Неизвестная блокада

поздно под влиянием голода поднимет восстание. Необходимо возглавить это движение и затем от имени масс можно говорить с немцами».

О том, что идея организованного выступления стала все больше овладевать массами, говорили зафиксированные агентурой УНКВД высказывания представителей самых разных слоев общества:

«... Наши верхи с нами никогда не считались и не будут считаться. Они будут делать все, что захотят, потому что мы не умеем выступать организованно, целым заводом или фабрикой, а выражаем недовольство поодиночке или маленькими кучками»¹⁷¹.

Наряду с этим все большее развитие получали настроения обреченности, фатализма, религиозности. В постановлении бюро Московского РК ВКП(б) от 17 ноября 1941 г. о состоянии работы на эвакопунктах отмечалось, что у населения стали развиваться «крайне нездоровые настроения», что «в отдельных комнатах развешаны иконы, жильцы отказывались слушать беседы на политические темы, отказывались от дежурств»¹⁷².

Служба безопасности СД отмечала, что во второй половине октября—начале ноября 1941 г. настроения населения не претерпели существенных изменений. Однако с начала ноября ухудшение продовольственного снабжения оказало заметное влияние на здоровье горожан, которые стали пухнуть от голода. Вместе с тем СД в который уже раз указывала, что пассивность немецкой армии активно использовалась советской стороной в пропагандистских целях. Широко муссируемая в ленинградских средствах массовой информации идея о том, что «немцы вовсе не хотят брать Ленинград», по мнению немецкой разведки, существенно снижала повстанческий потенциал горожан. При этом подчеркивалось, что серьезное озлобление у рабочих вызывали «стахановские» темпы на оборонных предприятиях, увеличение продолжительности рабочего дня до 12, а на некоторых заводах и до 14 часов¹⁷³. Недовольство создавшимся положением проявлялось в «громкой ругани» власти в очередях, на которую милиция уже не обращала никакого внимания. Особое раздражение населения вызывал тот факт, что партийные функционеры по-прежнему снабжались из спецмагазинов и не знали тягот блокады. Немецкая разведка утверждала, что в конце ноября «среди рабочих многих заводов имеет место недовольство, причем около половины открыто выступает за сдачу города»¹⁷⁴.

В конце ноября продовольственная тема по-прежнему оставалась самой актуальной. Четвертое по счету снижение норм отпуска хлеба, а также других видов продовольствия¹⁷⁵ с сентября 1941 г. оказало крайне негативное воздействие на горожан.

Однако, несмотря на дальнейшее ухудшение снабжение города продовольствием и перебои в торговой сети, ленинградцы, по оценкам УНКВД, «выражали готовность стойко переносить выпавшие на их долю тяготы и лишения»¹⁷⁶. Такой же точки зрения придерживались партинформаторы. 21 ноября 1941 г. в связи с оценкой настроений после снижения норм в одной из записок, направленных в горком ВКП(б) говорилось:

«В подавляющем большинстве трудящиеся со всей серьезностью относятся к переживаемым трудностям, правильно и трезво оценивают обстановку на фронте и в Ленинграде и понимают необходимость снижения норм... Настроение трудящихся района в основном здоровое; настроения упадка, уныния, неверия в силы командования разорвать кольцо блокады, разговоры о том, что люди начинают пухнуть с голода, а также антисоветские разговоры и вылазки имели место на отдельных предприятиях со стороны отдельных рабочих и работниц» (выделено нами — Н.Л.) ¹⁷⁷.

Тем не менее, на ряде предприятий и учреждений (например, в Эрмитаже) собрания о продовольственном и военном положении Ленинграда прошли при полном молчании присутствовавших, вопросов и выступлений не было¹⁷⁸. Усталость от войны и неверие в способность существующей власти решить текущие проблемы нашла свое проявление в вопросах, которые задавали партийные агитаторы представителям РК и ГК партии 21 ноября 1941 г. в Ленинграде. Наиболее распространенными были следующие: «нет ли признаков второго фронта», «скоро ли снимут блокаду», «скоро ли изменится продовольственное положение» и др.¹⁷⁹

Рабочих не убеждали сравнения с1918 г., высказывалось недоверие руководству Ленинграда («питается за счет рабочих»), а также страны («город брошен на произвол судьбы»). Основные вопросы, которые задавались представителям власти на собраниях, касались перспектив снятия блокады и улучшения продовольственного снабжения. Высказывались пожелания о необходимости установления рабочего контроля за работой столовых и магазинов¹⁸⁰.

