Мы подошли к овальной платформе, на которую вело несколько ступенек.
На платформе стояли четверо: двое мужчин и две женщины. Они были крепки телом, с живыми блестящими глазами, но над ними была такая аура возраста, авторитета и мудрости, которая поднимала их над другими, как их теперешнее положение на платформе ставило их физически выше остальных.
Каждый из них держал жезл, но не такую относительно короткую палочку, как у Майлин — верхушка их жезла доходила до головы, а конец упирался в пол и свет, сиявший на древках, соперничал со светом ламп и заставлял его бледнеть.
Майлин не стала подниматься по ступенькам, а остановилась у них.
Когда я нерешительно подошел и встал рядом, я увидел ее замкнутое холодное лицо.
Они все пели, и мне стало казаться, что мы не на твердом полу, а плывем в волнах звуков. Мне казалось, что я вижу не Тэсса, а каких-то духов. Я не видел их полностью — они были призраками того, чем могли бы быть.
Долго ли мы стояли так? Я по сей день не знаю и могу только догадываться о смысле того, что происходило. Я думаю, что своей объединенной волей они составляли большую силу, из которой черпали, сколько требовалось, для их целей. Это очень неумелое объяснение того, к чему я присоединился в этот день.
Песня умирала, слабея в серии рыдающих нот. Теперь она несла с собой тяжкий груз печали, как будто вся личная скорбь старого-старого народа просочилась сквозь века и каждая мельчайшая капля отчаяния хранилась для будущей пробы.
Эта последняя песня Тэсса была не для посторонних ушей. Я мог носить тело Маквэда и каким-то образом соответствовать путям Тэсса, но все-таки я не был Маквэдом и потому зажал уши — я не мог больше выносить эту песню.
Слезы текли по моим щекам, из груди рвались рыдания, хотя вокруг меня люди не выражали никаких внешних признаков нестерпимого горя, которое они разделяли.
Один из четверых на возвышении качнул жезл и указал им на меня — и я больше ничего не слышал! Я был освобожден от облака, которое не мог вынести. И так продолжалось, пока не кончились песни.
Затем пошевелился второй главный в этом собрании и указал жезлом на Майлин. Ее собственный символ власти сам собой вырвался из ее пальцев и полетел к большому жезлу, как железо к магниту. Майлин вздрогнула и протянула руку, как бы желая удержать его, но тут же опустила руку и застыла.
— Что ты скажешь в этом месте и времени, Певица?
Вопрос, прозвучавший также и в моей голове, не был высказан вслух, но был от этого не менее понятным.
— Дело было так… — начала Майлин и рассказала все просто и ясно.
Никто не перебивал ее, не комментировал наши невероятные испытания. Когда она кончила, женщина на помосте сказала:
— И еще что-то было в твоем уме, Певица: в твоем клане есть одна, испытавшая сердечный голод, и если подобие того, о ком страдает ее сердце, вернется, возможно, это принесет ей облегчение.
— Это правильно? — спросил мужчина, стоящий справа от говорившей.
— Сначала я не думала об этом. Позже… — рука Майлин поднялась и упала в слабом жесте покорности.
— Пусть та, кого это касается, выйдет вперед! — приказала Женщина.
Движение в толпе — и вышла девушка. Хотя я не силен в определении возраста Тэсса, я сказал бы, что она была еще моложе Майлин. Она протянула Майлин руку, их пальцы сцепились во взаимном приветствии и глубокой привязанности.
— Мерли, посмотри на этого мужчину. Тот ли это, кого ты оплакивала?
Она быстро повернулась и взглянула на меня. На секунду на лице ее появилось что-то вроде пробуждения, глаза вспыхнули, как у человека, увидевшего чудо, затем глаза погасли, лицо затуманилось.
— Это не он, — прошептала она.
— И не может быть им! — резко сказала другая женщина на помосте. — Ты и сама это знаешь, Певица! — ее резкость усилилась, когда она обратилась к Майлин. — Уставные Слова не могут измениться, Певица, ради личных причин, каковы бы они ни были. Ты давала клятву, и сама ее нарушила.
Мужчина на возвышении поднял свой жезл и провел его светящейся верхушкой по воздуху между Майлин и остальными тремя главными.
