хочет тревожить свой ум, но на самом деле просто оставляла право решать за Анспач.
Больше всего настоятельницу раздражало неожиданное, но твердое решение Картер не расставаться со своим оружием, как будто она каждую секунду ожидала блюстителей истины по свою душу. Алтанара ее поведение тоже заставляло нервничать, а его неумелые попытки убедить Дженет, что ей не требуется другой защиты, кроме его доброй воли, только доказали остальным ее правоту. Они не так отчаянно цеплялись за свое оружие, чтобы все время держать его в руках, но никогда не отходили от него дальше, чем на пару шагов. И постоянно смотрели друг за другом, готовые к немедленной защите.
Не сегодня-завтра Алтанар решит, что ему необходим полный контроль над чужеземцами. А в действительности — над оружием. О том, что за этим последует, настоятельнице не хотелось думать.
Она вздохнула и пошевелилась, пытаясь устроиться поудобней. Внезапно носилки оказались в полосе раскаленного удушливого воздуха, выдавившего слезы из глаз. Казалось, горло завязывается узлом, и настоятельница закашлялась. Заметив это, чужеземцы прикрикнули на носильщиков, чтобы те поторопились. Через пару секунд дым исчез, и носилки остановились.
— Что вы делаете? — крикнула она Конвею.
Беззаботно усмехнувшись, тот лишь воскликнул:
— Это удивительный мир!..
Несмотря на застилавшие глаза слезы, настоятельница заметила, как Леклерк неодобрительно нахмурился. В словах Конвея было явно больше, чем хотелось бы его другу; на мгновение ее раздражение сменилось интересом: что же еще тут замешано? Голос Мэтта вернул ее к происходящему. Он указывал на странную кирпичную конструкцию, больше походившую на огромную кирпичную булку. Воздух вокруг дрожал от жара, из отверстий в верхней части валил дым. Именно он заставил ее закашляться. Даже не зная, что это такое, настоятельница уже ненавидела эту штуку.
— Подарок Алтанару, — пояснил Конвей, и она пристально поглядела на него. Не послышалась ли в его голосе насмешка? Между тем он продолжал: — Одно из условий получения хорошей стали — жаркий огонь. Мы с Луисом построили эту штуковину, называемую коксовой печью. Внутрь закладывается уголь, а жар выжигает все примеси. Похоже на то, как делают древесный уголь.
— Запах не слишком приятный.
— От этого невозможно избавиться, — произнес Леклерк. — Немного дыма — небольшая цена за лучшие и более дешевые лемехи, петли, печи…
Прервав его намного резче, чем собиралась, настоятельница продолжила:
— …ножи, наконечники для стрел и копий и другие мужские игрушки.
Конвей поморщился:
— Мы прекрасно понимаем, что он не станет использовать все это только в мирных целях, настоятельница. Мы лишь надеемся, что кузнецы смогут делать больше инструментов и за меньшее время.
Не так уж сильно он обрадован, заметила настоятельница Ирисов. В его словах чувствовалось понимание, которого не было у Леклерка. Или тот его лучше скрывал. Никогда не поймешь, что у этих людей на уме.
Она взглянула на женщин. Тут сомнений быть не могло: на их лицах было написано отвращение. Картер очевидным образом исполнилась презрения ко всей этой конструкции. Правильно, подумала настоятельница; ей хотелось сказать Дженет, насколько она с ней солидарна.
Пытаясь сохранить хоть немного доброжелательности, она обратилась к Леклерку:
— Как тебе удалось построить такую круглую крышу? Ведь это тоже кирпич, не так ли? Почему она не падает?
Маленький человечек буквально раздулся от гордости.
— Это настоящий купол. Я точно рассчитал, что нам нужно, потом рабочие насыпали кучу земли нужного размера и формы. Затем каменщики обложили ее кирпичом. Как только раствор схватился, мы извлекли землю. Это не самый лучший способ, но я вспомнил кое-какие рисунки… — Внезапно весь его энтузиазм испарился, и он посмотрел на остальных, будто прося прощения. Продолжив, он явно старался быть сдержаннее. — …То есть я вспомнил, как это делали у нас на родине, и постарался улучшить тот способ. Это хорошее строение, прочное. Посмотрите, как устроена дверца для загрузки угля. А вон та штука наверху называется сводом. Все здание само является несущей конструкцией. Внутри нет никаких подпорок, на крыше может плясать дюжина людей, а она даже не шелохнется.
