предстанет перед Высшим Советом, ему-де будет позволено лицезреть Великих Жрецов и даже лично самого Первого Великого Жреца. А дальше, не исключено, его оставят жить здесь, в лесу, или, возможно, он будет отдан тем самым Теням, которые в действительности и правят планетой Моналои.
Приятно было услышать, что эти сумасшедшие все-таки говорят о планете Моналои, стало быть, хотя бы понимают, где они. И таким образом остается надежда на контакт с нормальными людьми.
«Двое суток можно и подождать. Или все-таки устроить побег? — лихорадочно соображал Язон. — В любом случае не сейчас. Сейчас они слишком хорошо готовы ко всему».
Он придумал еще один важный вопрос:
— Меня будут кормить здесь в течение этих двух суток?
— Да, пришелец, — солидно пообещал человек с факелом и добавил: — Если ты назовешь нам свое имя.
Вот тут уж точно темнить не стоило! Его имя на Моналои кое-что да значит! Это хорошо известно еще от Крумелура.
— Во всех мирах Галактики меня зовут Язоном динАльтом! — объявил он с предельной торжественностью.
Эффект оказался меньшим, чем можно было ожидать, но все-таки. Темнокожие лысины в проеме дверей заколыхались, свет единственного факела задрожал, послышалось бормотание и шепот многих людей. Долго звучала эта монотонная, нечленораздельная тарабарщина. Они явно обсуждали услышанное, примеривая новые сведения к своим безумным канонам. Но благодаря этому Язон вполне определенно понял одно: людей за дверью не трое, а гораздо больше. Значит, он правильно не рванулся туда. И вообще, может, на лестнице уже собрался кворум? И тогда решение вынесут прямо сейчас, досрочно!
Не тут-то было. Шум голосов постепенно стих, и факельщик возвестил:
— Жди решения, Язон динАльт! Шансы твои на вечную жизнь среди Духов и Теней Алхиноя весьма велики.
После этого дверь была решительно захлопнута, все засовы задвинуты, ключ проскрежетал в замке, и Язон остался в полной растерянности. Жизнь среди Духов Алхиноя, да еще вечная, мало прельщала его. Это попахивало каким-нибудь ритуальным сожжением или утоплением. Бессмертным его уже сделали однажды, второй подарок такого же рода был бы явно излишним. И вообще, собственная «неумираемость» Язона отнюдь не означала, что тело его, способное к бесконечным циклам регенерации, нельзя уничтожить. Умертвить его можно было тысячами разных способов. А Язон еще собирался пожить. Ему пока не надоело. В Галактике еще оставалось так много интересного!
«Ну что ж, мои безумные братья, — подумал Язон, — своим последним утверждением вы просто вынуждаете меня бежать отсюда, и как можно скорее. Только надо хорошенько подготовиться. И дождаться момента, когда принесут пищу. Ведь не станете же вы собирать кворум, чтобы принести мне миску с похлебкой!»
Он был полностью готов к бою уже через десять минут и в остальное время от скуки просто моделировал различные варианты прорыва наверх. Долгожданный момент наступил часа через четыре.
Язон внимательно прислушался к шагам на лестнице и понял, что там, конечно, не один человек. Сколько же? Если повезет, их будет всего двое. Так было принято в тюрьмах у всех народов, на многих планетах, в разные века. Ну а если не повезет… О чернота пространства!
Дверь распахнулась резче, чем в прошлый раз, и Язон ударил с размаху первого же появившегося на пороге.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Абориген, ждавший женщину, оказался отличным бойцом, одаренным физически от природы, хорошо обученным и отчаянно смелым. Мета прониклась искренним уважением к его неистовым попыткам одержать победу. С одной здоровой рукой и с острой болью в другой он сделался как будто только злее, а силы и мужества нисколько не поубавилось. В сущности, он даже оставался опасен. Пришлось ткнуть его пальцем в сонную артерию, чтобы отдохнул хоть немножко. И пока несчастный лежал без сознания, пиррянка вправила ему кость, наложила шину, сделала повязку и обработала травму новейшими средствами из аптечки. Потом наконец сообразила, что нелишним будет еще и связать этого мускулистого парня. Едва ли, очнувшись, он станет вести себя тихо, а очередной раунд кулачного боя не интересовал Мету в связи с ее явным преимуществом. В итоге, когда все приготовления были завершены, приводящий в чувство укол явился последним торжественным аккордом.
