забавлять этих ящериц. И как это ни странно, я не нахожу в себе ни малейшего желания снова предъявлять им свои права на одежду…
Эрскин затянул узлы на своем оружии из ремней и камней.
— Ты не прав, друг мой. Визит в Овраг Ящериц — если, конечно, держаться на безопасном расстоянии — может сослужить нам очень хорошую службу.
Форс сел.
— Каким образом?
— Там погибло пять Чудищ. А сколько их последовало за нами в Землю Взрыва?
Форс попытался вспомнить численность отряда, за которым он наблюдал. Как велик он был? Сейчас он не мог точно сказать, но подозревал, что их было гораздо больше, чем пять. Это расстраивало все его планы. Если это на самом деле так, почему же они оставались здесь, так близко к краю Земли Взрыва? Его ноги уже достаточно окрепли, чтобы он смог пройти несколько миль, оставив за собой эту несчастную пустыню, находящуюся сейчас всего в полумиле позади них.
— Ты думаешь, что ящерицы смогли добавить кое-что к своим запасам?
Эрскин пожал плечами.
— Теперь, когда они предупреждены, наверное, уже добавили. Но добыча, которую они взяли, нужна и нам. Твой лук пропал, но наконечники для стрел были бы нам полезны…
— Так полезны, чтобы снова сунуться на их отравленные шипы?
— Может быть. — И Эрскин принялся допрашивать Форса, что из его снаряжения уничтожили Чудища.
— Все самое ценное для меня! — На Форса опять навалилось прежнее чувство беспомощности и непохожести на других. — Они на клочки разодрали Звездную Сумку и сожгли мои заметки. И, может…
— Остались наконечники стрел, — не отставал Эрскин. — Их не сожгли.
Поскольку он, казалось, всерьез решился на эту экспедицию, Форс начал подумывать, что у южанина была какая-то собственная цель. Сам же он не видел никакой причины для того, чтобы возвращаться в Овраг Ящериц. Он все еще внутренне сопротивлялся, когда они поднялись на вершину возвышенности, с которой Эрскин спустился, чтобы спасти его и Люру. Люра отказалась сопровождать их дальше края Земли Взрыва, и они оставили ее там. Она бегала взад и вперед, прижав уши и дергая хвостом. Таким образом она выражала свое несогласие со всем этим безумием.
Они стояли, глядя вниз на дикую сцену, от которой желудок Форса подкатился к горлу. Он сглотнул и сжал свои распухшие пальцы в кулаки, чтобы боль отвлекла внимание. Ящерицы, может быть, и питались росшей на террасах травой, но, похоже, они так же не брезговали и мясом и сейчас убирали запасы, которыми их снабдил случай.
Два Чудища уже превратились в скелеты, и толпа обитателей оврага споро работала над другими. Цепочка тяжело нагруженных носильщиков взбиралась к входам в пещеры в то время, как их собратья внизу взмахивали крошечными ножами с таким же умением, с каким жертвы до этого действовали своими серпами.
— Посмотри вон туда — слева от того камня. — Хотя прикосновение Эрскина вызвало боль во всей руке, Форс покорно посмотрел туда, куда указывал его друг.
Там была куча всякого добра. Форс опознал остатки своих краг и пояс, такой же, какой носили Чудища. Но блестки света за этой кучей добычи, сваленной в беспорядке, были интересней. Они находились в крошечной нише стены — три голубых брусочка, всего лишь с палец высотой… очень знакомые…
Озадаченность Форса исчезла. Эти брусочки… это были те фигурки, которые он принес из музея в Звездной Сумке. Теперь их установили там — и в ногах у каждой из них была кучка подношений.
Они были их богами. И с внезапным просветлением он понял, почему народ ящериц чтил эти фигурки.
— Эрскин! Эти фигурки — вон в той нише — это те, что я принес из музея… и они делают им подношения… поклоняются им!
Южанин потер челюсть ладонью в знакомом Форсу жесте, означавшем озадаченность. Затем он порылся в дорожной сумке на своем поясе и достал четвертую фигурку.
