машину спокойно и эффективно, а паровой котел весело гудел, съедая очередной брикет торфа.
— Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше? — Она выехала на транспортную развязку и покинула ее уже по другой дороге, бросив лишь один быстрый взгляд на карту. — Из-за нас поднята тревога — армия, флот, все.
— Откуда ты…
— Слышала их команды по радио.
— Мы оторвемся?
— Сомневаюсь. Если ты быстро не выдашь какую-нибудь светлую мысль, то нет. Они создали прочное кольцо вокруг района, с воздушным прикрытием, и теперь сжимают его.
Я все еще отходил от героического излечения с помощью вытрезвляющей пилюли и никак не мог мобилизовать свой ум. Существовала прямая связь между моими спутанными мыслями и голосовыми связками, работающими без вмешательства цензора разума.
— Великолепное начало брака. Если брак похож на такое, то неудивительно, что я избегал его все эти годы.
Машина свернула с дороги и с содроганием остановилась в густой траве под деревьями с голубой листвой. Ангелина выскочила, хлопнув дверцей, и протянула руку за своим чемоданом, прежде чем я успел отреагировать. Я попытался заговорить с ней:
— Я дурак…
— Я тоже дура, раз вышла за тебя замуж. — Глаза ее были сухими, а голос — холодным. Все эмоции под жестким контролем. — Я обманом и с помощью ловушки вынудила тебя вступить в брак, потому что, по-моему, именно этого ты и хотел. Я была неправа, а потому дело это будет закончено прямо сейчас, Джим. Ты создал для меня новую жизнь, и я думала, что смогу сделать то же самое для тебя. Приятно было с тобой познакомиться. Спасибо тебе и до свидания.
К тому времени, когда она закончила, мои мысли сгустились в нечто, приблизительно напоминающее их нормальный облик. Теперь я был готов действовать невзирая на слабость, Я выскочил из машины, прежде чем она закончила свой монолог, и встал перед ней, загораживая ей дорогу и предельно мягко держа ее за руки.
— Ангелина, я скажу тебе это только раз и, вероятно, никогда в своей жизни не повторю. Так что слушай хорошенько и запоминай. Одно время я был самым лучшим аферистом в Галактике, прежде чем меня закатали в Спецкорпус помогать ловить других аферистов. Ты была не только аферисткой, но и более серьезной преступницей-убийцей с этаким веселым садизмом. — Я почувствовал, как ее тело вздрогнуло в моих руках, и сжал ее крепче. — Это должно быть сказано, потому что именно такой ты и была. Ты больше не такая. У тебя были причины быть такой, и эти причины были устранены, а некоторые несчастные выверты в твоей в остальном не испорченной коре головного мозга выправлены. И теперь я люблю тебя. Но я хочу, чтобы ты помнила, что я любил тебя и тогда, во все времена твоих нереконструированных дней, что говорит о многом. Так что если сейчас я буду фыркать, как олень в упряжке, или со мной трудно будет иметь дело по утрам, ты помни, о чем я сказал, и делай допуски. Заметано?
Явно, да. Она уронила чемодан мне на ногу, но я не посмел вздрогнуть, обняла меня, расцеловала и опрокинула в траву. Я провел время весьма весело, отвечая на ее поцелуй. Полагаю, вы назвали бы это новобрачным эффектом. Жутко забавно… Мы замерли, когда пара махоциклов застонала и затормозила у нашей машины. Махоциклами пользовались только полицейские, поскольку они двигались намного быстрее, чем торфяные паровики. Махоцикл — трехколесная машина с большим маховиком под кожухом между двумя задними колесами. На ночь их подключали к моторному генератору, который разгонял маховик до высшей скорости. Днем маховик генерировал электричество, приводившее в действие моторы каждого колеса. Машины очень эффективные и бездымные. И очень опасные.
— Это та самая машина, Поддер! — заорал один из полицейских, стараясь перекрыть голосом непрерывные стоны маховиков.
— Я вызову подмогу. Они не могли уйти далеко. Теперь они наверняка в нашем капкане!
