уплываю от ответа, ныряя за добычей. Дельфины смотрят мне вслед, и я ощущаю их настроение. Они жалеют меня. Не понимаю, почему в душе я соглашаюсь с ними?...
Нежно сжимаю кальмара челюстями, принимая в себя его жизнь. Синяя кровь заполняет воду, искажая запахи, придавая симфонии Тьмы тревожные ноты. Я принадлежу тьме, я принадлежу смерти. Мне жаль мои жертвы.
Сьедаю четырёх кальмаров, чувствуя ускорение пульса и повышение энергии, ощущая как кровь начинает бурлить в жилах. Я не знаю, какого цвета у меня кровь. Никогда не видел.
Волны звука разносят весть о моей охоте, и сразу океан оживает. Тысячи рыб вспыхивают красками, достойными вечного любования, я слышу торопливые разговоры акул и неспешные беседы громадных осьминогов. Оставшиеся в живых кальмары обсуждают моё сегодняшнее появление из тьмы глубин. Я не понимаю их языка, и это меня печалит. Кто знает, возможно я убиваю великих поэтов или учителей, музыкантов или вождей?...
– Почему ты всегда печален? – тот самый дельфин парит в лучах лунного сияния.
– Потому что моя судьба – прерывать судьбы других. – я пытаюсь обьяснить ему причины своей печали.
– Это не только твоя судьба. – дельфин спокойно парит рядом с моей головой. Он меньше моего глаза.
– Сознание того что я не единственный, не делает мою судьбу легче.
– Тем не менее, прекратив охоту ты погибнешь, и тем самым лишишь мир единственного Великого Змея под луной... – он пытается меня утешить.
– Так ли уж важен этот Змей? – я лежу на поверхности не двигаясь, и смотрю на звёзды.
– Это можешь решить только ты.
– Я ни в чём не уверен.
– Тогда ты должен спросить, и получить ответ.
– У кого?
– Если ты неспособен спросить сам себя – найди равного себе, и задай вопрос.
Я улыбаюсь, потоком фосфоресцирующей воды дельфина переворачивает.
– А почему ты так уверен, что не равен мне?
– Я смертный. – просто отвечает дельфин.
И я ничего не могу возразить. Я плыву прочь от вопросов, скрываясь среди волн. Надо узнать имя этого дельфина. Сверкающая луна посылает холодный свет на воды принадлежащего мне океана, окрашивая их в цвет моей чешуи. Симфония Тьмы гремит в моей душе, наполняя сердце ликованием, заставляя всю мою сущность трепетать от радости бытия. И я понимаю, что не в силах лишить себя подобного великолепия.
И я понимаю, что цена за наслаждение жизнью – смерть.
Завтра я отправлюсь на поиски равного, чтобы спросить.
Сегодня я плавал на охоту.
3-И
Сегодня я лечу на охоту. Бледный диск луны светит с небес, посылая мёртвенный свет на горы, принадлежащие мне. Ветры несут мириады миазмов, творя ароматный букет запахов, расправляющий столь непохожие на мои крылья. Сегодня я лечу на охоту.
Я редко летаю на охоту по ночам. Я предпочитаю делать это ранним утром, когда восходящее Солнце заставляет забыть обо всём кроме красоты, и мир замирает, встречая владыку Света, простирающего свою ослепительную длань над Вселенной. Я люблю смотреть на бушующий огонь Солнца, безжалостно разрывающий нежное тело Тьмы копьями своих лучей, подобно тому как я разрываю нежные тела жертв кинжалами своих когтей. Но Тьму я люблю не меньше – я дитя Тьмы. Лишь огонь люблю я сильнее ночи.
Когда я лечу на охоту, Тьма встречает меня огнём, и навстречу мне поднимаются блистающие деревья звёзд, горные пики лунных лучей, вулканы комет и метеоров. Я знаю, что такое звезда.
Я выхожу из своей пещеры, расправляя многометровые крылья, всей поверхностью перепонки ощущая ветры в ночи. Странные, тревожные мелодии рождают горы под бичом ветра, они стонут, миллионы лет изнывая под пыткой. Иногда горы приходят в ярость, и тогда содрогается земля, и вздымаются крутые пики, рождаясь в огне наперекор холоду ветра. Но ветер терпелив. Он сильнее гор, ибо владеет вечностью. И горы всегда терпят поражение, год за годом лишаясь острых граней и гордых вершин. Ветер – владыка земли, дитя небес. Я – повелитель неба.
Взмахиваю крыльями, рождая вихри. Каждым взмахом я пополняю семью ветров, я – их отец. Небо кидается навстречу, воздух стонет, пронзаемый трезубцем моего сверкающего тела. Небо принадлежит мне, я его владыка в ночи.
Часто в такие минуты я думаю, кто я такой. Я знаю, как меня называют все остальные. Дракон. Это слово не обьясняет мне, почему в мире нет других драконов. Логика твердит, что я не могу быть единственным в роду, и я очень хочу ей верить. Если очень желать, событие может исполниться. По крайней мере, я в это верю. И мечтаю о друге.
Я называю себя Вулкан, потому что это самое верное воплощение моего характера из всех, которые я знаю. Я похож на вулкан своей необузданной, первобытной натурой, своей неспособностью контролировать ярость и гнев. Меня боятся все. Порой я и сам себя боюсь. Не уверен, что смогу сформулировать определение, кто же я такой. Некогда человек по имени Вольтер назвал сам себя «двуногим, без перьев». Я тоже без перьев, хотя имею четыре ноги и крылья. Называть себя «четвероногим, без перьев» я не хочу. Поэтому оставлю определение понятия «дракон» тому, кто захочет. Меня устраивает и это название.
Когда я взмываю навстречу серебру, льющемуся с небосвода, моя чешуя начинает сверкать подобно