Настоятельница взглянула на него так, будто он издевался над ней.
— Но это правда, настоятельница, без дураков.
— Без чего?
Теперь все уставились на Леклерка. Тот взмок.
— Это такое выражение. У нас им пользуются. В моей семье, ну, в моем клане. Это значит: если я лгу, то пусть у меня родятся только дураки. Это такая пословица.
Еще одна ложь. Но о том, что называется «коксом», и об этой кирпичной поганке он говорил правду. Остальные следили, проглотит ли она такое объяснение.
— Я никогда не слышала таких слов, — произнесла она. — Расскажи мне, как работает эта печь? — Настоятельница почти улыбнулась, заметив, насколько ему стало легче.
Леклерк прочитал ей лекцию о том, как им удалось найти так называемый «битумный» уголь, и объяснил, что в остальных местных материалах слишком много примесей, чтобы делать из них кокс. Ей очень хотелось сказать, что уголь есть уголь и ничего другого с ним не сделаешь, однако он уже был далеко впереди. В печь закладывали слой угля, объяснял Луис, и нагревали его, чтобы очистить, как он сказал, от газа и смол. Настоятельница решила, что это нечто вроде пара, так как они должны были, по словам Леклерка, подниматься вверх — это было очевидно, судя по накопившейся вокруг топок саже, — где жар заставлял их воспламеняться и огонь нагревал уголь внизу. Для полного завершения процесса требуется три дня, закончил Леклерк.
— Король Алтанар видел это? — поинтересовалась настоятельница.
— Разумеется, он в курсе. Но я хотел, чтобы сначала взглянула ты, — сказал Конвей. — Для нас важно, чтобы ты поняла: наша цель — помочь людям, а не королю.
Она кивнула, охотно согласившись. «Наверное, это отвратительный запах серы сломил меня, — решила она, — он наводил на мысли о Преисподней». Возможно, именно поэтому первое впечатление настоятельницы от постройки было столь негативным. И правильно. Наверняка отсюда появится лишь новое оружие.
Мысли об оружии — и о чужеземцах — всегда приводили к одному и тому же. Рано или поздно Алтанар их уничтожит.
Конвей отъехал поговорить с корабельщиками, оставив настоятельницу наедине со своими мыслями. Потом вернулся на свое место рядом с ней, рассказывая, что не знаком с устройством морских судов, так как их родная страна не имеет выхода к морю. Он обратился к Леклерку, и они вдвоем начали вспоминать особенности конструкции кораблей. Сперва у нее голова закружилась, когда они стали разговаривать о кошках и еще каких-то животных, но потом настоятельница поняла, что их «кошка» — это один из видов лодок, а когда они говорили «аутриггер», то на самом деле имели в виду катамаран.
Почему же они столько знают об устройстве морских судов, если не знакомы с мореплаванием?
Они совсем не такие, какими хотят выглядеть. Все это замечают. Неужели они настолько слепы, что не понимают этого?
Она все еще была поглощена размышлениями, когда процессия добралась до дока и стоящего в нем судна. Сейчас во Внутреннем Море находилось несколько стай касаток, и настоятельница хотела показать чужеземцам церемонию встречи. Но это не значило, что она одобряет ее. Совсем нет.
Касатки были священными животными рода Алтанара, его хранителями. Два раза в год, весной и поздней осенью, всем стаям, живущим во Внутреннем Море, приносились в дар рыба и цветы. Символизм этого действа раздражал настоятельницу. Конечно, цветы и рыба!.. Пища для сильных — самцов, повелителей, и бесполезные цветы для слабых — самок, подчиненных. Церковь поддерживала этот обычай только потому, что один из предков Алтанара был достаточно сообразителен, чтобы объявить, будто он почитает касаток, так как их создал Вездесущий. Это была ложь, но она позволила прекратить ненужные трения.
