– И, между прочим, мэтр посланник заявится утром за Нейгламом. Смешно, правда? – закончил киммериец. – Что прикажешь ему сказать?
Мораддин пригладил волосы, потеребил бородку и взглянул на Конана серыми глазами, которые так и лучились честностью да благородством. Варвар едва не сплюнул прямо на ковер, представляя, какой совет сейчас будет дан. Он не ошибся.
– Я думаю, надо вернуть деньги и объяснить, что кофиец… м-м… опоздал. И ты ничего не теряешь. Нейглам сможет дать тебе столько золота, сколько…
– Какое, к Нергалу, золото?!! – сорвавшись, заорал Конан. – Откуда я знаю, добудем мы ваш горшок или нет?! А это – настоящие, тяжелые деньги, сделанные, как видишь, из золота! Покажите мне того придурка, который откажется от семи с половиной десятков тысяч, ради каких-то там желаний! Короче, ни хрена я ему не отдам, а если получится, сдеру и вторую половину! Ничего, эта скотина Страбонус не обеднеет!
Конан схватил пустой кувшин и, подавив порыв запустить его в голову Мораддину, швырнул фарфоровый сосуд в противоположную стену. Черепки разлетелись, и несколько из них задели полугнома.
– Как знаешь, – спокойно сказал Мораддин, стряхивая с одежды осколки. – Ну зачем же так переживать?
– Без тебя разберусь! – рявкнул Конан, понемногу остывая. – А сейчас остается один насущный вопросец – где Нейглам?
– Ну-у… – замялся Мораддин. – Поверь, мне тоже интересно, кому понадобился сосуд, и кто были те удальцы, перебившие всю охрану Радбуша и порешившие заодно его самого.
Конан тупо посмотрел на разбросанные по ковру черепки и почему-то подумал, что Стейна не простит ему разбитого кувшина, так же, как и разрубленной подушки, испоганенных ковров и мебели… Бедная женщина, она-то тут причем? Зачем было втягивать ее в дурацкую путаницу с кувшином гномов?.. А Мораддин, тем временем, пустился в рассуждения.
– Это не могут быть люди Дагарнуса – он преспокойно дожидается, когда ты поднесешь ему Нейглам на золотом блюде. Безусловно, налетчики не принадлежат к людям, обремененным властью – после эмира, Радбуш был вторым человеком в городе, и Хайберди-Шаху его смерть не выгодна. Само собой, убийц не мог послать Ниорг, благо, ни один человек, кроме нас двоих… хм… вернее, полутора, с джавидами связываться не станет, а попросту прибьет при первой же встрече. Если сможет, правда.
– Кхитайцы… – наморщил лоб киммериец, вспомнив рассказ старого евнуха. – При чем тут кхитайцы?
Мораддин помолчал, глядя на Конана так, как обычно смотрят на туповатых и нерадивых детей, а потом спросил:
– Слушай, варвар, а ты-то откуда знаешь про Нейглам? Дагарнус, конечно, рассказал? Хотя сомневаюсь, что хитрый кофиец мог ни с того, ни с сего первому встречному наемнику доверить настолько важную тайну.
– Да я… водички попить хотел… – Конан запнулся и, наконец, решительно плюнув на свои маленькие секреты, поведал о том, с чего все началось – о равахе, зуагирах, похищении Мирдани и предательстве начальника стражи крепости Баргэми, впустившего джавидов в покои шейха…
– … Вот тогда Самил мне и сказал, что джавиды похитили дочь Джагула, чтобы получить от Турлей-Хана некий кувшин стигийского золота. Я подумал, что он стоит кучу денег и решил добыть его себе.
– Значит, Дагарнус еще раньше говорил о Нейгламе шейху аль-Баргэми? – полугном настороженно прищурился, выпрямившись в кресле.
– Ну да, – протянул Конан. – А что такое?
– Идиот! – по-отечески ласково сказал Мораддин. – Дубина! У тебя голова или латная перчатка вместо нее?
– Да в чем дело? – оторопел киммериец, совершенно привыкший к вежливым манерам бывшего капитана хэрда и не ожидавший от него столь откровенного хамства.