Ничто так не бесит меня, как безапелляционные заверения мелких чиновников. О, да, мы действительно теперь в капкане. Я глухо заворчал, когда другой некомпетентный субъект в мундире, порыв носом вокруг машины, разинул рот при виде нашего уютного гнездышка в траве. Он все еще стоял с разинутым ртом, когда моя рука метнулась вперед, обхватив его шею, плотно сжала горло и притянула его к нам. Забавно было смотреть, как у него вывалился язык, вылезли глаза и покраснело лицо, но Ангелина все испортила. Она сбила с него шлем и стукнула его резко — и точно — по макушке каблучком свой туфли. Он отключился, а я не дал ему упасть.
— И ты все это говорил обо мне, — прошептала она, моя новобрачная. — В твоей собственной натуре можно найти куда больше, чем налет старого садизма.
— …Я вызвал. Все уже знают. Теперь мы наверняка их найдем, — с энтузиазмом заявил второй полицейский, но голос оборвался под зубную дробь, когда он уставился в ствол укрощающего пистолета своего помощника. Ангелина выудила из сумки сонную капсулу и раздавила ее у него под носом.
— А теперь что, босс? — спросила она, мило улыбаясь двум фигурам в черных мундирах с медными пуговицами у обочины дороги.
— Я думаю об этом, — сказал я и потер челюсть, дабы доказать это. — У нас было свыше четырех месяцев беззаботных каникул, но все хорошее должно когда-нибудь кончиться. Мы можем продлить наш отпуск. Но он будет, мягко говоря, лихорадочным, пострадают люди… Да и ты… хотя фигура твоя прекрасна, но она не совсем подходящая для бегства, погонь и вообще грязной работы. Не вернуться ли нам на службу, с которой мы сбежали?
— Я надеялась, что ты это скажешь. Тошнота по утрам и потрошение банков как-то не совмещаются. Забавно будет вернуться.
— Особенно, если учесть, что они будут так рады нас видеть. Учитывая, что они отвергли нашу просьбу об отпуске, и нам пришлось украсть почтовую ракету.
— Не говори уже о деньгах на мелкие расходы, которые мы крали, потому что не могли прикоснуться к своим банковским счетам.
— Правильно. Следуй за мной, и мы сделаем это с шиком. Мы стащили с полицейских мундиры и бережно уложили похрапывающих блюстителей порядка на заднее сиденье машины. У одного из них нижнее белье было в розовую крапинку, в то время как у другого — утилитарно черное, но отороченное кружевом. Таков мог быть здешний обычай одеваться, но у меня это вызвало кое-какие потаенные мысли насчет полиции на Камате, и я был рад, что мы отбываем. Надев мундиры, шлемы и очки-консервы, мы, весело гудя, понеслись по дороге на своих махоциклах, помахивая танкам и грузовикам, с ревом двигающимся в противоположную сторону. Прежде чем зазвучали разоблачительные крики и вопли, я затормозил посреди дороги и просигналил остановиться бронемашине. Ангелина развернула свой махоцикл позади них, чтобы они не нашли созерцание беременного полицейского слишком отвлекающим.
— Мы загнали их в угол! — крикнул я. — Но у них есть радио, так что не объявляйте об этом по радиосвязи. Следуйте за мной
— Ведите! — крикнул водитель, а его напарник закивал, соглашаясь, тогда как перед его мысленным взором ослепляюще плясали соблазнительные картины — слава, ордена, награды. Я повел их по заброшенной дороге в лес, кончавшейся у маленького озера в комплекте с ветхим сараем для лодок и доком.
Я притормозил, махнул им, чтобы они остановились, коснулся пальцами губ и на цыпочках вернулся к бронемашине. Водитель опустил боковое стекло и выжидающе посмотрел на меня.
— Вдохни-ка это, — сказал я и щелчком метнул гранату с усыпляющим газом в кабину.
За облачком дыма последовали ахи, после чего еще две молчаливые фигуры в мундирах, похрапывая, растянулись на траве.
— Собираешься взглянуть по-быстрому на их белье? — поинтересовалась Ангелина.
— Нет, я хочу сохранить некоторые иллюзии, даже если они ложные.
Махоциклы весело покатились по доку, бултыхнулись в воду. Последовавшее за этим короткое замыкание вызвало массу пузырей, а над водой поднялась туча пара. Как только бронемашина проветрилась, мы залезли в нее и укатили. Ангелина нашла нетронутый завтрак водителя и тут же его проглотила. Я, избегая большинства крупных дорог, лег на обратный курс — в город, где в центральном