Среди рабочих еще большее распространение получили забастовочные настроения. Часть из них пришла к выводу, что только организованное выступление может оказать воздействие на власть и, с другой стороны, будет гарантией их (рабочих) безопасности. Однако по-прежнему большинство рабочих ограничивалось требованиями улучшить их продовольственное положение, требования политического характера звучали весьма редко. Отдельные рабочие отмечали, что коммунисты, настаивая на защите Ленинграда, борются прежде всего за собственную жизнь:

«... Мы терпим голод потому, что здесь засело много коммунистов. Им деваться некуда, и они не сдаются. Надо организованно всем до одного требовать — или пусть сдают город или снабдят нас как следует... » (контролер завода № 371 Х.);

«... Надо устроить свою войну, сбунтоваться и не работать» (работница фабрики «Рабочий» Г.);

«...Нам надо организованно бросить работу, всех не расстреляют. Все, что говорят про Гитлера, надо понимать наоборот» (работница фабрики «Рабочий» Ш.)¹⁸¹.

На целом ряде предприятий (завод им. Марти, завод № 190, артель «Ленкооптекстиль», Ленмолзавод и др.) отмечались случаи индивидуального и группового отказа от работы из-за плохого питания и истощения людей¹⁸².

26 ноября 1941 г. зав. оргинструкторским отделом горкома ВКП(б) Антюфеев проинформировал секретарей ГК ВКП(б) А.Жданова, А.Кузнецова, Я.Капустина и Н. Шумилова о новой волне панических слухов, ожидании дальнейшего ухудшения продовольственного положения и вследствие этого огромных очередях у продовольственных магазинов, которые появлялись в 3—4 часа ночи и насчитывали от 200 до 2000 человек¹⁸³. Как это бывало уже не раз, власть восприняла высказывавшиеся населением предложения — вскоре последовало прикрепление ленинградцев к определенным магазинам, что избавило горожан от бессмысленного выстаивания в огромных очередях на морозе.

Секретарям Ленинградского горкома ВКП(б)

тов. ЖДАНОВУ, А.А.

тов. КУЗНЕЦОВУ, А.А.

тов.КАПУСТИНУ, Я.Ф.

тов.ШУМИЛОВУ, Н.Д.

ИНФОРМАЦИОННАЯ СВОДКА*.

В городе распространен слух, будто с 1-го декабря взрослому населению вместо хлеба будет выдаваться дуранда (жмыхи), а детям — галеты. Муссируются также слухи о том, что прорыв вражеского кольца блокады затягивается, а запасы продуктов в городе исчерпываются. В связи с этим в последние дни у продуктовых магазинов и у хлебо-булочных выстраиваются огромные очереди. Люди начинают скапливаться с 3—4 часов ночи и целый день стоят в ожидании каких-либо продуктов.

24 ноября, например, с 4-х часов ночи выстроилась очередь у магазина № 48 (уг. пр. Газа и пр. Огородникова). В течение дня сюда не было завезено никаких продуктов, но народ не расходился и 7 часам вечера здесь еще стояла очередь в 200 с лишним человек. Директор магазина тов. Пошибайлов не раз предупреждал людей о том, что никакие продукты сегодня не ожидаются, но очередь продолжала стоять.

Огромная очередь (человек 400-500) в этот же день выстроилась у магазина № 57 Ленинского района. Кто-то сказал, что здесь будут выдавать колбасу и вермишель. Когда директор начал уговаривать народ разойтись, так как никакой колбасы вообще не будет, а вермишели хватит только на 70 человек, поднялся большой шум. Раздавались выкрики:

— У вас вон какие рожи, нажрались за наш счет...