— Уставные Слова, — повторил он. — Да, мы полагаемся на Уставные Слова, как на якорь и поддержку. А теперь мне кажется, что эта печальная спираль началась как раз из-за Уставных Слов. Майлин, — он один назвал ее по имени, и в его голосе слышалось страдание. — Первый раз она спасла этого человека, уплачивая долг. За большую часть того, что случилось с тех пор, она также не ответственна. Поэтому мы обязаны сделать то, что она предполагала — вернуться с ним в Ырджар и исправить то, что было сделано ее властью.
— Она не может этого сделать, — сказала женщина с резким голосом, и я услышал в ее тоне удовлетворение. — Разве вы не слышали, что случится с Майлин-Певицей, если ее там увидят?
Майлин подняла голову и с удивлением посмотрела на нее:
— Что ты имеешь в виду, Древняя? Какая опасность грозит мне в Ырджаре?
— Инопланетники, которые зажгли пожары, убивали людей и выпустили барсков войны, уверяли, что Майлин околдовала Озокана, сделала его сумасшедшим, и ее нужно убить. Многие этому верят.
— Инопланетники? Какие? И зачем? — я вмешивался вроде бы не в свое дело, оно касалось только Майлин и правительства ее народа. Но инопланетники? Причем они тут?
— Не твоего племени, сын мой, — сказал один из мужчин. — Это тот, кто приходил к Майлин до всей этой истории и хотел сделать ее своим орудием, а также те, для кого он действовал. Похоже, что у тебя и твоего народа тот же сильный враг, что принес войну на Йиктор.
— Но… если ты имеешь в виду людей Синдиката, — я ничего не понимал.
— У меня нет личных врагов среди них. В древние времена наш род и их враждовали, это правда. Но в последнее время наши разногласия были улажены. Это какое-то безумие!
Одна из женщин на платформе печально улыбнулась.
— Всякое убийство и война — безумие, будь то между человеком и человеком или между человеком и животными. Однако по каким-то причинам те люди сражаются на равнинах и назначили цену за Майлин. Возможно, они боятся, что она слишком много о них знает. И ехать в Ырджар…
— Как Майлин, — сказала девушка, стоящая рука об руку с моей спутницей, — наверное, нельзя. А как Мерли?
Старейший задумался, затем кивнул почти с сожалением.
— Сейчас самое время. Третье кольцо уже начинает бледнеть, а только под ним можно по-настоящему обменяться Тэсса с Тэсса. У вас это сохранится не более четырех дней.
— Наверное, надо, — сказала Мерли, — произвести обмен не здесь, а на холмах, на границе с равнинами. Тогда четырех дней будет достаточно, чтобы съездить в Ырджар.
Майлин покачала головой.
— Лучше уж я поеду в своем теле, чем рискну твоим, сестра. Я сама плачу свои долги.
— Кто говорит, что ты не платишь, — возразила Мерли. — Я прошу только, чтобы ты следовала мудрости, а не глупости. Ты говорил, — Мерли обратилась к вождю, — что Майлин имеет право довести эту авантюру до конца. В Ырджаре многие знали, что Маквэд и я были спутниками жизни. Если мы пойдем вместе, кто нас в чем-нибудь заподозрит? Это самый лучший способ.
Наконец, было решено, что ее план хорош. Меня не спрашивали. По правде сказать, я был занят мыслями об инопланетниках. По словам Майлин, Слэфид с самого начала был замешан в интригах Озокана и угрожал Майлин и Малику. Но ведь я знал, что он всего-навсего младший офицер на корабле Синдиката. Зачем Синдикату война на Йикторе? В прошлом они устраивали такое на примитивных планетах — мы знаем об этих кровавых историях — и ловили рыбку в мутной воде, когда обе воюющие стороны истощались. Но на Йикторе, насколько я знаю, нет таких богатств, чтобы стоило идти на риск привлечь внимание Патруля.
Я ломал себе голову над этим, пока мы ехали обратно по своему следу.
Ехали мы верхом — я, Майлин, Мерли и двое мужчин Тэсса, ехали с такой скоростью, на какую были