– Бедный ты мой, – обреченно покачав головой, проговорил тот. – А подумать о том, что шейхи аль- Баргэми – и старший, и младший прекрасно знают о сосуде и его свойствах, ты мог? Головушка не работала? Ну, да, ты же у нас все больше ручками да мечом машешь… варвар…
– Ну варвар, ну глупый… – начиная раздражаться, прогудел киммериец. – Так объясни, если рассудительный такой. А только и знает, что… выражаться…
– Ладно, слушай, – медленно, с расстановкой начал Мораддин. – У меня складывается впечатление, что именно твои приятели зуагиры перебили пол-Султанапура, в том числе Турлей-Хана и Радбуша. И именно они уволокли с собой девку, которую ты искал – без тебя справились.
– Как без меня? – Конан, вытаращив глаза, смотрел на Мораддина, смысл слов которого едва начал доходить до северянина. – Я же Мирдани выследил, у Турлей-Хана отбил, к Стейне устроил! Только Радбуш помешал!
– Этого, кроме тебя и Мирдани, никто не знает. А сегодня мы ясно видели, как ее братец расправился с обидчиком пятитысячником – очень, скажу прямо, грамотно. Потом он отомстил и магу, забрав сестру из его дома, а заодно прихватив и Нейглам.
– Но при чем тут кхитайцы?! – простонал варвар.
– Наемники, – пожал плечами Мораддин. – Сплошь и рядом встречаются, а один даже передо мной сидит…
Конан вскочил и, выкрикивая невнятные ругательства, относящиеся к зуагирам, гномам и самому себе, заходил по комнате как разъяренный горный лев, пиная подушки, опрокидывая вазы, ударяя кулаком по креслам. Так опростоволоситься! И это его, Конана-варвара, опытного воина, вора, бандита, наемника, пирата и прочее, прочее, прочее, изящно обвели вокруг пальца дикие кочевники, не видевшие в своей жизни ничего, кроме песка, верблюжьего помета на нем и всяких там равахов-джавидов!
– Да старею я, что ли? – недоумевал Конан, обращаясь к самому себе. – Почти три десятка лет на свете прожил, где и кем только не был, и вот дожил…
Он сел в кресло напротив Мораддина и обхватил голову руками, никак не отреагировав на насмешливые слова полугнома, наблюдавшего за самобичеванием северянина с некоторым удовольствием:
– Золото глаза затмило, вот в чем причина. Сколько тебе Джафир заплатил? А Дагарнус? А обещали сколько? А кувшин зачем тебе понадобился? Так-то, милейший мой варвар.
– Поубиваю!.. – прорычал киммериец, поднимаясь и сжимая кулаки. – Ну, скоты! Они у меня попляшут! А Джафиру шею сломаю лично, и меч пачкать не буду…
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Мораддин смотрел на киммерийца безмятежными серыми глазами и молчал. Конан продолжал изрыгать невнятные проклятия на родном наречии, поминая родословную Джафира, его родственников, дальних и близких. Досталось и песчаному раваху, который впутал его в эту дурацкую историю – и отчего гнусному червяку не сиделось в своей вонючей дыре в день, когда старому ишаку Джагулу приспичило возвращаться из Султанапура в свой занюханый оазис? При этом варвар расхаживал по комнате, очень походя со стороны на горного льва, которому нечаянно придавили лапу колесом повозки или воткнули под хвост стрелу, смазанную горчицей. Закончилось это несколько неожиданно: яростно вскрикнув, он подпрыгнул и с руганью повалился на ковер.
– Какой болван рассыпал тут битое стекло?!
– Конан Киммерийский, – мирно ответил Мораддин, указывая взглядом на черепки, разбросанные по полу возле стены. – Ты же кинул кувшин в стену.
Конан, ухватив себя за лодыжку, вывернул стопу и осторожно вытащил впившийся в пятку осколок. Боль немного охладила его злобу, и, справившись с кусочком фарфора, он вздохнул, капнул на ранку вином и посмотрел на Мораддина, восседавшего в кресле с несчастным видом человека, только что наблюдавшего помешательство родного брата.
– Ну, и что теперь делать будем? – хмуро буркнул Конан. – Придется в оазис Баргэми ехать.
– Что ж, поедем, – пожал плечами Мораддин. – Кстати, когда должен прийти Дагарнус?
– Утром. Ждать его у меня нет никакого желания.
– А деньги? – хитро улыбнулся полугном.
– Пошел ты… Не сомневаюсь, что скупердяй-кофиец потребует обратно задаток. Исчезнем отсюда под