— Разве ты не видишь, что они поступают так из-за этого. — Форс указал на маленькую головку резной фигурки. Хотя фигурка и была человеческой, голова у нее была от хищной птицы с кривым клювом.
— У одной из фигурок там, внизу, голова ящерицы — по крайней мере, она похожа на голову ящерицы!
— Так. И поэтому… да… я понимаю!
Эрскин бросился вниз по склону, и из его уст вырвался тот же шипящий звук, который он издавал и прежде. Произошло мимолетное движение. Форс мигнул. Рабочие исчезли, спрятались в укрытиях за камнями, покинув овраг.
Южанин ждал с терпением охотника одну минуту, две, потом снова зашипел. Он держал на вытянутой руке между пальцев статуэтку с птичьей головой, и ее голубой блеск был чистым и ясным. Наверное, он-то и выманил их вожаков из укрытия.
Они подошли, осторожно скользя между камней. Увидеть их мог только самый внимательный наблюдатель. И, как с опаской отметил Форс, они сжимали в лапах свои колючие копья. Но Эрскин находился много выше того места, куда упали колючие шарики. Он поставил голубую фигурку на землю и широким шагом отступил вверх по склону.
Именно статуэтка и привлекла их. Трое подошли своей особой стремительной походкой. Когда они оказались на таком расстоянии, что могли коснуться фигурки, они остановились, их головы завертелись во все стороны, наклоняясь под странными углами. Они словно хотели убедиться, что это не какая-то ловушка с приманкой.
Когда одна из ящериц положила свою лапку на фигурку, Эрскин двинулся вперед, но не к ним, а к сваленной в кучу добыче. Он шел осторожно, изучая землю дюйм за дюймом и, казалось, вообще не обращал на ящериц никакого внимания. Три ящерицы стояли, замерев на месте, только их глаза следили за людьми.
Южанин старательно и методично перерыл все, что там лежало. Вернувшись, он принес сапоги горца и то, что осталось от его одежды. Он прошел мимо ящериц так, словно их здесь не было вовсе. После того, как он прошел, вожак схватил голубую фигурку и юркнул за камень. Его собратья чуть не наступали ему на хвост. Эрскин поднялся наверх по склону тем же неспешным шагом, но на лбу и щеках у него блестели бисеринки пота.
Форс сел и натянул сапоги на свои натруженные ноги. Он поднялся и снова посмотрел на долину. Рабочие все еще прятались в своих норах, но в скальном святилище теперь стояло четыре фигурки, а не три.
На следующий день они двинулись на юг, оставив далеко позади Землю Взрыва. И на второй день они уже далеко углубились в открытые поля, где зрели, колыхаясь под солнцем, пятна пшеницы-самосевки.
Форс наполовину перелез через каменную стену, остановился и прислушался. Звук, который он услышал, был слишком слабым и низкого тона, чтобы быть громом, и в нем прослушивался четкий ритм.
— Подожди!
Когда Эрскин остановился, Форс вспомнил, где он слышал такой звук раньше, — это был голос сигнального барабана. Он сказал об этом Эрскину, и тот упал на землю рядом с камнем, приложив ухо к земле. Но послание быстро оборвалось. Южанин, нахмурившись, снова поднялся на ноги.
— Что?.. — рискнул спросить Форс.
— Это был призыв. Да, ты был прав, это был барабан моего народа, и то, что он сказал — очень плохо. Зло надвигается сейчас на них, и они вынуждены отозвать назад всех воинов, чтобы они могли встать на защиту племени…
Эрскин заколебался, и Форс предложил сам.
— Я не копьеносец, а теперь даже и не лучник. Но у меня на поясе все еще висит меч, и у меня есть некоторый опыт в обращении с ним. Мы идем?
— Как далеко? — спросил Форс после нескольких минут молчания.
Эрскин принял его предложение. Но бежать, как это решил сделать Эрскин, было легче для четырех лап Люры, чем для двух ног Форса.
