мог предположить. И все равно это было так себе, несерьезно. Мета — тем более, — кроме уроков рукопашного боя не придумала никаких вариантов заработка. Потом у нее началось увлечение охотой вместе с буканьерами. За редких зверей тоже платили кое-что в заготконторах СС-2, то бишь службы Ховарда. И все-таки лишь продажа иридия позволяла им больше не считать — себя нищими. Этот бизнес оставался вне конкуренции.
До начала большого праздника было не больше часа, но Морган охотно принял у себя в кабинете всю их команду. Вот это удача! Почти победа. Точнее, шаг к ней.
— Включайся, девочка, — шепнул Язон Долли. — Как только мы начнем, говорить о серьезных вещах, уж постарайся проникнуть в его мозги.
Долли только молча кивнула. Она и сама все понимала.
А Морган предложил гостям садиться, обвел разношерстную компанию несколько удивленным взглядом и вопросил:
— Язон, ты пришел рассказать мне о своей гениальной идее?
— В общем, да, сэр Генри, — уклончиво начал Язон. — Идея еще не до конца созрела, но думаю, нам уже есть что обсудить. Позволь, однако, вначале представить тебе эту женщину. Мета. Моя жена.
— О, поздравляю, мэм, — подскочил в своем кресле Морган — Искренне рад. В каком храме вы обвенчались?
— В церкви Рождества Богородицы, что на Гордельском спуске. Кажется, именно туда ты советовал мне пойти, Генри?
— Я тебе советовал просто обвенчаться, — жестко ответил Морган, лишний раз давая понять, что всегда запоминает каждое свое слово.
«Да, — понял Язон, — зубы ему заговаривать — дело бесполезное».
— Ну, хорошо, Генри. Так ты выпьешь за нас? Давай по стаканчику. И я начну рассказывать.
Налили, выпили, оценили тонкий букет, пожевали фруктов.
— Я познакомился с главарем бунтовщиков, — сообщил Язон.
