– За что? – резко спросил Синухет. Войдя в каюту, он задвинул дверь и повернул до упора регулятор отопительной системы. – Я едва не стал причиной твоей смерти, юноша.
Здесь надо сказать, что Хатэм был молод и отличался редкой красотой. Он был высок, строен, белокож, как и все центряки, длинные курчавые волосы ниспадали на широкие плечи. На лице выделялся квадратный подбородок, говоривший о примеси древней крови, карие глаза смотрели открыто, даже немного наивно.
Синухет мало чем напоминал Хатэма. Уже немолодой, коренастый и смуглый, командир никогда не строил из себя благородного господина, хотя род его восходил к самим Первопроходцам. Двигался он быстро и точно; говорил кратко, по делу, задиристо смеялся, не терял чувства юмора даже в опасности. Синухета любили все. Его было трудно не любить.
– Я едва не стал причиной твоей смерти, юноша, – сказал командир, снимая перчатки.
– Вина моя, – спокойно ответил раненый. – Я знал, чем рискую.
– Риск? – переспросил Синухет. Его густые черные брови сошлись к переносице. – У любого риска должна быть цель. Риск – это опасность ради пользы. Ехать поперек Движения не риск, а глупость.
Хатэм слабо улыбнулся. Несмотря на маковое молоко, он испытывал сильную боль.
– У меня была цель. Я почти добрался до Обочины...
– Почти? – фыркнул Синухет. – От моей галеры на той развалине, что была у тебя, до Обочины ехать сега три.
Он опустился в кресло и дал мне знак. Я поспешно наполнил пиалу.
– Зачем ты ехал к Обочине? – спросил командир, отпив черного пива.
Хатэм тяжело вздохнул.
– Желая проверить одну теорию. Сомневаюсь, варвар, что тебе она покажется интересной.
– Предоставь мне судить, – отрезал Синухет. – Итак?
Раненый помолчал.
– Вам не кажется, что Дорога становится длиннее с каждой натрой? – спросил он затем. – Я изучил сотни манускриптов и записей, читал журналы Первопроходцев. В древности натра была гораздо короче нынешней...
Мы с Синухетом переглянулись и, не сговариваясь, рассмеялись. Хатэм недоуменно поднял брови.
– Я сказал что– то смешное?
Синухет взял себя в руки и строго на меня посмотрел. Пришлось умолкнуть.
– Как твоё имя, юноша? – спросил командир. Когда Хатэм представился, Синухет вновь едва не рассмеялся.
– Я так и думал, что ты философ. Юноша, видишь ли, все кормчие, а я много дуг был кормчим на другой галере, прекрасно знают об удлинившейся натре.
– Мне известно об этом, – сдержанно отозвался Хатэм. – Но позволь закончить, варвар.
– Говори.
– Я построил теорию, объясняющую причину этого явления.
– Боюсь тебя огорчить, но это тоже не является тайной, – фыркнул Синухет. Однако Хатэм с неожиданной горячностью возразил, даже привстав от волнения:
– Общепринятые теории фальшивы! Я могу доказать!
Синухет умолк и странно посмотрел на раненого.
– Можешь? – спросил он после паузы. Хатэм кивнул. Командир дал мне знак, подождал пока его пиала окажется полной и откинулся в кресле, заложив ногу за ногу.
– Слушаю.
– Варвар, как твоё имя?
Синухет представился. Хатэм жестом приказал мне поправить постель и, когда это было сделано, заговорил негромко, с горячим убеждением в голосе:
– Мною обнаружены доказательства, что известная нам история – не более чем легенда, родившаяся в пьяном уме какого– то кормчего на заре времен. Только полный дурак мог бы вообразить, словно мир – это гигантское искусственное колесо, Станция, в ободе которой проложена бесконечная лента Дороги. На самом деле, мы живем на шаре!
Услышав это в первый раз, я решил, что Хатэм безумен. Но Синухет, к несчастью, был человеком редкого ума и страдал общей болезнью всех умных людей. Любопытством.
– Шар? – насмешливо переспросил командир. – Да– а, такой теории мне пока не встречалось. Ответь, юноша, как в таком случае объяснить натры? Что такое натра?
– Мальчик, – раненый обернулся ко мне. – Что такое натра?
– Ответить, командир? – спросил я. Синухет небрежно кивнул. – Натрой называется сегмент великой Станции, где древнейшие обогреватели перестали действовать. Холод мирового пространства убивает там все живое, поэтому мы вынуждены двигаться против вращения Станции, вечно убегая от натры...
– Достаточно! – прервал Хатэм. – Это чушь! Ерунда! Глупость!
– Ну, ну, потише, – улыбнулся Синухет. – Что глупого в теории мироздания?