На меж-языке парень говорил действительно лишь слегка. Лучше всего знал ругательства, выслушивание которых не доставляло Мете особой радости. Но примерно через минуту злобного шипения, брызганья слюной и попыток освободиться со стороны пленника они благополучно договорились об общении на эсперанто. К счастью, в процессе всей этой нелепой борьбы мужское достоинство не позволило поверженному женщиной воину кричать и звать на помощь. А не то пришлось бы снова на время выключать его или, как минимум, заткнуть рот каким-нибудь импровизированным кляпом.
Из последующего пятиминутного разговора выяснилось, что этот местный стражник по имени Фуруху, гордо называвший себя персональным охранником султана, на удивление смышлен и даже образован. С его профессией подобные качества как-то плохо вязались, и слово за слово Мета выяснила, что Фуруху совсем не прост. Он — уникум, которого держат здесь с целью изучения. Ничего себе случайная встреча! Выяснила Мета и многое прочее, что было известно персональному охраннику султана Азбая. Он охотно делился с ней, даже не разобравшись толком, кто она и откуда. Перед ним была самка фруктовика, обаятельная, умная, свободно говорящая на фруктовиковом и эсперанто, — этого было вполне достаточно. Собственно, для предельной откровенности Фуруху хватило бы уже и того, что женщина прилетела с другой планеты. Ведь за последние дни он возненавидел Моналои — совсем недавно родной, а теперь ставший чужим и страшным мир, где горстка злобных фэдеров держит всех людей в полном неведении. Сильнее всего на свете он рвался теперь к знаниям и к другим мирам. Он даже поделился с Метой своей главной бедой. Он рассказал давешнюю историю о прекрасной девушке, открывшей ему глаза на многие моналойские тайны и, быть может, за это поплатившейся жизнью. Он искренне верил, что Мета теперь продолжит ее благородное дело и в итоге поможет ему, Фуруху, улететь с этой духами проклятой планеты. Однако почемуто именно пушистая девушка говорила, что нельзя моналойцу никуда улететь…
Мета оказалась, разумеется, не готова обсуждать с Фуруху столь серьезные темы. Она пока вытрясала из него информацию, а с выводами не торопилась. Читать же лекцию о других мирах, прямо скажем, было не время.
Она давно уже развязала его, оба сидели за столом, и Фуруху, конечно, попивал чорум, чтобы хоть немного успокоиться. Мета от напитка решительно отказалась, едва узнав, что он не прохладительный, а пьянящий.
Она вообще предпочла бы ничего здесь не есть и не пить, пока лично Бруччо не даст на то официального разрешения. Ведь были уже всякие настораживающие гипотезы относительно здешней пищи — и у старейшего пиррянского биолога, и у скорого на открытия Арчи. На планете Моналои все оказывалось непросто: и вода, и почва, и растения, и тем более животные. Не стоило до поры рисковать, знакомя со всякой дурманящей дрянью свой пусть и основательно подготовленный, даже хорошо защищенный организм. Если тут болеют «мясной» болезнью, значит, ничего не стоит и «фруктовую» подхватить.
А Фуруху веселел прямо на глазах. Рука его уже явно не болела после уколов, а трещина в кости заживала, похоже, едва ли не быстрее, чем у пиррян. Мета даже стала опасаться, что в пьяном виде этого несчастного опять потянет на всякие нежности — придется вторую руку ломать. И она поторопилась задать свой главный вопрос, предварив его вежливой просьбой:
— Не пей так много. Ты будешь мне нужен для дела прямо сейчас. И вообще, если хочешь когданибудь выбраться отсюда, прекращай пить.
— Хорошо, — сразу согласился Фуруху. — Какое у тебя дело? Говори, я внимательно слушаю.
— Ты знаешь дорогу к главному каземату султана Азбая?
